Роберт Уоррен - Свои люди
– Доброе утро, Джейк, – она села за стол и положила на скатерть худые мокрые руки.
– Доброе утро, мис Аллен, – сказал он.
Она смотрела на негра и ждала продолжения. Он стоял точно посередине между столом и буфетом, учтиво сняв шляпу. Его синие джинсы полиняли от многих стирок, а черный длиннополый сюртук болтался на угловатых плечах. Большая золотая цепь от часов пересекала черный жилет, который был ему широк и коротковат.
– Мис Аллен, – проговорил он с выражением. Потом улыбнулся – все той же степенной, но не виноватой улыбкой. – Мис Аллен, я не вмешиваюсь обычно в дела женщин, но кое-что я должен вам сказать.
– Слушаю, Джейк, – сказала она.
– Я об этой девушке, Виоле. Она сказала неправду обо мне и моей жене. Сказала, что мы брали с неё девять долларов в неделю, пока вы с мистером Алленом были в отъезде и она у нас столовалась.
– Именно так она и говорила, – сказала она устало. – И я её пожалела, заплатила ей лишних три доллара.
– Эта девушка, Виола, она сказала неправду. Никаких девяти долларов моя жена с неё не брала, никогда, – сказал он печально. – Она нам платит семьдесят пять центов в неделю за комнату, мис Аллен, боже упаси требовать с неё больше. И когда она у нас ела, моя жена сказала, что за это тридцати центов в день хватит. – Он терпеливо стоял посреди комнаты, коричневое лицо его с обвислыми шелковистыми усами было почтительным и спокойным.
– Значит, она мне солгала, – помолчав, сказала женщина за столом.
– Да, мэм, – сказал он, – солгала. По-другому никак не назовешь.
– Она хотела, чтобы я дала ей эти три доллара, и я их дала.
– Да, мэм, скорее всего, она хотела эти три доллара. – Джейк помолчал, кашлянул. – Мис Аллен, – он переложил шляпу в другую руку, – я, кажется, знаю, для чего они ей занадобились.
– Да?
– Она купила себе новый жакет. На днях приносит его домой и давай моей жене показывать. Серый такой жакет, с мехом.
– Новый жакет! – Она вскочила, громыхнув стоящей на столе посудой. – Боже правый, новый жакет. Ей не нужен был новый жакет. Значит, она солгала, чтобы выманить у меня три доллара. И это после того, как я столько одежды ей надавала в этом году. Джейк, ты же видел эти вещи, скажи?
– Видел, – сказал он. – Она принесла их домой.
– Там и жакет был.
– Да, мэм, на что ей больше одежды. Она ведь никуда не ходит. Возвращается каждый вечер домой, наряжается в те одежки, что вы ей подарили, и расчесывает волосы. Никуда не ходит, сидит в своей комнате, посидит-посидит и спать ложится.
– У нее, кажется, и друзей нет, – сказала она.
– Да, похоже, ей вообще друзья без надобности, – сказал Джейк.
Белый молодой человек, стоявший у двери кухни, вынул изо рта трубку и помахал ею в воздухе.
– Не надо было увозить её из Алабамы, отрывать от своих, – мрачно сказал он. – Вот в чем беда.
Негр размышлял, поглаживая указательным пальцем длинные шелковистые усы.
– Может, оно и так, – согласился он. – Может, со своими она ладила. Но нам она не своя. Она не такая, как я и моя жена. Кого угодно спросите вокруг. Бог свидетель, мы со всеми стараемся по-честному, независимо, белые или черные. Любого спросите.
– Я рада слышать, что вы не брали с неё девять долларов, – сказала она.
– Нет, мэм. Нам и не нужно было, чтобы она у нас жила. У нас и дом собственный, и земля, и я много работаю, и плотничаю, и каменщиком, так что на жизнь хватает. Она нам и не нужна была никогда. Но я сказал жене, девушка, мол, за сотни миль от дома, среди чужих людей, в чужих краях. А так, чтобы она нам сильно нужна, такого не было. – Он повторял эти слова, будто заучил их наизусть, и, держа в руке черную фетровую шляпу, с высоты своего роста глядел поверх головы стоящей перед ним женщины. – Пусть съезжает тогда, коли врет.
– Джейк, она вчера от меня ушла. Причем именно в тот момент, когда собрались гости, – сказала она с обидой. – И больше я назад её не приму, как в прошлые разы.
– У меня она тоже не может больше оставаться. Наверно, ей лучше уехать.
– Наверное, – сказала она.
– Пусть лучше возвращается к своим, откуда приехала. – Он попятился к двери кухни, беззвучно шаркая по ковру туфлями на стертой подошве. В кухне остановился, вертя в руках шляпу, будто припоминая, что же ещё хотел добавить.
– Джейк, – сказала женщина; лицо её стало вдруг жестким и решительным. – Скажи Виоле, чтобы зашла. Нынче же утром, немедленно.
– Да, мэм.
– Ничего ей не объясняй, просто пришли сюда.
– Да, мэм.
– Спасибо, Джейк.
Он ещё немного помедлил, будто колеблясь. Потом сказал:
– Всего доброго, мисс Аллен, – и вышел с черного хода, осторожно прикрыв за собой дверь.
Когда дверь едва слышно закрылась, женщина немного успокоилась и снова села на стул у стола.
– Господи, – сказала она, – только подумать: эта дура идет и тратит все свои сбережения на жакет. Причем один жакет у неё уже есть, а я всю зиму уговаривала её откладывать деньги.
– Негры, – произнес он почти с благоговением. Он стоял около буфета, широко расставив ноги. – Негры, – он помолчал, раскуривая трубку, – жить умеют. Как говорит одна умная книга: «Не хлебом единым жив человек». Так и Виола – всю зиму вкалывает, ты учишь её экономить, а когда набегает приличная сумма, она знает, как с ней поступить.
– Ой, Билл, заткнись. – Она сидела за столом растерянная и расстроенная, водя по грубой скатерти худыми пальцами.
– Ну, купила она новый жакет. Теперь у неё есть чем гордиться.
– Еще бы ей не гордиться. Выманила у меня три доллара.
– Моя маленькая благодетельница, – сказал он и, подхватив со стола тарелку со сморщенными, засохшими сандвичами, зашагал к кухне.
– Твоя маленькая доверчивая идиотка, – сказала она и пошла следом за ним.
Когда негритянка появилась на тропинке, он сидел на веранде за пишущей машинкой, облокотившись на большой некрашеный стол. Она прошла прямо под ним, её тощие, кривые ноги равномерно ступали по бугристой земле, тело наклонилось вперед, а руки у груди будто сжимали невидимую муфту, но он сделал вид, что не заметил её. Жена вышла на веранду с сигаретой.
– Вон, идет, – сказала она.
– Я видел, – сказал он. – В новом жакете.
– Что мне ей сказать?
– Черт, да ведь это ты её сюда зазвала, не я.
– И что я ей скажу?
– Скажи, что она воришка и лгунья, но ты любишь её как сестру и хочешь, чтобы она вымыла посуду.
Захлопнувшись, калитка лязгнула старыми лемехами, которые служили ей противовесом. Негритянка остановилась и с немым вопросом глядела на веранду.
– Подойди сюда, Виола, – сказала с веранды женщина, и та медленно подошла.
Остановилась у крыльца, продолжая смотреть на неё безмолвно и вопросительно, по-прежнему сжимая у груди руки.
– Поднимись, Виола.
Негритянка поднялась на веранду.
– Доброе утро, мисс Аллен, – сказала она, рассеянно перебирая пальцами серый мех на открытом вороте.
– У тебя новый жакет, Виола.
– Да, мэм. – Она безвольно и вяло уронила руки.
– Красивый жакет, Виола.
– Мне тоже понравился, – сказала негритянка. – Я видела такой однажды из окна, на одной девушке, у неё было серое платье, и туфли серые, и жакет, и шляпка… все серое… – Она подняла светлое, медного оттенка лицо и уставилась на женщину желтоватыми, как у животного, глазами, и хотя не было в этих глазах глубины, во взгляде сквозила доброта и какая-то покорность.
Женщина встретилась с ней взглядом, поднесла к губам сигарету, без удовольствия затянулась и выдохнула дым прямо перед собой. Внезапно она отвела глаза и боком прислонилась к перилам веранды.
– Виола, – решительно начала она и запнулась. Резким, напряженным жестом отшвырнула горящую сигарету в сад, и там, среди юной травы и прошлогодних стеблей шалфея, от неё потянулся еле заметный дымок. Женщина обернулась к негритянке: – Виола, ты говорила, что жена Джейка брала с тебя девять долларов, пока нас не было.
– Да, мэм.
– Твои слова, верно?
– Да, мэм, мои.
– Джейк заходил, – сказала женщина, встретившись взглядом с кроткими желтыми глазами, – и говорил, что никаких девяти долларов они с тебя не берут.
В лице, в желтых глазах, не произошло никакой видимой перемены, сплошная апатия и покорность.
– Он говорил, что комната стоит тебе семьдесят пять центов в неделю, а когда ты у них ешь, ещё тридцать центов в день. Это верно?
– Да, мэм.
– «Дамэм»? – От негодования лицо женщины стало жестким и обиженным. – Ты мне солгала! Почему? Зачем?
– Это не была ложь, мисс Аллен.
– А что же это было, если не ложь? Ложь – это когда говорят неправду, – вдруг объяснила она спокойно. Потом резко, с укором бросила: – Ты солгала.
– Это не была ложь, мисс Аллен.
– Не перечь мне, Виола!
Мужчина громко отодвинул стул, поднялся, стукнувшись о стол, и ушел в дом.
– Ты солгала, – продолжала она сурово, – потому что хотела выманить у меня деньги. Три доллара. Чтобы купить жакет. Ты украла три доллара.
