Валерий Шелегов - Банные дни на Индигирке
— Мотри, не выжрите там всю…мне беленькой оставьте. Да про телочку напомни, чтобы с первым отелом в апреле не забыл…
Тетка Валя порой загуливала пуще деда. Тот даже прятал от нее самогон, сам переставал пить. Тетка Валя допивалась до того, что можно было ее увидеть бегущую по поселку в комбинации и босой.
Клиенты на баню у тетки Вали проще — несли слабый разлив, бражку. В магазинах любой водки — хоть залейся. Старожилы Индигирки упрямо держались своих традиций, гнали брагу и крепкий первач. Пили свое и на свои. Бомжей на Севере, не водилось и не плодилось. Годы скрепляли дружбой людей настолько, что иной раз казалась сестра или брат, приехавшие с материка в гости — чужее соседки. Тетка Валя водочкой не гребовала, поэтому всегда требовала оставить ей «беленькой».
И только за полночь наступал бабий черед. Теперь уже сборы закуски точь-в-точь повторялись теткой Валей. Красная лицом от злобы и бражки, свирепая на Благинина за затяжку с баней, она орала так, чтобы Благинин слышал, когда шел из бани через двор в дом:
— Ты про телочку ему напомнил? — деду Митьке становилось — хоть беги. — Мясо наше жрет, огурчики, баню ему вытопи — пусть расплачивается!..
— Не ори! — покрывал ее голос своим матом дед Митька. — Дасть, раз обещал.
— Ага, он тебе дасть, да еще поддасть! Мы что, ему обязаны…до часу ночи, барин, баню держит. Мои бабы заждались…
И в доме поднималась такая словесная беда, что даже дед Митька торопел:
— Да будет те лаяться. Не сейчас же за телочкой идти…
— Все они… — продолжала, не снижая обороты, она.
«Всех их» тетка Валя поминала матом не случайно. За эти годы много перепарилось народа начальствующего в бане у Фомичевых. Все чего-то да обещали. Один Брытков слову оставался, верен и помогал за счет СМУ. В парной не единожды решались вопросы районного масштаба. Дед Митька был не болтлив, что и знал, внятно сформулировать бы не смог — не владел молчун речью. Двор всем обеспечен. Телефон поставлен на случай «гона»: звякнут — баб, каких хочешь, доставят в баню. Топил дед Митька баню и на заказ. Осенью, когда рабочий люд с госдобычи золота валил в отпуска на материк. В прошлом году, в это же время, бабка в Донецке у сына была, старатели трех девок привели. Дед Митька дружил с народом. Вытопил среди недели и для старателей с бабами баню. И пошел хоровод в доме!
— А ты, дедушко, богатый Буратино! Займи зелененькую соточку. — третью девицу старатели деду подарили. Сами перепились, хоть с самих и штаны снимай. А девки молодые, охочие.
— Займи зелененькую… — да займи ей. Каждой дед Митька не поскупился — «занял». Такой он, дед сто лет, оказался в глазах молодух. Это тетка Валя не знала, молодая зазноба у Митьки постоянная имелась. Кто? Не выдавал и Брыткову.
Вернувшись от соседей без серванта, дед Митька продолжил возню с подготовкой бани к вечернему помыву. Тетка Валя тем временем завела «Москвич» и обозлила гоночным ревом дырявого глушителя всех окрестных собак.
Знакомый треск глушителя покатился к пятиэтажкам в центре. Оттуда переместился к столовой. Там затих.
Дед Митька осматривал водопровод. В теплое время года воду он не заготовлял в бочки местной водовозкой, протягивал трубы к пивзаводу. Октябрь ночами зябкий часто. За ночь вода в трубах взялась корочкой. И сейчас, солнечным утром, в затишке ограды, трубы мокро оттаивали. В баню по этой причине вода не поступала пока. Дед Митька прошелся вдоль трубопровода с железным прутом, простучал нутро труб. Вода зашипела, пошла в бочку в мойке. Бочка для нагрева горячей воды рядом с топкой. Возле дна вварено колено — вход и выход: само колено уведено в топку и тоже обварено на входе труб к колосникам. Вода циркулирует и греется быстро. Решил после заливки воды разобрать водопровод: время, октябрь начался.
Дед Митька выпустил из свинарника в огород на картофельную ботву свиней. Отходил поленом за непослушание кабана. Взялся чистить загоны, отставил вилы, прошелся по куриным кладям и собрал в глубокую миску редкие для осени яйца. В дом нести поленился, в предбаннике на стол поставил.
Крупный кот тигриной масти неотступно таскался до сего момента за хозяином. Деда всякая живность любила. Тетка Валя терпела только свиней и куриц. Кота ненавидела. Поэтому в доме кот не жил, а обитал в бане и при свинарнике. Кормил его дед Митька. Брал с собой в лес, когда ездил на моторной лодке, за вениками к Пионерлагерю. Кот рысью по сучьям прыгал. Дома коту от тетки Вали доставалось. Кот любил сырые яйца, таскал их из кладей и был за это не раз бит. И сейчас, проскользнув в предбанник, кот нагло смахнул миску лапой.
Дед Митька услышал грохот миски и треск скорлупы. Кот испугался и рванул у него между ног — и чуть под вилы не угодил!
— Вву-у-тт, зараза, теперича чисть палас…
Яиц дед Митька не пожалел. Подосадовал — работы прибавилось. Стал сгребать веником на совок битые яйца. Потом долго и тщательно мыл горячей водой зеленый палас. От паласа остро запахло самогонкой, которую он гнал здесь на прошлой неделе.
Двор Фомичева милиция обходила. Участковый мылся с друзьями, пил самогон даром. Самогонка в поселке дорогая и в цене. Водка пять раз дороже. Поэтому спрос на первач. У деда клиентов хоть избавляйся от них выборочно.
Услышал из закутка, как тетка Валя подъехала на «Москвиче», пошел к ней за калитку помочь занести бачки с пищевыми отходами. Про кота и яйца брякнул.
— Я этого кота скоро повешу вместе с тобой! — еще не выбравшись из машины, заявила тетка Валя.
И не успели они поругаться, как завидели бегущую через дорогу соседку, у которой собрались купить сервант.
— Чой-то с тобой? — потеряла Фомичиха интерес к деду. — Вид такой, будто ограбили тя…
— Ой, и не говори, Валя, миленькая, Уж и не знаю на кого думати? И кроме вас в дом посля никто не входил…
— Што стряслось? — оперся на угольную лопату рядом дед.
— Та шо? Та шо? Вы ушли утром и кошелек пропал! Кинулась в магазин — нигде нет! А он на столе лежал.
— Та разве ж мы такие люди? — оторопел дед Митька.
— А какие вы? — оговорилась соседка.
И пошла, и поехала собирать все до кучи за последние двадцать лет! И про уголь из СМУ, и про телочку, и о комбикорме не забыла. Наконец, дедов первач припомнила.
— На столе лежал! — настаивала соседка. — Фомичев еще там носом крутил. Видела…
Фомичевы от такой наглой прыти дара речи на время оба лишились. Деньги, должно быть, пропали большие — шутка ли, дом продала.
— Чо-чо? Я…носом крутил?! — такой лютости деда боялась даже тетка Валя, хотя и поколачивала она его пьяненького. — Я…я? Вынюхивал? А тебе серванту захотелось? Мало тебе двух сервантов — третий подавай?! — и заприплясывал, затопал ногами в бешенстве. При военных действиях с теткой Валей у Фомичева излюбленное оружие — утюг! Но сейчас, за оградой, утюга нет, а в руках широкая совковая угольная лопата. Со всего маху дед Митька залепил этой лопатой по толстому заду тетку Валю:
— Серванту тебе захотелось?! — заорал на всю улицу.
И Фомичиха — квох-квох-квох!!! — подпрянув от боли удара лопатой по ягодницам, пустилась бегемотом рысью следом за соседкой.
— Я те покажу…носом крутил… — отшвырнул на кучу с углем лопату, махнул рукой на торчащие из багажника бачки с отходами для свиней. Одному ему не справиться. Подался дочищать загоны. Досталось опять кабану, теперь уже для порядка. И кот тигровой масти доволен. В отсутствие деда за оградой, вылизал все скорлупки до суха от желтка и белка.
Бабы в два голоса ревели в доме соседки и искали уже без всякой надежды пропавший кошелек. Дед Митька, ровно бы ничего не стряслось, протопал через прихожую к серванту, случайно откинул край скатерки с узла. Ридикюль лежал на узлах.
— Не ентот?..
Бабы замерли.
— А уж миленький ты мой, а уж хороший ты мой! — поднесла к губам и поцеловала ридикюль соседка. — Вот уж дура, так дура! Ждала вас, сунула и забыла!
— Скоко хоть там у тебя? — лукавил дед Митька, спрашивая. Тетка Валя улыбалась, отгородила собой окно и золотые ключики в ящиках серванта заблистали в лучах солнца.
— А вот же они, миленькие, все на месте — пять десяточек! — вынула она хрустящие новые червонцы из ридикюля.
— Пять десяточек? — не поверил дед Митька в абсурдность наговора на него. — И это я — крутил носом?!
Искрилась в лучах солнца пыль, сверкал глянцем ореховый сервант с зеркалами и стеклами. В доме на такой час и мухи не случилось в свидетели!
Дед Митька быстро сунул в карман джинсов руку; вывернул мятую полсотенную. Повертел ее перед бабами, ехидно поцеловал деньги, собрал слюну и смачно харкнул в зеркало серванта. Пришлепал на плевок полсотенную, убедился, что прочно прилипла.
— Вот те компенсация! — Обозлил он тетку Валю, торговавшую эти пятьдесят рублей уступки при покупке серванта…
