Ильдар Абузяров - Манекен Адама
– Что грустишь? – спросила Катя у растерявшегося Артёма.
– Да нет же, я не грущу, – снова стал оправдываться Артём. – С чего вы все это берёте?
– Тогда, может, потанцуем? – предложила Катя вот так запросто.
И Артём, никогда до этого не танцевавший с девушками, дико стесняясь и извиняясь, крепко взял Катю за талию и, всё так же неловко подгибая колени, начал переминаться по кругу, шаркая подошвами о пол. Он шаркал, боясь оторвать ноги от пола и ненароком наступить Кате на белые туфли.
А Кате, с её красивыми бабочками на туфлях, наверняка хотелось кружиться на танцполе, то взлетая к зеркальному шару под потолком, то опускаясь к стелющейся дымовой завесе. Артём же еле шевелил ногами, да и руки его совсем не активничали и не хозяйничали, потому что чресла его от напряжения то ли онемели, то ли отсохли.
5
– Затёк я тут танцевать, – шепнул Кате Артём, вместо того чтобы сказать спасибо.
Но Катя не обиделась, а рассмеялась. И они по предложению Кати пошли разгонять кровь вдоль тонких изломанных каналов.
Артёму пришла в голову такая ассоциация, потому что он неестественно вывернул запястье, будто лучевая кость сломалась, и Катя, как опытный врач, слегка разминала и массировала ему онемевшие пальцы. А ещё Катя поддерживала его вывернутое запястье на весу своей тоненькой ручкой, словно шиной.
– У тебя ладонь такая тёплая и мокрая, – заметила Катя, пытаясь завязать разговор.
– А что, должна быть холодная и сухая, как у покойника? – спросил Артём, почему-то вспомнив, как на уроке ОБЖ им рассказывали, что рука после наложения шины не должна неметь и быть холодной. Препод, заставлявший их то и дело, надо не надо, надевать противогаз, объяснял, что холод в пальцах – это признак того, что артерии пережаты и кровь не поступает к конечностям.
– Нет же, – смутилась Катя. – Я не поэтому сказала.
– А почему?
– Просто у тебя кожа такая приятная на ощупь.
Оказывается, он, Артём, Кате уже давно нравился. Ещё с третьего класса, когда он дал ей попользоваться своими красками. А ещё на дне рождения у Полины аниматор раскрасил их лица в морды зверей из каталога. И она, Катя, выбрала тигровую бабочку с блёстками, а он, Артём, выбрал себе морду рыжего тигра, и Кате тогда показалось, что это тоже знак.
И вот так, гуляя и вспоминая школу и учителей, они с Катей болтали о всякой ерунде, открывая друг другу много нового и интересного. О чём-то Артём был уже осведомлён, чего-то совсем не знал. Например, он впервые слышал, что у учителя физики был роман с математичкой. А учительница, что учила их правильным семейным отношениям, родила трёх детей от трёх разных мужей.
– Поэтому она мне постоянно тройки ставила? – не-удачно пошутил Артём.
– Бог троицу любит! – тоже неудачно пошутила Катя.
– Зато мои родители любили четвёрки и пятёрки, и только Наталья Викторовна это понимала.
– Да, музычка добрая…
Так обсуждая учителей, они дошли до их классной Натальи Викторовны, с которой им было очень грустно расставаться.
– А правду говорят, – спросил Артём, – что у нашей музычки никогда не было мужчины? Что она до сих пор девственница?
– Кто говорит? – будто удивилась Катя.
– Ну, пацаны говорят там разное.
– Всего скорее, так и есть, – покраснела Катя, – всего скорее, наша училка такая.
– Как же так получилось? – удивился вслух Артём. – Она вроде красивая и интересная! Поговорить есть о чём с ней.
– О чём поговорить? – в голосе Кати проскочили нотки ревности.
– О Моцарте. В музыке вот она разбирается.
– Выбирала, выбирала среди женихов, – хмыкнула Катя, будто со знанием дела, – вот и довыбиралась.
– А что, ей и повыбирать нельзя было? – возмутился женской логике Артём. – Или нужно было с первым попавшимся в постель прыгать?
– Можно выбирать, но не так привередничать, – не уступала Катя, – слишком большие у неё аппетиты были.
– А я слышал, что она от безысходности готова была уже за пьяницу какого-то замуж выйти.
– Я тоже такое слышала.
– А ты не боишься остаться старой девой? – надавил Артём на больную мозоль многих девочек их класса.
– Я ещё слишком молодая, чтобы думать об этом, – кокетливо ушла от ответа Катя, высвобождая свою руку.
6
– А вот и мой дом, – равнодушным голосом заметила Катя, вцепляясь своему кавалеру в локоть (когда они, как казалось Артёму, погуляли ещё немного без всякой цели – лишнее!).
– Какой красивый, – задрал голову Артём.
– В нем Скрябин жил когда-то.
– И музыкальный! – продолжал сыпать комплиментами Артём, чувствуя важность момента.
– Не композитор Скрябин, а биолог. Он занимался гельминтологией.
– Что это? – не удержался от любопытства Артём.
– Черви и прочие паразиты-глисты в нашем кишечнике и крови. Может, хочешь чаю?
– Как-то не очень, – пожал плечами Артём.
– Да ладно, не стесняйся. И потом, я уже вся замёрзла. – Не отпуская руку Артёма, Катя открыла дверь в парадную дома со световыми пятнами-птицами под куполом.
А через несколько минут Катя угощала Артёма алычовым и кизиловым вареньем, которое больше походило на гельминтовое. Артём быстро усваивал новые словечки, а непроварившиеся плоды кизила были скользкими и жёсткими, они напоминали кишащих в банке опарышей.
И пока Артём, как юный натуралист, нёс вахту на наблюдательном посту, забравшись на плетёное кресло, Катя принесла чай в красивом сервизе на подносе. Это отвлекло Артёма от опарышей, и он даже залюбовался крупными цветами на пузатом чайнике, будто чайник – аквариум, а цветок – рыбка, которая поможет ему справиться с опарышами.
Классическая биология – это биология по преимуществу наблюдательная, и Артём видел, как суетится Катя, расставляя чашки, и как дрожат её руки.
– Королевское варенье, королевский чай, – решил поддержать её Артём.
– Мерси, – улыбнулась Катя.
– Особенно алычовое. – Артём предпочитал алычовое, рассматривая кизиловое лишь на предмет живучести опарышей.
– Ты уже второй раз это говоришь.
– А ты сегодня выглядишь как королева, – вставлял надо не надо слащавости Артём.
– Если парень за разговор произносит больше пяти комплиментов, – вспомнила Катя девчачью мудрость из «Контакта», – то, всего скорее, он бабник, который тебя клеит.
Но Артёма это не смутило и не остановило.
– Да, я такой, и я тебя клею, как настоящий профи! – быстро согласился Артём, растянув в улыбке полный сладкого липкого варенья рот.
Он уже выяснил, что у Кати никого не было дома, потому что папа был в творческой командировке, а мама в творческом отпуске на даче. Катя была хорошей девочкой, отличницей, и ей давно доверяли ключи от трёхкомнатной просторной академической квартиры.
– Кстати, о профессии, ты кем хочешь потом стать? – спросила Катя, разливая новые порции чая по чашкам.
– В смысле? – не понял Артём.
– Ну, куда поступать будешь летом? Или ты всю жизнь, как настоящий бабник, собираешься протусоваться с подружками по вечеринкам?
– Да нет. Я пока ещё не решил! – соврал Артём, потому что уже пробовал подать документы туда же, куда подала их Полина, – во ВГИК, но набранные на ЕГЭ баллы и написанный наспех литературный этюд не позволили ему пройти творческий конкурс. – Я не думал ещё об этом серьёзно, если честно.
– А я пойду по стопам родителей. Они у меня биологи. Я весь год ходила на подготовительные курсы и занималась с репетиторами. Отец уже обо всём договорился.
– Как понять «договорился»? – отхлебнул чай Артём.
– Мы давно всё решили, – пояснила Катя, – и тебе надо скорее определяться.
– Хорошо, я подумаю! – пообещал Артём.
– Когда подумаешь? – засмеялась отчего-то Катя.
– Сейчас и подумаю! – вызывал новые приступы веселья у Кати Артём.
– А может, лучше поближе пересядешь ко мне? – спросила Катя. – На диване удобнее. Вместе и подумаем.
Артём очень неловко подсел к Кате и положил ей на плечо руку. Катя развернулась к Артёму лицом, чтобы Артёму было удобнее заглянуть ей в глаза и подступиться к губам.
7
Они бесконечно долго целовались, пока у обоих не засаднило кожу у рта. А потом Артём снял с Кати платье и трудно – долго и нудно – пытался расстегнуть лифчик. Застёжки никак не поддавались, и тогда Катя, заведя руки за спину, в это время они всё ещё целовались, стала помогать Артёму. Это создало напряжённую неловкость в их несинхронных движениях, прежде чем лифчик, повиснув на лямочках в следующую же секунду, соскользнул с плеч.
Артём, на секунду оторвавшись от Катиных губ, чтобы взглянуть на её крохотную грудь со стоячими рыжими сосками, не смог сдержать удивления:
– Такая маленькая! – Формы Кати под платьем казались ему несравненно больше.
– У меня аккуратная французская грудь, – надув губы, оттолкнула его Катя, – такая грудь не обвиснет с возрастом.
– А у меня большая немецкая? – расправил плечи Артём, стараясь за глупой шуткой скрыть своё смущение.
