Наталья Суханова - От всякого древа
Поклонник мялся где-нибудь в переулке, пока Лизавета «задерживалась». Выпархивала она как раз тогда, когда «вздыхатель» начинал нервничать. Торопливо извинившись, она принималась ахать, что вот ведь какая история — у ее подруги день рождения, не пойти никак нельзя, обидятся, вот она и подарок приготовила, но удобно ли будет опоздать, там уж, наверное, давно веселятся, к тому же она не предупредила, что будет не одна. Поклонник наскоро добывал где-нибудь выпивку, а если уж очень совестливый был, то и подарок. Когда они являлись к сестрам, те сидели у стола с двумя пустыми бутылками (от прошлой пьянки) и остатками винегрета.
— Что же ты так поздно? А мы ждали, ждали тебя, думали, ты уже не придешь… Ой, извините! — «смущались» они, будто бы только что заметив стоящего за спиной у Лизки гостя. — Даже и не знаем, чем вас угостить! Всё съели, всё выпили!
— Вот мой подарок! Поздравляю, — говорила между тем Лизка («Кто тут, черт бы вас подрал, родился?» — шепотом, на ухо).
Шутили, смеялись, рассаживались вокруг стола.
Сестры жеманничали: «Мы ведь уже выпили», а гость, освоившись, подливал: «Ничего, в такой день можно и побольше выпить», и, махнув рукой, женщины соглашались. В это время проголодавшаяся на работе Лизка налегала на винегрет («Не могли побольше оставить? Чертовы имениннички, весь винегрет сожрали!»)
Кроме сестер и Лизки к тому времени в компании еще оставалась Зинаида, полненькая, с неподвижным и значительным выражением лица женщина. Пока не выпьет, она почти и не говорила, глядя куда-то мимо собеседников редко мигающими, строгими и испуганными, как у курицы, глазами. Начиная пьянеть, она только краснела и еще плотнее сжимала губы. Но наступал момент, когда Зинаида вся разом мягчела, и тогда ее легко было уговорить плясать. Плясала она подолгу, так что надоедала всем, и пела неизменно одну и ту же частушку, пела крикливым голосом:
Давай, милка, тинтиль-винтиль,
Не умре-ом от ентого!
Отплясав, она уже норовила сесть не за стол, а к кому-нибудь на колени.
Нередко гость, оказавшись в компании, забывал о Лизе: льнул к сестрам либо поддавался Зинаиде. И Лизка не сердилась, спешила убраться домой («Черти, куда задевали мой «подарок»? Вот только затеряйте — убью!»). Если поклонник предпочитал ее и деться было некуда, она отдавалась, без удовольствия и без капризов. Если же можно было обойтись без этого, она и обходилась.
Настоящей соперницей сестрам она так и не стала. И не только потому, что была некрасива. Она не усвоила некоторых простейших правил. По ней сразу было видно, что она жаждет веселья и легко доступна, так что ни чувства соперничества, ни стремления добиться ее не вызывала она в своих поклонниках. В то же время в ней не было и той грубоватой откровенной чувственности, которая враз проступала у пьяной Зинаиды.
Впрочем, на удивление всем окружающим, у Лизы появился не просто даже «ухажер», но человек, который хотел на ней жениться.
Это был Алим, парень небольшого роста, лет двадцати шести.
Неизвестно, чем прельстила его Лиза, только он сразу словно прилип к ней, ходил неотступно следом, просил назначить свидание, твердил, какая хорошая она девушка. Он говорил, что ему нравятся русские, потому что девушки его национальности совсем скучные, с ними не о чем даже поговорить, они умеют только детей рожать, больше они ничего не умеют.
Потешаясь, Лизка рассказывала сестрам о своем новом поклоннике.
— Что ж ты не приведешь его? Может, он богатый!
— Да уж очень нудный!
— Ничего, ты его приведи, может, он еще не такой нудный!
— Ага, я приведу, а вы его сразу и отобьете! — смеялась Лиза. — Знаю я вас: кого к вам ни приведи — все ваши!
Но Алим отнесся к приятельницам Лизы почтительно — и только.
— Я так понимаю, — сказал он, желая, видимо, польстить им. — Вы Лизе, как матери!
На что одна из сестер отрезала:
— Трое мамочек для Лизаветы — не слишком ли много?
— Больше — лучше! — сказал Алим улыбаясь.
— Чего это вы вздумали их матерями называть? — беспокоясь, не показался ли он сестрам слишком смешным, выговаривала ему на обратном пути Лиза.
Невестка наконец была довольна: никаких смешков и разговоров шепотом на лестнице, никаких исчезновений Лизки на ночь — Алим приходил и садился в комнате, и рассказывал о своей матери, о своих сестрах и братьях, о своем доме и саде, и при этом не спускал глаз с Лизаветы.
Зато сестры его невзлюбили. Не было в нем ничего, что бы не высмеивали они: и выглядывающие завязки кальсон, и худобу, и акцент. А ведь у него было красивое лицо. Но эти тоскливые преданные глаза (сестры говорили — «собачьи»), эта маленькая фигура! Чем с большим уважением и почтением относился он к ним, тем большей неприязнью проникались они.
При этом его беззастенчиво эксплуатировали:
— Сегодня танцы — пускай твой Абрек билеты купит!
— Скажи Рашиду, что завтра мы в кино пойдем!
— Пусть Мухамед конфет купит!
— Скажи своему Вано, что у нас день рождения!
Каждый день они называли его по-новому, иногда, обнаглев, и при нем даже. Но Алим, кажется, не видел в этом никакой насмешки. Всякий раз он очень серьезно поправлял их:
— Очень плохой память на наши имена! У нас имена трудный. Но у меня простой. Алим. В армии друг звал меня Алик. Это русский имя. Еще один друг Алеша звал меня. Лиза-джан зовет Алим. У брата трудный имя. Сразу никак запомнить. Мать моя тоже трудный имя. Но мать можно просто мать звать. У вас тоже так? Мама — это у всех так. У нас стариков уважают. Очень. У русских не так. Если мать не уважать, совсем плохо.
Сестры, отворачиваясь, зевали, и Лиза перебивала его нескончаемую речь.
Постепенно, однако, Алим начал понимать, как к нему относятся. Однажды он отказался купить на всех билеты на танцы:
— Почему Миша-джан не купит? У него девушка такая же, как у меня.
К удивлению сестер, он усвоил даже их манеру «путать» имена, причем умудрялся это делать в одной фразе:
— Может, Рая, хочешь конфету, не надо стесняться, кушай, Маша, это хороший конфет, Валентина!
Сестры морщились:
— Твой Абдулахман-то расхрабрился, гляди-ка, остроумие свое показывает!
— Ты не смотри, что он тихий — он тебя еще и бить будет. У вас ведь, Алим, жен-то бьют, правда?
— Зачем хорошую жену бить? Хорошую жену беречь надо. Такую, как ты, держать нельзя. Ее один раз ударить надо — и чтобы из дому ушла. А Лизу бить не надо — она добрая девушка.
Однако, побунтовав, Алим все-таки делал то, чего от него хотели, и, перекинувшись с ним двумя-тремя злыми шутками, сестры продолжали его терпеть.
Обычно Алим не любил, когда Лиза выпивала. Но однажды он сам купил вина, пригласил их всех в лес. Приговаривая, как щедры люди на его родине, напоил всю компанию, еще одну бутылку взял в карман и пригласил Лизу пройтись.
Испытывая некоторое любопытство, Лизавета не забывала, однако, куражиться:
— Ну, долго еще идти? Ты что, меня удавить собрался? Куда ты меня ведешь?
— Еще немного, Лиза-джан! Здесь некрасиво. Где сядешь, здесь?
— Ну, что еще?
— Лиза-джан, давай выпьем! Сегодня можно. Сегодня важный день!
— Какой еще важный? Грязно здесь!
— Не смейся, Лиза-джан! Пожалуйста, помолчи! Я так плохо скажу! Когда ты говоришь, совсем не понимаю, как сказать!
— Да о чем говорить-то?
— Лиза-джан, твоя сестра, мать я уже сказал… Я хочу увезти тебя домой себе… Ты не перебивай, Лиза-джан. Я хочу жениться тобой. Регистрироваться, как нужно. Ты не слушай подружек. Они плохие женщины, они зло тебе хотят. Если ты хочешь, мы не будем ехать ко мне домой. Но здесь у нас будет плохой жизнь… Зачем смеешься? Глупо смеешься! Как ребенок смеешься! Совсем ничего не понимаешь! Я ведь не так, я замуж хочу!
Лиза аж на траву опрокинулась от смеха. Зачем-то (так ей показалось картиннее) она бросила стакан в кусты и велела Алиму подобрать его. Алим, все еще ожидая ответа, послушно подобрал. Но Лизавета даже и отвечать не стала. Размахивая стаканом, она двинулась к оставленной компании. И долго в тот день компания изощрялась в шуточках по поводу предложения Алима:
— А почему бы тебе, Лизавета, и правда замуж не выйти, ха-ха-ха!
— Я кальсоны стирать не умею!
— Алим поможет!
— А как детей ты, Алим, называть будешь: по-русски или по-своему?
— А лицо Лизке чалмой или, как ее там, закрывать велят?
— Мое лицо лучше закрывать — меньше пугаться будут!
— А бани у вас общие?
— Не забудь нас, Лизавета! Найди там нам Рашидиков! Я тоже замуж хочу!
— А у вас по одной жене имеют? А то возьми меня во вторые жены, Алимчик миленький! Я вам с Лизкой не помешаю, я себе Абдулла найду!
— Ха-ха-ха!
На другой день Алим ждал Лизу у библиотеки — она ушла через черный ход и домой ночевать не пришла.
