Вячеслав Козачук - Запах мысли
Или завкафедрой решил своих прихвостней пристроить?.. Этот вариант более вероятен… Судя по их реакции, он, похоже, уже что-то успел наобещать. Рано он меня списывает, ох рано… Еще повоюем…
Ответив на дежурно-традиционные вопросы коллег о здоровье, Игорь отправился доложиться завкафедрой. Постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, тут же ее открыл. Николай Тарасович сидел, развалившись, в своем кресле, перед ним на столе лежала открытая зачетка. По другую сторону стола весь в напряжении сидел Михайленко, у которого Игорь до больницы так и не принял экзамен, хотя за него ходатайствовали, и многажды. Даже завкафедрой несколько раз, вроде, ненавязчиво интересовался этим «хвостатым». В кабинете витал явственный запах грязных носков, скорее даже — густой, тяжелый дух портянок солдатской казармы.
Это что-то новенькое! Такого запаха в моем каталоге еще нет… И что бы это означало?.. Судя по тому, как этот обалдуй заерзал, я появился в самый ответственный момент. Обойти меня решил, паскудник, сдать экзамен, пока я в больнице. Не мог раньше подкатиться, что ли? Иль некогда ему было выяснять, где я?
А вот запашок интересный… Уж не конвертик ли вон тот, справа от зачетки так воняет?.. И с чего бы это Николай Тарасович его так суетливо в кипу бумаг засовывает? М-да… Любит наш НТ «барашков в бумажке»… Ох как любит! Не доведет его эта страстишка до добра. Загремит когда-нибудь «под панфары»…
Увидев Игоря, завкафедрой умело изобразил восторженно-радостную улыбку, встал из-за стола и пошел на встречу, раскинув руки:
- Игорь Витальевич, дорогой вы мой! Как дела? Как самочувствие? Мы тут за вас так волновались, так переживали, кулаки держали, — ненавязчиво выталкивая Игоря за дверь, рокотал Хоменко. Уже на пороге он полуобернулся и через плечо пренебрежительно бросил студенту — Жди меня!
Приобняв Игоря за талию, шеф повел его в сторону преподавательской, продолжая изливать потоки восторга. Но, не дойдя несколько шагов до кафедральной двери, остановился:
- Игорь Витальевич, мы сегодня еще успеем поговорить, вы очень вовремя, сегодня как раз заседание кафедры, а я сейчас с этим разгильдяем разберусь, а то, понимаете, проректор насчет него уже звонил.
Игорь вошел в преподавательскую. Только он сел за свой стол, как к нему тут же подскочил его аспирант:
- Игорь Витальевич, Игорь Витальевич, как хорошо, что вы выздоровели! Вы даже себе не представляете!
- Полагаю, Витя, что представляю и, наверное, даже лучше тебя…
- Ой, Игорь Витальевич, извините, это я от радости, что вы наконец-то вышли!
Сколько сегодня новинок!.. От него как-то странно пахнет, даже сразу и не понять, то ли хорошо, то ли плохо… Необычный какой-то запах. Да, скучно на кафедре мне теперь явно не будет… Но, похоже, он все-таки искренне рад моему появлению. Хотя и радость может быть корыстной, особенно в его положении. Третий год заканчивается, а его диссертация все еще в расхристанном виде. Да и особого рвения до сих пор заметно не было. Опять мне дописывать придется… Все! Последний аспирант! Больше брать не буду…
Первую половину дня аспирант не отходил от Игоря, вынудив таки его посмотреть исправления во второй главе диссера, а затем так же назойливо принялся упрашивать глянуть наброски выводов к третьей. В конце концов, Игорь вошел в раж, да до такой степени, что нарисовал новый план третьей главы, убедив самого себя, что имеющееся никуда не годится. Однако Витя энтузиазма научного руководителя, по-видимому, не разделил. Физиономия у него вытянулась, на лице появились страдальческие гримасы, он начал тяжко вздыхать, всячески демонстрируя свое огорчение.
- Игорь Витальевич, Игорь Витальевич, мы же с вами тогда решили, что не будем так уж раздвигать границы исследования! Так я диссертацию вообще никогда не допишу, — хнычуще заныл он.
- Витя, я не хочу, чтобы мой аспирант вышел на защиту с такой слабой работой. Все мои защитились успешно, и у меня нет желания из-за тебя краснеть, — отрезал Игорь. — Не нравится – меняй руководителя, я в претензии не буду!
А ведь он действительно не в восторге, дурашка! Как от него паленой изоляцией-то потянуло... Не понимает мальчик элементарных вещей. Его диссертация не мне нужна — ему! Еще ж полгода назад он проговорился, что не прочь после аспирантуры на кафедре остаться. Хотя планы могли и поменяться… А жаль, неглупый парнишка, ленивый только до полного безобразия…
Столь резкой реакции аспирант явно не ожидал. Он оторопело посмотрел на научного руководителя и, видимо, решил отыграть назад.
- Что вы, Игорь Витальевич, не надо! Я все понял, но уж больно велик кусок работы… Не меньше чем на месяц, а может, даже и больше. Ведь это ж и во второй главе изменения потребуются, и расчеты нужно будет заново делать…
А ведь хорошо ж, паскудник, соображает! Похоже, действительно что-то понял… Да и старыми окурками от него уже не пахнет…
Игорь смягчился, и на обед они даже отправились вместе, совмещая приятное с полезным, обсуждая возможные пути реализации возникших у Игоря идей.
На заседание кафедры собирались неспешно, кучкуясь в коридоре подле преподавательской, затем медленно, не распадаясь, перемещались в помещение.
Хоменко уже сидел за специально для подобных целей установленным столом и внимательно читал какие-то документы. Дождавшись, когда негромкие разговоры перешли в шушуканье, он снял очки, обвел взглядом, пересчитывая, преподавателей, и удивленно хмыкнул:
- Это же надо! В кои веки все собрались! Что ж, тогда и начнем… Мобильные телефоны попрошу выключить, это способствует плодотворной работе. Светочка, — обратился он самой юной аспирантке, всего пару месяцев назад появившейся на кафедре, — придется вам сегодня секретарем поработать, тем более и опыт у вас уже есть.
Света мгновенно зарделась, но перечить не решилась и лишь согласно кивнула головой, выказывая неудовольствие молчанием. Как шептались на кафедре, к поступлению юного дарования в аспирантуру был причастен первый замминистра, а у Хоменко после ее зачисления появились механические «Омега» в золотом корпусе, которыми он очень гордился и не упускал случая якобы ненароком их продемонстрировать…
- Коллеги, - продолжил завкафедрой. — Сегодня у нас в повестке дня два вопроса. Первый – отчет о научно-исследовательской работе, подготовленный коллективом во главе с Валентиной Николаевной. Рецензентом у нас Владимир Сергеевич. Вы готовы, Владимир Сергеевич?
- Да, да, Николай Тарасович, конечно, готов, — с заискивающими интонациями мгновенно отозвался тот.
Хоменко, похоже, другого ответа и не ожидал, так как удовлетворенно кивнул головой и продолжил:
- Второй вопрос – подготовка тезисов докладов к научной конференции в Харьковском университете. Оксана Дмитриевна, вы готовы доложить?
- Разумеется, Николай Тарасович, разумеется, — несколько рассеянно откликнулась она, сосредоточенно роясь в своем портфельчике.
- Оксана Дмитриевна! Ткачук! Оставьте, пожалуйста, свой портфель в покое, в ближайшие полчаса он вам не понадобится, — неожиданно жестко отреагировал Хоменко.
- Но, Николай Тарасович… — начала она.
- Вы меня хорошо слышите? — нехорошим тоном поинтересовался завкафедрой.
Ткачук что-то очень тихо пробурчала, но портфельчик отставила. Однако у Хоменко прорезался абсолютный слух:
- Оксана Дмитриевна, вы хотите что-то возразить? — в голосе возникли иезуитские интонации.
Ткачук молчала. Хоменко выдержал паузу и продолжил:
— Что-то я вас не расслышал…
— Нет, нет, Николай Тарасович, я все поняла…
Завкафедрой встал, прошелся по преподавательской до двери, зачем-то открыл ее, выглянул в коридор, никого не обнаружив, закрыл и вернулся к своему месту. Но садиться не стал. Покачался с пяток на носки, и разразился длиннющей нотацией, смысл которой сводился к тезису: «Коллеги должны с уважением относиться друг к другу».
Опять параноический синдром после запоя… Давно такого с ним не наблюдалось, вроде осенью последний раз было… А ведь допьется когда-нибудь до белой горячки…
Я, придурок, тоже хорош, какие планы на его счет строил! Докторскую ему помогал клепать! Столько времени потратил! Хорошо хоть ума хватило только свои старые наработки подсунуть. Так он и на них умудрился защититься! Хотя сейчас чему удивляться…
Ведь уже тогда его скотство проявлялось, куда я смотрел? Все рассчитывал, что меня не коснется? Но кто ж знал в то время, что его так скукожит… Знал бы прикуп, жил бы в Сочи…
Но каков лицедей! Хорошо поет, собака, Убедительно поет! Как ведет свою партию… И не сфальшивит! Любо-дорого посмотреть! Не знал бы его, поверил бы в искренность…