Фелицитас Хоппе - Мой Пигафетта
Между столами, сияя эстрадно-цирковой улыбкой, бесшумно сновал Стюард — филиппинец. Он улыбался всегда, даже в сильную качку, когда жена Хапполати не появлялась в кают-компании и офицеры разговаривали тише обычного. В камбузе громыхали тарелки, Кок-филиппинец запускал радио во всю мощь, Географ не позволял себе размашистых жестов, какими обычно рассекал воздух, рисуя незримые карты.
Хорошие манеры, где вы, ау! Все внимание направлено на то, чтобы не дать ножам и вилкам соскользнуть со стола и бесследно исчезнуть, канув в пучину. А если бы мы с Жестянщиком не придерживали спинку стула Географа, сидевшего между нами, то вместе с полной тарелкой супа он ухнул бы в бездну.
А ведь правила нехитрые, запомнить — раз плюнуть: при качке поменьше наливать супа, при более сильной качке — супом вообще пренебречь. Кофе, чай, воду наливать до половины емкости, пить — в антракте между двумя волнами. На всякий случай не болтать за едой и бдительно следить за приборами, приставив ладонь ребром к краю стола. Все принайтовить, бросить якорь, пришвартоваться, в общем закрепиться наподобие корабельных выдвижных ящиков и дверей. Раньше ложку с супом нес ко рту, никак не наоборот. Прошли те времена…
Первая речь ЖестянщикаПогода ужасная. Старый Свет раскололся, словно глиняный сосуд скудельный. Шесть дней и шесть ночей ревела буря, завывал океан, а в каюте по соседству с моей стонала жена Хаплолати, которой смертельно надоело играть роль настоящей маклерской супруги, ведь даже маклер — всего лишь гость на бренной земле, а равно и во временном пристанище на волнах океана. Должно быть, выплевывала на дешевый ковер имбирь и соленые сухарики до тех пор. пока господин Хапполати — мне было слышно через тонкую переборку — категорически не запретил ей курить.
Потом зарядил дождь. Хапполати, стиснув зубы, сидел за столом и даже не поворачивал головы, когда Географ вопил, что вдали за плотной завесой дождя увидел корабль, мол, тот показался на долю секунды и тут же исчез, скрытый гигантскими валами.
На седьмой день Капитан пообещал улучшение погоды. Но когда в половине восьмого я вошла в кают-компанию, за столом Оплативших пассажиров увидела только Жестянщика, он занял место под раскачивающимися на стене часами и пытался разбить сырое яйцо над не менее сырым рубленым бифштексом, а также посыпать сей завтрак сырым луком. Не желая огорчать Стюарда, я тоже заказала это блюдо.
И тут Жестянщик поднял голову, хлопнул ладонью по столу и проорал великолепную речь, в ней он от лица всех жестянщиков мира предложил решительно покончить с морской болезнью и тоской по родным краям: Travaillez et mangez![1] — повелел он. — Человеку нужна вера, а на море при высоте волн девять метров ему нужен сырой бифштекс с сырым яйцом. Когда режешь лук, текут слезы, взор мутнеет и понемногу перестаешь думать о том, что творится вокруг.
Крепко зажмурясь, я положила в рот кусочек сырого фарша и с опаской начала жевать. Раздался сигнал тревоги.
Наставление о мерах по спасениюВыронив вилку, я бросилась в свою каюту на третьей палубе, нырнула в светящийся спасательный жилет и ринулась на шлюпочную палубу. Не видно нигде Капитана… Старший помощник пересчитывал матросов, со скучными лицами топтавшихся возле спасательной шлюпки, все они были в касках и спасательных жилетах. Не досчитались Кока. «Трусливая филиппинская душонка!» — гаркнул Старпом, матросы не поняли и засмеялись.
За моей спиной — в прямом смысле — Хапполати завел какие-то переговоры со Вторым помощником, тот пренебрежительно хмыкнул и сказал:
— Вы ей потом объясните, что делать, чтобы спастись.
За спиной Хапполати стоял Географ — лицо белое, рука на шляпе, шляпа на голове, подбородок защемлен застежкой-молнией английской спортивной куртки, башмаки аккуратно зашнурованы. Жестянщик явился в трусах и сандалиях, за что получил нагоняй.
Я затянула матросскую песню, известную мне со школьной скамьи, про флибустьеров, которым позарез надо грабить суда, и потому они носят бороды и громкие звучные прозвища. Но песню никто не подхватил. Мы гуськом подходили к шлюпке, которая оказалась похожей на космическую ракету, и забирались внутрь. Старпом захлопнул люк, и тут мне стало не до песен.
Тесно и душно. Географ, кряхтя, устраивается рядом со мной. За спиной улыбается в темноте Стюард. На спасательном жилете спереди прикреплен фонарик, чтобы меня было лучше видно в необозримых морских просторах. Включив его, я напоследок еще раз пробежала глазами свернутое в трубочку Наставление о мерах по спасению, которое мне дал Пигафетта, перед тем как я по тревоге бросилась на палубу.
Борт корабля покидай только по соответствующему приказу. Сохраняй спокойствие, будь осмотрителен. Действуй строго в соответствии с правилами настоящей инструкции. Ни в коем случае не снимай одежду. Прежде чем покинуть корабль, выпей побольше теплой жидкости, но не алкоголя. Без сугубой надобности не спеши прыгать в воду. В воде держись поблизости от остальных потерпевших крушение. Свисти в сигнальный свисток. Держись поблизости от светового поплавка. Береги силы. Без сугубой надобности не плавай. Держись за плавучие предметы Собери как можно больше спасательных фонарей, световых поплавков и плавучих предметов. Сделай себе из них ковчег, отделения сделай в ковчеге, и сделай его так: длина ковчега триста локтей; широта его пятьдесят локтей, а высота его тридцать локтей. И сделай отверстие в ковчеге. И дверь в ковчеге сделай с боку его; устрой в нем нижнее, второе и третье жилье. И вот, Я наведу на землю потоп водный, чтоб истребить под небесами всякую плоть, в которой есть дух жизни; все, что есть на земле, лишится жизни, и монахи тоже. Но с тобою Я поставлю завет Мой, и взойдешь в ковчег… Ты же возьми с собой бочку вина и из всех животных и от всякой плоти по паре, и супружескую пару Хапполати, дабы остались в живых.
До ближайшего лоцмана 1221 морская миляУ нашего корабля острый нос и тупая корма, длина 163 метра, ширина 27 метров, от киля до топа мачты он высотой с десятиэтажный дом. При полной загрузке он может принять на борт 1700 контейнеров. Чем нагружено судно, никто не знает, мы везем то, что продается и покупается, везем столько, сколько влезает в трюмы, зверей — редко, зато часто — обувь и зубные щетки, зажигалки, лак для волос, сигареты, краски, станки, шоколадки и автопокрышки, виски и фрукты, пенсионеров и офицеров, маклеров, матросов и «зайцев» — опасный, легко воспламеняющийся груз.
Второй помощник проверил, туго ли затянуты пояса, плотно ли сидят каски, потом забрался на маленькую табуреточку возле штурвала и потянулся к рубильнику, одно движение — шлюпка выстрелит и полетит в воду, будто летучая рыбка, и тогда здорово захватит дух, а вокруг поднимется отчаянный визг, в точности, как тот, что издает веселящаяся публика на американских горах. Горюче- го хватит на пять суток, но с расчетом, что шлюпка никуда не поплывет, а будет болтаться на месте, дабы легче было отыскать нас в необозримых морских просторах. Мы будем ждать и, затаив дыхание, смотреть, как наш корабль медленно погружается в воду, еще мы высунем удочки из люков нашей шлюпки-ракеты, будем выуживать из воды разные плавучие предметы.
Старший помощник открыл люк, и мы вылезли на палубу. На волнах я увидела: одну птицу, двух дельфинов, один пластиковый мешок, на палубе увидела жену Хапполати, она стояла возле светящегося ящика с надписью «костюмы для выживания» и бумажной салфеткой протирала яблочко.
Хапполати снял каску со своей маклерской головы, поцеловал жену в щеку и что-то шепнул ей. Наверное, объяснил, что надо делать, чтобы спастись.
Через неделюЧерез неделю прибыли долгожданные лоцманы. Прибыли вдвоем, оба весьма дородные, и я немало подивилась тому, с каким проворством они взобрались по сброшенному с палубы веревочному штормтрапу. Ведь и менее упитанные господа бывало камнем шли на дно! Но эти толстяки здорово ловко карабкались наверх, оба рыжие, веснущатые; ирландцы, буркнул Географ, тут же воспылав ненавистью к врагам своей королевы. А я восхищаюсь лоцманами, потому что они ходят в коротких плащах и с маленькими саквояжами, как у сельских врачей, которые темной ночью скитаются по дорогам в захолустной глуши, перевязывают пуповины и раны.
Они стояли на мостике и жевали маленькие сандвичи, поданные Стюардом на лоцманский стол, рядом вытянулся Капитан. Лоцманы, скучая, давали навигационные советы. Капитан, сдерживая нетерпение, советы повторял, и я представила себе, что в головах у лоцманов. Маленькие гипсовые статуэтки статуи Свободы или бюстики президента или личное оружие, которое они обычно прячут под своими лоциями, атласами и прочими картографическими материалами.
Приплыли к нам из порта, а все равно причесаны волосок к волоску. У лоцманов есть свой служебный распорядок, и еще жены и детки, которые ждут, когда же лоцманы, наевшись до отвала за лоцманским столом, придут домой и снова сядут за стол. А если их спросишь: «Где мы сейчас?», обменяются многозначительным взглядом и промолчат.
