Владимир Бацалев - Кегельбан для безруких. Запись актов гражданского состояния
— Положено по фондам — значит, дадут, — насупившись, сказал Сусанин.
— Кукиш с маслом вам дадут!.. А может, и дадут… в конце декабря. Вот и печатайте, если успеете.
— Я тоже работаю на совесть и тоже с трудом живу без долгов. Но вместо того, чтобы воровать, я думаю, почему так дешев мой труд?
— А я не знаю, что такое долги. Могу вам взаймы дать…
Раздался звонок.
— Это жена, — не угадал Сусанин.
На пороге стояла очень красивая девушка, которая, судя по одежде, не умела выбирать наряды к своему лицу и своей фигуре. («Или не могла?» — подумал Подряников.) Девушка улыбалась, словно за дверью ей сделали что-то приятное, и в руках держала штаны. Звали ее Марина, а штаны были Сусанина
— Адам, — сказала Марина, — вчера ты ночевал у нас и ушел без штанов на работу. А сегодня ты ушел из дома и опять налегке. Ну, куда такое годится!
Сусанин повесил хохлатую голову, как набедокуривший ребенок. Казалось, он готов просить прощения или хоть всхлипнуть в осознание содеянного.
— Я получил бы десять ударов палкой, если бы решился натягивать штаны вблизи Фрикаделины.
Саша сказал:
— Проходите, — от одного вида девушки Подряников стал похож на быка, которого привели на случку. Он достал из баула бутылку коньяка, а к ней — три рюмки из ящика. — За знакомство!
— Уже весь дом знает, что ты два дня забываешь надеть штаны
— Наверное, объявят выговор по партийной линии за аморальное поведение, — сказал Саша, — если народ возмутится…
— Вообразим, что ничего не было, — сказал Сусанин тоном директора, заканчивающего прения подчиненных.
Опять раздался звонок.
— Это уж точно Фрикаделина, — опять не угадал Сусанин. Когда Подряников открыл дверь, за ней никого не было.
Из других дверей на этаже тоже высовывались головы. А по лестнице, спотыкаясь на каждой ступеньке, скакал постепенно деградирующий бас:
— И-!
— дем-!
— те-!
— бить-!
— сле-!
— ca-!
— ря-!
— Кого-то собираются бить, — сказал Саша.
— Слесаря-сантехника Бутылки. — Небось, опять предал Домсовет, — решил Адам. — Спасу его последний раз от расправы. — И, надев штаны, он ушел.
Подряников налил коньяк.
— Присаживайтесь, — сел сам, похлопал место рядом с собой и протянул девушке рюмку. — Я только сегодня вселился в этот дом и вот уже стал участником нескольких курьезов.
— Каких курьезов? — улыбнулась Марина. — Обычное дело. До свидания.
— Подождите? Вы идете смотреть, как бьют слесаря? Я с вами. Скажите, почему он предал Домсовет?
— Я иду домой, — улыбнулась Марина. — Чего я там не видела?
— Посидите еще, — он схватил ее за подол халата, — вернется ваш… этот… возлюбленный, что ли? — а вас нет.
Но в дверях уже оказался молодой человек, который кривил губы, глядя на Подряникова.
— Вот мой возлюбленный — Иван, — улыбнулась Марина, и они ушли в обнимку.
Саша некоторое время сидел, уставив взор на тапочки, еще не высохшие от пролитого чая.
— Эта девушка моя, — вдруг сказал он и выбежал из квартиры.
На лестничной клетке стоял лысый толстый человечек — Сашин начальник на работе и председатель Домсовета в быту — Клавдий Иванович Сплю. Раскладывая на слоги каждое слово, он говорил Фрикаделине гадости о супруге. Он предлагал помощь Домсовета и требовал писать жалобы во все инстанции.
— В какой квартире живут Марина и Иван? — на бегу спросил Саша.
— В-семь-де-сят-вто-рой, — ответил Сплю, — но-вы-не-дол-жны-ту-да-хо…
— Завтра доскажете, — бросил Подряников и умчался наверх.
Дверь в 72-ю не имела видимых следов замка. Саша звонил-звонил, стучал-стучал и, не дождавшись ответа, вошел своевольно. На кровати сидел помятый отрезвевший сантехник и, прижимая ладони к щекам и всхлипывая, тихонечко матерился. Марина гладила его по голове. Сусанин и Иван стояли без дела. На Подряникова никто не обратил внимания, вернее, посмотрели так, словно он жил в этой квартире и вот вернулся с вечерней прогулки.
— На лестнице Сплю говорит вашей жене про вас черт-те что, — сказал Саша Сусанину.
— Ну что с дедушки Клавы возьмешь, кроме?.. На него даже обидеться нельзя, — ответил Адам. — А вы — ябеда.
— Вот что, — сказал Подряников, — я хотел бы справить что-то вроде новоселья. Пойдемте все ко мне пить кофе с коньяком.
Бутылки размазал рукавом влагу по лицу:
— Выпить я всегда рад.
— Тащите ваш кофе сюда, — сказал Сусанин. — Мы не вернемся в оккупированную квартиру.
— Хорошо, — сказал Саша. — Марина, вы мне не поможете?
— Ты что? Дистрофик? Банку кофе один не дотащишь? — спросил Иван.
— Я хотел, чтобы Марина помогла сварить кофе.
— У вас есть гитара? — спросил Сусанин.
— Есть.
— Захватите и ее: я хочу петь.
Подряников мухой слетал туда-обратно (слесарь едва успел икнуть второй раз) и, не отдышавшись, с порога попросил объяснить ему, что такое Домсовет. Все вопросы он направлял Сусанину, потому что остальные старались повернуться к нему спиной или боком.
— Обратитесь к Сплю, — посоветовал Адам.
— Но он почти не умеет говорить!
— Домсовет — это принудительное содружество активных и пассивных идиотов под одной крышей, — объяснил Адам.
— А почему это содружество распускает кулаки? — ее унимался Подряников, как будто за слесарем наступала его очередь. — В силу своего идиотизма?
— Т-с-с-с! — сказал Сусанин, — активисты услышат. Стены-то картонные и домик карточный. А у нас тут полуподпольный штаб конъюнктивных идиотов.
— Но все-таки, почему? — прошептал Подряников.
— Чтобы ответить на этот вопрос, надо рассказывать всю историю Домсовета и роль в ней слесаря-сантехника Бутылки — личности легендарной, греческого происхождения, — при этом Сусанин взял Бутылки за подбородок.
— Иык! — сделал горлом слесарь.
— Впрочем, эллинскую кровь из него клопы уже высосали. — Адам сел на кровать, стукнул Бутылки по спине кулаком и начал рассказывать. — Итак, виновником создания Домсовета оказался винный магазин, пристроенный к нашему дому. Сами понимаете: чтобы распить бутылочку-другую, не стоит тащить двух случайных друзей к себе домой. Для этого существуют чудесные скверы и не менее чудесные подьезды. Но у ближайшего сквера, как назло, находится отделение милиции, а от него рукой подать до вытрезвителя, поэтому алкоголики облюбовали наш подъезд как распивочный рай и на случай: если еще приспичит — недолго бежать. Были времена, когда в каждом пролете стояла группа лиц, и один из группы держал стакан и бутылку. Лестничные клетки были усеяны битым стеклом, окурками, плевками. Жильцы ходили возбужденные, а матерные перебранки ежедневно заканчивались дракой. Не боялся алкашей до поры до времени один Югин, потому что держал возле двери цепного пса в конуре, тот самый И ван дер Югин, жилплощадь которого вы узурпировали…
— Она ему не понадобится. Его посадят в тюрьму или в сумасшедший дом, как только поймают, — сказал Саша,
Сусанин усмехнулся:
— Югина не поймают. Он переоделся грудным ребенком и скрывается в родильном доме. А если за ним придут, мы перепрячем Югина в детский дом, или я усыновлю его под псевдонимом. В конце концов, он наш друг, и того Цербера, которого алкоголики споили насмерть, подарил ему я… Но это — другой разговор. Вернемся к пропойцам, все более распоясывавшимся, все обильнее окроплявшим места пьянок самым постыдным образом. Даже в сортире «Незабудки» запах мочи не бывает такой резкий, какой стойко удерживался в подъезде. И вот тогда нынешний костяк Домсовета, состоящий из майора…
— Какого майора?
— Майора в отставке Клавдия Ивановича Сплю. Вы же его знаете? Так вот: из майора, вдовствующей санитарки леса Анны Петровны и пенсионера Толика, которого все зовут Столик за то, что он — скороспелый пенсионер. Этот костяк, вняв моим советам, решил закрыть входную дверь. Был послан герольд по квартирам с приказом собрать жильцов у подъезда. Там постановили: врезать замок и поручить Сплю изготовление ста девяноста дубликатов ключа. Вот тут-то проявил ревизионизм и уход от линии подъезда наш Бутылки: тех, кто наливал ему полстакана и оставлял пустую посуду, он приглашал в подъезд. За ревизионизм Бутылки был бит и лишен права самостоятельного входа в дом, и, оставшись без винной ренты, сильно загоревал и перед алкоголиками поклялся отомстить. Не прошло двух дней, как во всех туалетах в бачках булькал кипяток. Гадить приходилось стоя, как в древнем Египте, потому что сесть на раскаленный унитаз никто не решался. Слесарь был повторно бит и заперт в сортире. Я сам принят и той акции участие. В щель из-под двери валил пар. Бутылки рыдал и молил о прощении. Когда его выпустили, он был похож на совхозный помидор. Он капитулировал, а домовая общественность на радостях, на взлете активности решила создать подъездный совет и дать ему всевозможные права без обязанностей. Местом заседаний костяк Домсовета выбрал подвал, в котором процветал склад винного магазина, и бросился в бумажную борьбу за подвал, и опять вышел победителем, сплоченный, как ком снега после дождя. Пенсионеры покрасили добычу, соорудили какое-то подобие сцены и трибуны, Столик притащил с помойки столик для президиума, а Сплю собрал со всех жильцов по три рубля и откуда-то приволок стулья. Старые, но сидеть на них можно…
