Михаил Попов - Паническая атака
Выяснилось, что от бешенства укол мне, конечно, сделают. Совершенно ясно, что опасность заразиться от домашней собаки нулевая, но должность обязывает их настаивать на уколе. Но если вы категорически откажетесь, то просто распишетесь вот здесь, и все. Отказываться было неудобно — иначе к чему была вся моя предыдущая поза? Обязательно колите, потребовал я.
Тут выяснилось, что укол полагается не один, а целых пять. Второй — через три дня, потом через неделю, через месяц и через два месяца. И, что важно, в период вакцинации категорически запрещается принимать алкоголь. Вырисовывалась совершенно ужасающая перспектива: сухой Новый год, не говоря уж обо всем остальном. Нет, я не то чтобы не могу прожить без ежедневной рюмки, но остаться без этой отдушины почти на три месяца из-за какой-то вшивой псины!..
Но укол мне уже сделали. И я, расстроенный, побрел домой.
Ну, ерунда. Выдержу как-нибудь три месяца без выпивки, успокаивал я себя, но настроение становилось все сквернее. Нет, надо обратиться к здравому смыслу. Откуда в этой собаке из «жигуленка» может взяться бешенство? Да ведь и сами старые грымзы, что делали мне эти уколы, всем видом показывали, что вынуждены заниматься ерундой.
Я позвонил Сереже Смирнову — он врач по первой профессии, — и посоветовался с ним. Что тут делать? В самом ли деле надо так уж прислушиваться к предупреждениям о том, что пить при этих уколах нельзя. Безусловно и несомненно, сказал он. Алкоголь под запретом однозначно, могут быть самые неожиданные осложнения.
Ладно, решил я, тогда колоться прекращаем.
А через сколько дней уже можно будет пить после первого укола?
Ну, дней пять подожди и тогда уж пей.
К моменту этого разговора пять дней как раз миновало, и я поехал на Комсомольский проспект, где встретился со своим старинным другом Сашей Сегенем. Когда он предложил мне выпить, я сказал, кокетничая, что лечусь от бешенства. Рассказал историю.
— Вероятность заражения — один шанс на миллион, — пренебрежительно заметил Сегень.
Мне не понравилось, что он не сказал, что вероятность «нулевая», но и при объявленных шансах пасовать было бы стыдно.
Не надо думать, что я такой уж алкоголик и дня не могу прожить без выпивки. Нет. Я пью скорее редко и нерегулярно. Раз в неделю максимум. Главное — знать, что можешь в любой момент «откупорить шампанского бутылку». Так я и продолжал в том декабре, и однажды, после обычного двухдневного праздника, уже «переболев», уже попивая утром чаек, я просматривал газету «Труд» и в колонке мелкой информационной смеси натолкнулся на сообщение из Владимирской области, где в одной из деревенек произошло следующее. Объявилась бешеная собачка, которая в течение всего одного дня перекусала два десятка человек. Удалось ей это потому, что вела она себя не совсем обычно: сначала ласкалась к человеку, а уж потом впивалась в руку или ногу. И проделывала все это молча. Наконец ее догадались пристрелить, а всех жителей заставили сделать прививки. В заметке настаивалось на том, что это совершенно необходимая мера и абсолютно все жители деревни это понимают, никто не ропщет на необходимость колоться, даже сильно пьющие. Даже некий Иван Никитич, мужчина, «не просыхающий со дня своего совершеннолетия». На своем теле никаких укусов он не обнаружил, но помнит, что собачка вилась рядом, а, как оказывается, заразиться можно, даже если вам на кожу попала всего лишь слюна больного животного.
Машинально, не концентрируясь на этой мысли, я подумал, что Владимир далеко, это другая область, и вообще… Допив чай, отложил газету и уселся к компьютеру. В дни, когда не пью, я, как правило, тружусь как литератор, чаще руководимый чувством стыда — стыда за то, что моя миниатюрная супруга уже два часа как возится в своей фотостудии, а я туг «гнию богемой». И не первое утро.
На свою беду, я не выключил телевизор, оставив его неразборчиво журчать в соседней комнате, и когда я зашел туда за какой-то книжкой, то увидел на экране географическую карту. Закадровый и загадочный голос рассказывал о красотах Владимирщины. Речь шла о Киржаче. Рядом с ним на карте обозначена граница соседней области. Московская область. Совершенно банальный факт, что город Киржач расположен сразу у границ Московской области, меня почему-то расстроил.
Все еще действуя не вполне осознанно, я взял в руки газету «Труд» и нашел заметку о ласковой собачке. Нашел название деревеньки и следом подлое по своей добросовестности указание, что деревенька эта расположена в Киржачском районе.
Внутри качнулась неприятная волна.
Я усмехнулся. Почти без усилия. Какая только ерунда не получает шанс возникнуть в голове, еще не вполне освободившейся от следов похмелья.
Я совершенно успокоился, но пошел почему-то не в кабинет, к компьютеру, а на кухню, к холодильнику, где лежала бутылка холодной минералки. Открыл холодильник, взял в руки бутылку и понял, что пить не хочу. Закрыл холодильник и пошел в комнату, к тому стулу, на котором обычно висят мои тренировочные штаны — и синие, и надеваемые поверх них белые. Осмотрел их в районе левого колена. Обнаружил четыре повреждения на белой вязаной ткани. Кавказский овчар, судя по ране, не вонзил клыки, а ущипнул меня. Но достаточно, чтобы рассечь кожу в двух местах. Я осмотрел нижние, синие трикотажные штаны. В таких в свое время я еще бегал на школьную физкультуру. Кажется, вот здесь мы видим следы зубов. Или не видим? Но достаточно всего лишь капли слюны… Стоп, стоп, стоп! С чего это я решил, что собака бешеная?! Кончай, кончай, парень, хватит дурью маяться!
Поскольку скомандовано было энергично, и к тому же в этот момент мне удалось посмотреть на себя со стороны, стоящего с испуганно-задумчивым видом посреди комнаты со штанами в руках, и даже ехидно усмехнуться в свой адрес и признать, что ехиден справедливо, это подействовало.
Вспомнилось о бешеной владимирской собачке вечером. В книжном магазине «Библио-Глобус», на первом этаже. Я уже побывал на втором, купил новый роман Умберто Эко «Остров накануне». После очень мне понравившегося «Имени розы» я был совершенно разочарован «Маятником Фуко» и теперь, собрав с поверхности книги (аннотация, кусочки послесловия) кое-какую информацию о ней, прикидывал, к чему готовиться — к новому удовольствию или к новому разочарованию. Следовало бы сразу бежать домой и рушиться в кресло с пухлой покупкой, я же зачем-то забрел в расположение небеллетристической литературы. Снисходительно скользнул взглядом по роющимся в стеллажах, занятых томами Ричарда Баха, Кастанеды, мадам Блаватской. Может быть, я и зашел сюда лишь затем, чтобы потешить чувство превосходства над потребителями философских суррогатов. В самом деле, ведь есть люди, духовной пищей которых являются измышления какого-нибудь Мулдашева. Понимаю, фантастика или историческая проза тоже по большей части интеллектуальный разврат, но там хоть честно указывают под названием: «роман», то есть выдумка. А отличительная черта всех рерихов — невыносимая серьезность.
Сам я в это время тачал роман из, если так можно выразиться, древнеегипетской жизни, и, хотя все книжки, имеющие какое-то касательство к теме, уже скупил в московских магазинах, все же иногда заглядывал в соответствующие отделы в слабой надежде натолкнуться на что-нибудь новенькое или упущенное. Нет, здешний стеллаж был в том же состоянии, что и неделю назад. Тураев, Рак, «Египетская мифология», Розмари Кларк, Монтэ «Египет Рамзесов», «Рамзее II и его время», Боб Бриер «Древнеегипетская магия». А вот этого в тот раз тут не было: Дэвид Баддок «Бессмертный Анубис». Я купил эту книжку на уличном развале за тридцатку. Интересно, сколько она стоит здесь, в солидном магазине.
Пятьдесят четыре рубля.
Я человек непрактичный и не горжусь этим, покупаю все у самого входа на рынок, а в магазине — сразу после подорожания. И это было бы ничего, жена с этим свыклась, но у меня есть тесть. Он звонит мне часто, в основном для того, чтобы завести речь о покупках и, узнав, почем колбасу или макароны «брал» я, с радостным возмущением сообщить, что он за то же самое заплатил чуть не в два раза меньше. Он всю жизнь прослужил «по снабжению», и ему хочется лишний раз убедиться, что он до сих пор еще парень хоть куда. Тут соперничество не профессий — он не комплексует ни по поводу своей, ни тем более моей, — но возрастов. Старый, мол, конь борозды не испортит.
На секунду я почувствовал себя на месте тестя. Такое было ощущение, что я не просто сэкономил двадцать четыре рубля, но проявил особого рода ум. Плюс к этому — житейскую сметку и практичность. Получил право немного себя поуважать.
Отворачиваясь от египетской полки, я упал взглядом на полку медицинских книг.
Даже сейчас, когда я пишу эти строки, сердце мое неприятно вздрагивает. Не надо, не надо мне было подходить к этой полке и брать в руки толстый справочник, кричаще сообщавший серебряными буквами на корешке, что он «Полная медицинская энциклопедия». Литературы подобного рода я дома не держу и по врачам хожу редко, между записями в моей медицинской карте в Литфондовской поликлинике годы и годы. Нет, немного вру. Есть книжка Ю.Николаева о лечебном голодании и несколько популярных брошюр о лечении гастрита и язвы двенадцатиперстной кишки — основные донимающие меня по жизни хвори. Хотя справедливости ради надо сказать, что человек я мнительный и впечатлительный и внимания собственному самочувствию уделяю много. И разговоры об этом самом самочувствии поддерживаю охотно. Люблю послушать жалующихся. И не только потому, что получаю мелкое удовлетворение от мелкой мысли, что у меня вот этого недомогания нет. Это накопление одного из видов житейского опыта. Но, как потом выяснилось, и род мазохизма, отложенное мучение, заготовка пищи для будущей рефлексии. Каждый раз, заболев, я жалею, что дома нет хорошего справочника, типа «Семейный доктор», который сразу бы объяснил, что симптомы недомогания свидетельствуют не о том, что у меня злокачественный менингит в последней стадии, а всего лишь ангина. И каждый раз, выздоровев, я забываю о намерении такой справочник купить. И теперь понимаю подсознательный охранительный смысл этой забывчивости. Купить такой справочник — значит внести в дом ящик Пандоры. Рано или поздно откроешь крышку.
