Анар - Юбилей Данте
— Ну, так что у тебя за дело? — допытывался Аликрам.
— Да так, — отмахнулся Фейзулла. Однако Аликрам пристал как смола:
— Нет, ты скажи мне, какое дело?
— Еду на киностудию, дубляж у меня, — признался Фейзулла.
Аликрам покачал головой:
— Послушай, куда ты деваешь столько денег? Где хранишь? Наверно, ни один сундук не вместит.
— Брось шутить, Аликрам. Хорошо, пока. Вот мой автобус.
Автобус остановился так, что задняя дверца оказалась как раз перед ними. Но не открылась. Ибо из передней двери еще сыпались люди, которым водитель автобуса при выходе продавал билеты.
Автобус работал без кондуктора.
Когда пассажиры вышли, распахнулась задняя дверь, и Фейзулла кое-как протиснулся в переполненный автобус.
— Лучше я буду сидеть голодным, но на дубляж не пойду! — сказал ему вслед Аликрам. — Для настоящего актера дубляж — халтура.
Однако Фейзулла не услышал его слов.
Скорее всего Аликрам говорил это для себя. Его давно уже не приглашали на дубляж.
В автобусе не было свободных мест. Ноги Фейзуллы ныли. С утра, на репетиции, он ни разу не присел. К тому же у него от рождения было плоскостопие.
Здесь царил характерный для городского транспорта запах: искусственной кожи, нагретого мотора, человеческого пота и еще чего-то неуловимого.
Запах в автобусе заставил Фейзуллу вспомнить военные годы. Его не взяли на фронт по причине вышеупомянутого плоскостопия. Многие работники театра, в том числе и он, были сокращены.
Наконец Фейзулла понял, почему этот запах пробудил в нем память о тех далеких днях. Во время войны он ровно три года проработал кондуктором трамвая. После окончания войны снова вернулся в театр.
По мере того как автобус приближался к киностудии, пассажиров становилось все меньше, Фейзулла сел. Одну остановку проехал блаженствуя.
В киностудии, войдя в лифт, Фейзулла нажал кнопку с цифрой «4». Покатил наверх. Когда миновал третий этаж, его заметил с лестницы режиссер сегодняшнего дубляжа Ага Мехти.
— Эй, Кябирлинский, Кябирлинский! — замахал он рукой.
Кябирлинский, выйдя из лифта на четвертом этаже, спустился по лестнице вниз до третьего.
Рядом с Ага Мехти стояла молодая симпатичная русская женщина, которую Фейзулла видел впервые. Он уловил запах тонких духов. Подумал: «Наверное, та самая артистка, которая приехала из Москвы…»
— Напрасно трудился, Кябирлинский, — начал Ага Мехти. — Мы перенесли дубляж на завтра. Джавад не может сегодня прийти, занят. — Обернувшись к своей миловидной спутнице, закончил по-русски: — Вот один из тех самых экземпляров, о которых мы только что говорили.
Актриса улыбнулась. У нее была прелестная улыбка, «отшлифованная», усовершенствованная за время долгих репетиций.
— Очень приятно, — сказала она низким голосом, протягивая Кябирлинскому руку. — Лена.
Фейзулла растерялся. Пожав кончики ее пальцев, резко отдернул руку, сунул в карман, достал платок, утер лицо.
Ага Мехти усмехнулся.
— Не платок — музейная редкость. Надумаешь продавать его, дай мне знать.
Ага Мехти был в отличном расположении духа. Кажется, актриса поняла, о чем идет речь, скосила глазки на платок Фейзуллы, хмыкнула.
— Платок Дездемоны, — сказал Ага Мехти. Актриса засмеялась.
Кябирлинский еще больше сконфузился, поспешно спрятал платок в карман, пробормотал:
— Значит, дубляж перенесен на завтра?
— Да, — подтвердил Ага Мехти, — на два часа. Сможешь?
— В два?
Фейзулла достал записную книжку, заглянул в нее.
В последние годы он не полагался на память. У него была маленькая потрепанная черная записная книжка, куда он старыми арабскими буквами записывал, что ему предстоит сделать и в какое время.
Ага Мехти, взяв актрису под руку, повел ее вниз по лестнице. Обернулся, сказал Кябирлинскому:
— Если не сможешь прийти — ничего. Я найду кого-нибудь и запишу твой текст. Не утруждай себя.
Кябирлинский, закрыв записную книжку, крикнул вслед режиссеру.
— Нет, нет, смогу! Я свободен!
— Ну и чудесно, — бросил через плечо Ага Мехти. — Сможешь — так приходи.
Он шепнул что-то актрисе и захохотал. Та тоже засмеялась.
Фейзулла отчетливо услышал ее слова:
— А вы ищете типаж. Вот вам, пожалуйста, отличный типаж. Прекрасная тупая морда.
— Да, но кроме морды нужен еще хотя бы минимальный талант, — ответил Ага Мехти.
Кябирлинский медленно спускался по лестнице, проклиная в душе телефоны киностудии. Сюда можно звонить, «сев на телефон», в течение трех дней подряд все равно не дозвонишься. Будь иначе, он позвонил бы после репетиции из города, и тогда ему не пришлось бы ехать напрасно в такую даль.
«Не везет мне сегодня, — подумал он. — Поеду на радио, посмотрим, что будет там…»
Ему надлежало быть в радиостудии в три.
Фейзулла посмотрел на часы — половина второго. Значит, домой он уже не успеет. Да и лучше, если домой он поедет после радио. Кажется, жена собиралась приготовить на обед бозбаш.
Бозбаш — пища богов! Есть ли что на свете вкуснее бозбаша?
Нет, бозбаш не годится есть в спешке, на ходу. Ты должен фундаментально устроиться за столом. Сначала не спеша крошишь в тарелку чурек, выливаешь туда бульон, затем выкладываешь на тарелку гущу, ложкой хорошенько разминаешь картофель и мясо, посыпаешь сверху толченым барбарисом и начинаешь есть вприкуску с репчатым луком… Пах-пах-пах, пальчики оближешь!..
От таких мечтаний у Фейзуллы засосало под ложечкой. Он завернул в буфет киностудии, купил бутерброд с колбасой и заморил червячка.
Сойдя с «дизеля» на остановке «Парковая», он поднялся вверх по улице и вошел в здание Комитета по радиовещанию и телевидению. Преодолев половину лестницы, остановился перевести дух, утер потное лицо.
Уже много лет, каждую неделю, в этот день, в этот час, Фейзулла приходил в радиостудию на запись. Он был неизменным исполнителем роли лиса в воскресных передачах для детей.
Войдя в редакцию, поздоровался:
— Салам, милые девушки! Салам, джигиты! Это было его традиционное приветствие. Стоящий у окна Меджид, низкорослый толстый рыжий парень, ответил:
— Привет, братец Лис… А где же кот Васька?
— Придет, придет, — сказал Фейзулла. — Не волнуйся. Ведь у Джавада машина, успеет, где бы он ни был сейчас.
Молодой актер Джавад Джаббаров, исполнитель роли кота, был звездой, недавно засверкавшей на театральном небосклоне. На сцене он играл Гамлета, Эльхана, Отелло, но на радио не гнушался незначительной ролью кота, столь любимого маленькими радиослушателями. Каждую неделю аккуратно приходил на запись, нисколько не обижался, когда работники радио называли его котом Васькой, напротив, это ему даже нравилось.
Редактор передачи Сафура при виде Фейзуллы несколько смутилась.
Меджид ухмыльнулся:
— Братец Лис, Сафура ханум хочет сказать тебе что-то, но стесняется.
— Чего стесняться? Разве я чужой? Сафура встала из-за стола.
— Не слушайте его, Фейзулла-даи. Я сама все скажу. Дело в том, что… — Она запнулась. — Не знаю, как объяснить вам…
Сердце Фейзуллы екнуло: «Нет, сегодня мне определенно не везет. Что за напасть?!.. Не везет — и все. Интересно, кому там еще не понравился мой голос?»
— В чем дело, дочь моя? Говори, не стесняйся.
— Понимаете, Фейзулла-даи, текст этой передачи писал случайный автор, который не в курсе наших дел. Он написал роль лиса для женщины, и невозможно ничего изменить, так как на этом строится весь сюжет.
У Фейзуллы похолодело под ложечкой.
— Как же так?.. Значит, лисом теперь будет женщина? — спросил он растерянно.
— Нет-нет-нет, — поспешила успокоить его Сафура. — Никогда этого не будет. Разве мы допустим?.. Только сегодня, единственный раз… Со следующей передачи вы опять будете в своей роли.
Меджид фыркнул:
— На сей раз лисичка оказалась женщиной, через неделю ее опять превратят в мужчину.
Сафура метнула на Меджида порицающий взгляд, покачала головой.
Фейзулла вздохнул:
— Да, ничего не поделаешь… — Опустился на стул. — Дайте присесть, отдышаться. Этот подъем к вам может доконать человека.
Опять губы Меджида растянулись в ухмылке.
— Братец Лис, дорогой, хвост всегда держи трубой! — пропел он.
Сафура вернулась к своему столу. С ее плеч будто упал тяжелый груз.
Фейзулла сидел на стуле и громко дышал. Лоб и верхняя губа его были покрыты капельками пота. Он достал пла ток, утер лицо.
Из коридора донесся раскатистый баритон:
— Салам, мой дорогой, салам! Как дела, красавица? Рад видеть тебя, симпатяга-парень! Как ты там?.. Желаю здоровья на тысячу лет!
Глаза Сафуры заблестели.
— Пришел, пришел! — воскликнула она радостно.
Дверь распахнулась, в комнату вошел высокий, статный молодой человек.
