Алан Беннетт - Голы и босы
— Понимаю, — отозвалась пожилая особа. — Да и монахиням торопиться некуда. У них впереди вечность. Я собираюсь к ним в мае — отдохнуть.
— Но сейчас ведь только февраль! — вскричал мистер Рэнсом. — Мне…
— У них мало места, — объяснила пожилая особа. — Никаких тебе бесед, трехразовое питание, чего ж удивляться? Это дом отдыха для служителей церкви обоих полов. Кто бы подумал, что монашкам тоже нужен отпуск. Молитва не утомляет. Это вам не автобус водить. Все еще звонит. Наверное, допили и пошли на перерыв в часовню. Я, пожалуй, могу позвонить и позже, только… — она уставилась на монеты на ладони мистера Рэнсома, — я свои уже опустила.
Мистер Рэнсом дал ей фунт, она взяла лишние пятьдесят пенсов со словами:
— Для 999 монет не нужно.
Она положила на рычаг трубку, и ее деньги тут же вывалились обратно, но мистер Рэнсом так спешил позвонить, что не обратил на это внимания. Лишь позже, сидя на полу комнаты, прежде служившей ему спальней, он подумал вслух:
— Помнишь, были кнопка А и кнопка В? Их больше нет. А я и не заметил.
— Ничего больше нет, — отозвалась миссис Рэнсом, не уловившая направления его мыслей, — ни освежителя воздуха, ни мыльницы. Это не люди — польстились на туалетный ерш, подумать только!
— Пожарных, полицию, «скорую»? — спросил женский голос.
— Полицию, — ответил мистер Рэнсом. Последовала пауза.
— Мне лучше этот бананчик, — послышался мужской голос. — Слушаю? — Мистер Рэнсом принялся объяснять свое дело, но дежурный перебил:
— Угроза для жизни? — слышно было, как он жует.
— Нет, — сказал мистер Рэнсом, — но…
— Угроза насилия?
— Нет, — признался мистер Рэнсом, — но…
— У нас тут небольшой сбой, шеф. Не кладите трубку, перевожу вас в режим ожидания.
На мистера Рэнсома хлынули звуки штраусовского вальса.
— Они там, небось, чай пьют, — высказала догадку пожилая особа, все еще стоявшая рядом, — он чувствовал по тяжелому запаху.
— Извините за задержку, — прорезался голос пять минут спустя. — Будем писать на машинке. Компьютер завис. Чем могу быть полезен?
Мистер Рэнсом объяснил, что совершена кража, и указал адрес.
— Вы на телефоне?
— Разумеется, — отозвался мистер Рэнсом, — но…
— Записываю номер.
— Телефон украли…
— Обычное дело, — вздохнул голос. — Радиотелефон?
— Нет, — оживился мистер Рэнсом, — проводной. Один аппарат в общей комнате, второй — рядом с кроватью в…
— Без лишних подробностей, — остановил его голос. — Да и кража телефона — еще не конец света. Так какой все-таки номер?
Мистер Рэнсом вернулся домой после часа ночи. Миссис Рэнсом, которая начала было осваиваться с создавшимся положением, он застал там, где недавно была ее спальня, — она сидела, прислонившись к стене в том месте, где лежала бы в постели, будь у нее постель. Она от души поплакала в отсутствие мистера Рэнсома, но теперь утерла слезы, решив, что придется принять неизбежное.
— Я думала, ты умер, — сказала она.
— Почему вдруг?
— Беда не приходит одна.
— Пришлось воспользоваться одной из прачечных самообслуживания, если хочешь знать. Это было ужасно. Что у тебя во рту?
— Пастилка от кашля. Нашла у себя в сумке.
То была одна из пастилок, без которых, по настоянию мистера Рэнсома, она не бывала в опере с тех самых пор, как однажды прокхекала все представление «Фиделио», от начала и до конца.
— У тебя есть еще?
— Нет, — сказала, не прекращая сосать пастилку, миссис Рэнсом. — Эта была последняя.
Мистер Рэнсом отправился в туалет, слишком поздно сообразив, что грабители были столь предусмотрительны, что унесли оттуда не только бумажный рулон, но и держатель.
— Тут нет бумаги! — завопил мистер Рэнсом.
Единственной наличествующей в доме бумагой была театральная программка «Cosi», и, просовывая ее в дверь, миссис Рэнсом не без злорадства подумала, что мистеру Рэнсому предстоит подтереться портретом Моцарта.
Но негнущийся, жесткий глянец брошюрки (выпущенной при поддержке банка «Барклиз Пи-эл-си»[4]) был малопригоден для дела и не желал смываться: несмотря на троекратный слив бачка, сэр Георг Шолти[5] все так же яростно косил глазом на овал унитаза.
— Получилось? — спросила миссис Рэнсом.
— Нет, — ответил муж, располагаясь у стены рядом с ней. Но тут миссис Рэнсом, ощутив, что плинтус врезается ей в спину, изменила положение тела и легла под прямым углом к мужу, так что голова ее покоилась теперь у него на бедре, чего с означенными органами не случалось уже долгие годы. Успокаивая себя тем, что все дело в чрезвычайности ситуации, мистер Рэнсом, тем не менее, испытывал неудобство — физическое и моральное, чего, видимо, нельзя было сказать о его жене, которая тотчас уснула, предоставив мистеру Рэнсому угрюмо созерцать противоположную стену и ничем не занавешенное окно, с которого, как он с удивлением отметил, грабители сняли даже кольца для штор.
Было уже четыре часа утра, когда появилась полиция: крупный, средних лет мужчина в плаще, представившийся сержантом отдела уголовного розыска, и конфузливый молоденький констебль в мундире, не сказавший ни слова.
— Вы не слишком спешили, — не сдержался мистер Рэнсом.
— Да, — стал оправдываться сержант, — мы бы раньше приехали, но… как говорится, э-э… накладочка вышла. Ошиблись квартирой. Мой паренек дал маху. Увидел фамилию Хэнсон и…
— Не Хэнсон, а Рэнсом, — перебил мистер Рэнсом.
— Ну да. Мы выяснили… потом. — Только что переехали? — поинтересовался сержант, оглядывая пустое место действия.
— Нет, — отрезал мистер Рэнсом. — Тридцать лет тут прожили.
— И обставились?
— Конечно, — подтвердил мистер Рэнсом. — Нормальный дом, как полагается.
— Диван, кресла, часы… — стала перечислять миссис Рэнсом. — Все было.
— И телевизор? — робко подсказал констебль.
— И телевизор, — подтвердила миссис Рэнсом.
— Мы редко его включали, — уточнил мистер Рэнсом.
— А видак?
— Я не признаю видеомагнитофонов, — отчеканил мистер Рэнсом. — Мне и так забот хватает.
— Музыкальный центр?
— Да, — хором отозвались мистер и миссис Рэнсом.
— У жены было меховое манто, — заявил мистер Рэнсом. — В моей страховой компании есть список ценностей.
— Да вы просто шутите, — подивился сержант. — Я тут немного похожу-посмотрю, если вы не против, а констебль Патридж запишет все подробненько. Соседи напротив видели взломщика?
— В Португалии.
— А сторож?
— Наверное, тоже в Португалии, — съязвил мистер Рэнсом, — судя по тому, как часто мы его встречаем.
— Я не расслышал, у вас на конце м или н: как у Артура[6] или как у семейки «Симпсон» [7]? — переспросил констебль.
— Патридж у нас из образованных; новичок, а с дипломом, — пояснил сержант, осматривая двери. — Замок, я вижу, не сломан. Малый просто влез по наружной лестнице. А не мог бы я разжиться у вас такой штуковиной, как чашка чаю?
— Нет, — отрезал мистер Рэнсом. — Потому что у нас больше нет такой штуковины, как чайник. А заодно и такой, как чайный пакетик.
— Я так понимаю, вам потребуется помощь, — выдавил из себя констебль.
— Какого рода?
— Ну, к вам будут приходить, успокаивать, держать за руку, — сказал сержант, приглядываясь к окну. — Патридж считает, что это помогает.
— Все мы люди, — пробормотал Патридж.
— Я — поверенный, — заявил мистер Рэнсом.
— Ну, может, ваша половина захочет попробовать. Мы в отделе стараемся не огорчать Патриджа.
Миссис Рэнсом ободряюще улыбнулась.
— Запишу, что вы согласны, — обрадовался констебль.
— Вижу, они ничего не оставили? — догадался сержант, шмыгнув носом и потянувшись, чтобы провести рукой по рейке для картин.
— Да уж! — раздраженно отозвался мистер Рэнсом. — Абсолютно ничего, как вы могли заметить.
— Да не ваше, а свое — пояснил сержант. — Он снова задумчиво шмыгнул носом: — Визитку, так сказать.
— Визитку? — не понял мистер Рэнсом.
— Продукты дефекации, — пояснил сержант. — Воровство — дело нервное, часто требуется в сортир.
— Так это одно и то же, сержант, — подхватил констебль.
— Что одно и то же, Патридж?
— Когда они собираются «на дело», они говорят «айда в сортир». А во Франции иначе, — разохотился констебль, — «стоять на атасе»
— Вас что, в «Лезерхэде» этому учат? — умилился сержант. — Патридж полицейский колледж кончил.
— Это как университет, только без шарфов[8], — засмущался Патридж.
— В общем, — приказал ему сержант, — иди проверь. На счет дефекации я имею в виду. По этой части они бывают очень изобретательны. Я как-то работал на краже в Пангборне, так это красовалось там на светильнике XVIII века прямо посреди стены. Занимайся они каким другим делом, так хоть давай им приз герцога Эдинбургского[9].
