Николай Камбулов - Ракетный гром
Бородин отдал жене фуражку, глыбиной кинулся к Цыганку. Солдаты захлопали в ладоши:
— Асса, асса, асса!..
Легко пошел замполит, словно бы начисто сбросил свои девяносто пять килограммов.
— Асса, асса, асса!..
Цыганок несся за подполковником волчком, будто спутник вокруг Земли.
— Асса, асса, асса!..
Усталый, со взмокшими волосами, Бородин поднял руки:
— Сдаюсь, хватит! Уморили вы меня.
«Черт-те чтоI — подумал Малко. — Такой серьезный, а в пляс идет».
— Елена Васильевна! — крикнул сержант с шапкой бронзовых волос. — Давайте песню разучивать! Нашу, о ракетчиках. Виктор, ноты знаешь?
— Они не для баяна, — сказал Виктор, глядя на свои уставшие пальцы.
— Дайте ему отдохнуть. — пожалел Цыганок, — он же вкалывает семь дней в неделю: шесть дней в классах да в парке, в воскресенье — тут, в кафе.
— Будем слова разучивать. — сказала Елена. — Слушайте внимательно, я прочитаю весь текст, потом споем без аккомпанемента...
Бородин вышел на веранду. Елена читала, он курил и слушал. Подошел Малко. Открыл портсигар:
— Разрешите курить?
— «Планета, планета, ты нам дорога!» — вслед за Еленой вслух повторил Бородин. — Помните, как мы перевооружались? Да, вас тогда не было. — Он помолчал. — Первыми перевооружились. И теперь первыми осваиваем новую технику... «Планета, планета, ты нам дорога!» Хорошие слова!
— Виктор, ты не стараешься. Приедет папахен, он тебе лампасы покажет, — шутили солдаты.
— Я его не боюсь...
— Значит, нашей части повезло: смелого человека Москва прислала, — захохотал Цыганок.
— Тише, ребята. — Это голос Елены. — Теперь все вместе еще разок. Начали...
Малко покачал головой.
— Не нравится? — спросил Бородин.
— Я не о песне, товарищ подполковник. Думаю о новых системах. Поднажмем, мобилизуем народ... освоим и эти эрпурсы. — Он начал говорить, что может сделать партийная организация, чтобы взбудоражить народ, призвать, пересмотреть социалистические обязательства. — Не вообще соревноваться, а применительно к новым задачам, конкретно...
Бородин отметил про себя: «Да ты, брат, дельные слова говоришь! Не зря избран в партийное бюро».
— Партийное собрание надо готовить. Хорошенько продумать повестку дня. — сказал замполит и, видя, что Малко ожидает разрешения закурить, добавил: — Кури... Вот приедет командир, посовещаемся и проведем. Так, что ли?
— Только так, товарищ подполковник!
Вечером Малко заглянул в штаб. Комнаты были пусты. Вышел на улицу. Возле ворот стоял часовой. Тишина. Хотелось действовать. Шутка ли! Получены такие грозные ракетные установки! Тут есть где развернуться. «Людей, людей надо поднимать и тормошить», — шептал он, довольный и тем, что квартиру получил, и тем, что скоро приедет Аннета, и тем, наконец, что поговорил с замполитом. Бородин ему нравился. Малко никогда не видел замполита одного, всегда вокруг подполковника то солдаты, то офицеры...
Навстречу — Виктор Гросулов.
— Куда идете?
— В кафе, товарищ старший лейтенант, газеты да журналы положить на место. Моя очередь убирать помещение...
Виктор работал молча. Малко курил в дверях, прислонившись спиной к косяку.
— Как будем служить? — вдруг спросил Малко у солдата. — Как все или как сын генерала?
Виктор разогнулся, потрогал клавиши баяна, пожал плечами.
— Он как у вас, строгий?.. Вы уж меня извините за откровенность, слышал я, будто бы генерал не очень-то поддерживает всякие почины. Делай так, как предусмотрено инструкцией и уставом, и в сторону даже на вершок не кидайся. Такой он, да?
— Обыкновенный, как все командиры. — Виктор закрыл книжный шкаф, попросил разрешения идти в казарму.
Они вышли вместе. На улице совсем потемнело. Здешнее небо казалось низким, а звезды крупными.
— Значит, любите баян? — спросил Малко, щелкая портсигаром. — Хотите, я вам покажу настоящего баяниста. Артист! Вот уж играет!
— Хорошо бы послушать...
— Не сейчас, потом покажу. А служить вам надо хорошо. Присматривайтесь к ефрейтору Цыганку, отличный оператор. Присматривайтесь, чтобы не краснеть перед генералом ни вам, ни мне.
— Понятно, товарищ старший лейтенант.
Малко свернул к воротам. И уже из темноты крикнул:
— Рикимендую постоянно держать в тумбочке учебник математики. — Слово «рекомендую» Малко выговаривал с трудом, искажая его.
— «Рикимендую», — повторил солдат с грустинкой и открыл плечом дверь казармы.
II«Пахнет потом и еще чем-то — похоже, карболкой. Только что прозвучал сигнал отбоя. Казарма погрузилась в царство тишины. Но я знаю: многие солдаты не спят. Я засыпаю не сразу, в мыслях еще долго перебираю то прошлое, то настоящее. Я думаю. Говорят, так случается почти со всеми в начале службы, потом, когда солдаты врастают в армейскую жизнь, они засыпают тотчас же, едва коснувшись подушки.
Вспомнился кружок молодых философов. Да, да — философов! Он состоял из учеников девятых и десятых классов, и только из мальчиков. Девчонок, как «взбалмошных и не способных к политическому мышлению существ», устным договором и близко не допускали. Мы искали у философов всех времен мысль, которая могла бы поразить человеческую глупость. Мы нашли около двух тысяч великолепных изречений о человеческой глупости. Нам казалось, если эти высказывания спрессовать, отжать слабое, мы получим ту мысль, которая необходима для уничтожения бешеного, угрожающего народам бомбой. Были почти у цели, как вдруг десятиклассник Андрей Соловейко, придя на чердак (здесь находилась наша штаб-квартира). разочарованно произнес:
— Мы опоздали. Американцы высадились в Южном Вьетнаме. Они уже разбойничают там.
Да, мы опоздали: по нашему мнению, та мысль, которую мы хотели найти, могла поражать человеческую глупость лишь в мирное время, а когда гремят пушки, эта мысль превращается в озябшую дворнягу, которую каждый может пнуть, но не каждый предложит ей пристанище.
После выпускного вечера Андрей Соловейко уехал на Дальний Восток к своему папаше — адмиралу. Я начал мытариться с музыкальным училищем и провалился на экзаменах. Потом втайне от отца решил поступить баянистом в профессиональный ансамбль. «Дитё, — сказали мне в ансамбле, — у вас есть диплом?.. Видите, у вас нет диплома. Инструментом владеете хорошо, но нам нужен диплом. Попробуйте приобрести эту нужную нам бумагу». Я спросил: где ее приобрести? Очень нежненький, пухленький, с серыми глазами тип корректно развел руками: «До свидания, дитё».
Соловейко примчался в августе. Он срочно позвал нас на чердак.
— Философы, я поступаю в Высшее военно-морское училище. Советую и тебе, Гросулов, идти по стопам отца.
Перешедший в десятый класс Ваня Оглоблин, саженного роста, с головою размером с тыкву, помахал исписанными листами:
— Вот та мысль, которую искали. Разрешите?
— Читай, — сказал Соловейко и предупредил, чтобы все молчали, пока Ваня не закончит чтение. Оглоблин выбросил вперед руку:
— Господин президент! Мы повелеваем вам вообразить себя и свой народ в тридцатом столетии нашей эры... Теперь ответьте на вопрос: где вы сейчас находитесь, господин президент?
«В Белом доме», — подумал я и удивился, что Ваня отгадал мои мысли.
— Господин президент, это, по меньшей мере, не скромно. Вспомните историю взлета и падения некогда могущественных государств. И США некогда были могущественными. Помните, конечно... И помните то время, когда вы, человек, обладавший огромной властью, подвели свою страну к огромному крутому откосу и толкнули вниз. Не помните? Как жаль, что все безумцы забывают о катастрофах. А народы мира помнят... Корея... Вьетнам. Пятьсот тысяч солдат послали вы в ту страну убивать и жечь. Жечь и убивать только за то, что вьетнамцы хотели жить по-своему, а не по-американски. На океанские рейды стали ваши боевые корабли, атомные и неатомные. Вы им приказали угрожать всем, кто поднимет голос протеста...
Именно тогда родился лозунг: «Американцы, убирайтесь вон!» Его повторяли повсюду, где только появлялись ваши уполномоченные агитаторы и солдаты.
Люди проклинали целый народ, целую нацию. Такого еще не знала история человечества! Ненавидели и проклинали целую страну! А вам было... все божья роса, будто бы и не замечали этого, все ближе и ближе к крутому откосу толкали свою страну. В истории точно указывается, что такое эскалация войны и к чему она приводит...
Простите, мы назвали вас президентом. Ошибка. Вы давно уже не президент. Вы сейчас, то есть в тридцатом столетии, простой жилец некогда могущественной, но теперь живущей на экономических подачках страны. (Не вы впервые полетели вверх тормашками, еще задолго до тех ваших Соединенных Штатов имелись «всесильные и всемогущественные империи», жадные до чужих земель. Что с ними ныне, в истории тоже записано. Не читали? Почитайте.)
Говорят, в ваш древний Белый дом попала бомба. Мы возмущены. Да и не только мы, народы многих стран проклинают разбойников страны Риканцеамер, второй год терзающих свободолюбивый американский народ. Риканцеамерские агрессоры ныне действуют так же, как действовали их далекие предшественники из Соединенных Штатов в шестидесятых годах двадцатого столетия. Они бомбят ваши ирригационные системы, школы, больницы, предприятия. Население, целые области штатов вынуждены ныне покинуть дома и укрываться в сырых и темных подземных пещерах.