Ёсиюки Дзюнноскэ - До заката
— Это ты только и думаешь, как бы кого обмануть, везде и всегда, — сказала она презрительно.
Мужчина взглянул девушке в глаза.
— Так или иначе, давай зайдём, раз уж всё равно приехали. Скоро ведь стемнеет, — проговорила девушка, не отводя глаз.
В тусклой темноте неясно проступали очертания ворот и забора. Однако бледно-фиолетовая дымка всё ещё не рассеялась, и было отчётливо видно лицо девушки и даже выражение её глаз.
Они вошли в распахнутые ворота, от которых прямой лентой тянулся асфальт дороги, подводя к самому краю обрыва и выпукло отливая белизной. По обеим сторонам дороги виднелись редкие деревья.
— Может, дойдём до обрыва? — сказал мужчина, и они пошли рядом. Шли они по асфальту, но шаги звучали почему-то глухо и неотчётливо. И хотя небо было уже почти совершенно чёрным, фиолетовая дымка втрое выше человеческого роста всё ещё стояла над землёй. Казалось, они вдвоём находятся в замкнутом пространстве, где, как в комнате, от стен и потолка отражаются все звуки.
Лениво волоча ноги, мужчина безразлично проговорил:
— А я неприятный сон видел.
Девушка не ответила. Мужчина на секунду замолчал, затем продолжил:
— Ты идёшь рука об руку с какой-то незнакомой женщиной и плачешь. Вы обе — в чёрных сапогах. Она тебя не утешает, а просто идёт, взяв тебя за руку. Половина лица у тебя алая и рыхлая, как раздавленная переспелая хурма.
Помолчав, девушка ответила:
— Слушай, а эта женщина не была случайно высокая такая, с густыми бровями?
— Да, такая и была, а что?
— Может, это вовсе и не сон.
— Вот ещё, глупости какие.
— Но ты же сам сказал, — «алая, как переспелая хурма» — значит, всё было цветное, правильно?
— Мои сны всегда цветные. Все цвета отчётливые, даже оттенки.
— Верно, цветные сны тоже бывают… Только это был не сон, я ведь, помнится, один раз бродила именно так, как ты рассказываешь. — Подняв руку, девушка, закрыла ладонью левую половину лица. Небо стало уже совсем тёмным, но воздух вокруг, наоборот, посветлел, и её движение было отчётливо видно.
Мужчина вспомнил один знаменитый рассказ о привидении. На горной тропе некто встречает безликое Ноппэрабо — существо без глаз, носа и рта. В испуге он бежит вниз по склону горы и у подножья видит лавочку, где торгуют гречневой лапшой соба. Не помня себя, он вбегает внутрь и начинает рассказывать хозяину о том, что только что видел. Хозяин, выслушав, ухмыляется:
— У него лицо, часом, не такое было?
Хозяин проводит рукой по лицу, и в тот же миг глаза, нос и рот исчезают, и перед взором оказывается гладкое безликое Ноппэрабо…
Мужчина настороженно глядит на девушку.
— У меня лицо, часом, не такое было? — говорит она и отводит руку. Из-под руки показывается щека, алая и влажная… Нет, нет, примерещилось. Девушка идёт, всё ещё прижимая к лицу ладонь.
— Да конечно же, это сон, — зло и раздражённо сказал мужчина, — тут и сомневаться нечего.
— Почему же?
— Это же мой собственный сон, я его видел, потому и знаю, что это сон.
— Ну, как скажешь…
Сомнение в её голосе раздражает мужчину ещё больше.
— У меня есть доказательство, что это сон.
— Доказательство?..
— И ты, и твоя спутница шли голые. Потому я и уверен, что это сон.
— Ты же только что сказал, что мы были в чёрных сапогах, или нет?
— Сапоги-то были. А кроме сапог, на вас ничего и не было, — говорит мужчина намеренно резко. Однако девушка шепчет про себя:
— Ну, как скажешь…
Они стоят у полутораметрового забора, за которым — обрыв. Внизу, на чёрном фоне моря, у подножья скал, подёрнутая дымкой, виднелась белая брызжущая пена набегающих и разбивающихся о камни волн.
Мужчина берёт девушку за руку и резко поворачивает кругом, в ту сторону, откуда они пришли. Белая дорожка тянется до самых ворот, ведущих наружу.
Прислонясь спиной к забору, девушка говорит:
— Когда человеку что-нибудь снится, глаза ведь закрыты, правильно?
— Ну да, а как же иначе?
— А что это такое вообще — закрывать глаза?
— Что значит «что это такое»?
— Закрывать глаза — это значит опускать веки, так?
— Можно и так сказать, ну и что?
— Тогда получается, что глазные яблоки всегда открыты, так?
— А, вот ты о чём. Был, кажется, философ такой, который писал как раз об этом. У него выходило, что жмурься не жмурься, а глаза всегда остаются открытыми и всегда смотрят на изнанку век. Что, мол, им и минутки передохнуть не выдаётся. По-моему, это идея невротика.
— Все глядят на изнанку век… да, похоже на то. А я всё-таки так не думаю. Вот, смотри, я закрываю глаза… — говорит она, опуская веки. Её движение отпечатывается в его мозгу, как фотография. Парк погружается в темноту, и только вокруг мужчины и девушки — как будто бледное, угасающее фиолетовое сияние.
— Смотри, вот так, — поднеся руку к закрытым глазам, она широко расставила пальцы. — Держишь руку перед глазами, да? И пальцы просвечивают.
— Говорю тебе, это невроз.
— Вовсе нет, это каждый может увидеть, не только я. Ничего тут особенного нет.
— Вот ещё глупости…
— А ты попробуй.
Мужчина закрыл глаза, и девушка поднесла руку к его лицу.
— Ну, видишь?
— Да с какой ста… — начал он, и тут перед глазами смутно показалась ладонь, постепенно изображение стало резче, и вскоре контуры проступили совсем отчётливо. Рука, словно вырезанная из листа белой бумаги, стоит перед глазами.
— Ну и ну, — прошептал он и услышал грустный голос девушки:
— Ведь видно же, да?
— Видно…
— Даже лицо можно разглядеть.
Наверное, теперь перед его закрытыми глазами оказалось её лицо — глаза, нос и рот, — которое он сразу отчётливо увидел, совершенно так же, как всегда. Он уже не знал, открыты у него глаза или нет, и притронулся пальцами к векам.
— Не беспокойся, глаза твои закрыты, — послышался голос девушки. Её тело, словно вырезанное из белой бумаги, чётким контуром проступало в темноте. Казалось, она была нагой.
— Так вот что это было, — невольно прошептал мужчина.
Он открыл глаза. Девушка, как была, в кимоно, стояла прямо перед ним. «Может быть, она и вправду шла, плача, с алой, как раздавленная хурма, щекой. Просто я видел её сквозь веки», — подумал мужчина. Словно читая его мысли, она сказала:
— Есть один способ проверить, что ты видишь — явь или сон.
— Научи меня, — сдержав раздражение, мягко попросил мужчина.
— Это очень просто: если, например, ты видишь во сне пейзаж, а в нём твоё лицо или спина — это сон. — В её глазах блеснула насмешка. — Если ты не понимаешь таких простых вещей, значит, ты уже совсем старый…
Протянув руку, она провела ладонью по животу мужчины, круглившемуся жирком, и снова прислонилась спиной к забору, глядя на белую дорожку к воротам и словно измеряя её взглядом.
— Давай наперегонки? — произнесла она с вызовом.
— Ну, тебе-то я пока что не проиграю.
Едва он договорил, как девушка пустилась бежать. Мужчина бросился вдогонку. Она опередила его метров на десять, и расстояние между ними не сокращалось.
Внезапно с неё слетела одежда, и мужчине предстало её белое нагое тело. На бегу он поднёс руку к глазам, проверяя, не закрыты ли они ненароком.
— Открыты, — прошептал он, и в ту же секунду по её бёдрам, заливая ноги, хлынул багрово-красный поток.
«Нужно догнать её, остановить», — подумал мужчина. Обессиленная, она остановилась, едва не рухнув на землю, и присела на корточки, оглядываясь на мужчину, в каком-то самозабвении глядя на него с вызовом и игривостью.
Мужчина замирает. Багровое пятно на белой дорожке парка становится всё больше и больше, а девушка глядит на него с тем же игривым вызовом.
Мужчина не двигается с места. От девушки его отделяют метра три.
«Подойти к ней или же убраться отсюда прочь?» — Не зная, что делать, он лишь угрюмо сутулится. И вдруг видит свою спину во всю её ширину, собственную спину, сутулую, с выпирающими лопатками, — она отчётливо, во всех подробностях встаёт прямо перед его глазами…
Глава вторая В ЯЧЕЕ СЕТИ
1
На окраине оживлённого квартала стояла маленькая столовая, где подавали европейскую еду. Располагалась она в деревянном одноэтажном домике, и лучшего названия в старинном духе, чем было на её вывеске — «Европейские блюда», — наверно, и придумать нельзя.
Саса услышал об этом заведении ещё лет пять назад, от приятеля, который утверждал, что «бифштексы там — пальчики оближешь».
— Только жир не надо оставлять. Я раз оставил, так хозяин мне замечание сделал, — прибавил тогда приятель.
У Саса зачесался затылок, и он яростно заскрёб его пятернёй.
— Ты что, может, жир не любишь? — спросил приятель, увидев его движение.
