Олег Егоров - Казейник Анкенвоя
Я пишу «возможно», поскольку допускаю существование всего, что ни есть. Иными словами, я допускаю существование мистики, параллельных миров, артефактов, черных дыр, кротовых нор, зеленых карликов и оторванной пуговицы от плаща, пропавшей где-то в недрах моей квартиры. Так или иначе, но сосед по малой нужде загнал Геннадия в свободную кабинку, нагнул головой в унитаз и проверил действие сливного бачка. Бачок был в исправности. К столу Геннадий прибыл умытый и задумчивый. В период нашего короткого знакомства Геннадий регулярно ставил меня в тупик. Его простодушная логика решительно сбивала меня с толку, заставляя усомниться в привычных истинах. Когда он криво поклеил обои в комнате моего товарища Устинова, я обозвал работу Геннадия халтурой.
- Халтура за деньги, - тотчас последовала его реплика. - А здесь я бесплатно клеил. Здесь я шефством беру.
Чтобы как-то прикрыть его шефство, я присобачил на стену плакат-репродукцию с картины «Женщина, взвешивающая жемчуг».
- Стыдно посмотреть, - тотчас последовала реплика Геннадия. - Халтура.
- Разумеется. Вермеер за деньги писал.
- Халтура, как видимость, - развил Геннадий. - Обман товарища. Подделка чистой воды.
- Да, это копия, - не стал я оспаривать. - Подлинник экспонируется в Национальной картинной галерее города Вашингтон.
- И там копия. Подлинник, я так себе думаю, на кладбище. Все ваши картины для видимости. Списанный материал.
- Это искусство, Геннадий, - попытался я оправдать в его глазах труд величайших мастеров. - Красота, если угодно. «Красота спасет мир», ты слышал такое выражение?
- Грубое выражение, - убежденно ответил Геннадий. - Искусство произошло от слова «искусственный». А искусственный значит не настоящий. Сплошная подделка. Вопросы?
- Один. Ты где набрался этого дерьма?
- Я всего-то принял по сто пятьдесят. Портвейн «Кавказ». Хороший. Будешь?
Портвейн «Кавказ» отбил у меня охоту спорить с Геннадием на весь остаток жизни. Это ретроспективное отступление я посвящаю всем искусствоведам, и на том спешу вернуться к Словарю. После отмеченного в кафе «Синяя птица» судьбоносного поворота, встречал я его довольно редко. Вернее, часто. Фактически тогдашнее бытие определило мое сознание, как помраченное. А помраченному сознанию трудно оценить частоту каких-либо встреч. Словарь, между тем, погрузился в атмосферу новых для него впечатлений. Погружение первое. Словарь удручен и разочарован. Детские мечты его на поверку оказались досадной химерой.
- Хорошо там, где нас нет, - философично изрек армянский наставник Геннадий, вытаскивая Словаря из ямы с нечистотами на месте прорыва городской канализации. Разочарованный в избранной профессии, Словарь еще пару лет занимался трубами, вентилями, прокладками и разводными ключами. За истекший период он вступил в партию, стал членом комиссии по распределению жилплощади, получил картонную обложку от книги «Диплом», женился, снял носки, лег спать и проснулся чиновником. К тому времени я вышел из комсомола, бросил институт, развелся, уволился с работы, получил расчет, надел носки, лег спать и не проснулся. Что же до Словаря, то вот что. Словарь, осознавши свое истинное назначение на должность начальника отдела кадров жилищно-коммунального хозяйства, вздохнул полной грудью. Согласно устройству тела, еще более полной грудью вздохнула его жена. Быть женой водопроводного слесаря менее увлекательно, чем женой даже Маленького чиновника. В минуты слабости наш Словарь сожалел о напрасных усилиях, растраченных для достижения ложной мечты. Но кто способен с детских лет распознать свою истинную природу? Разве, что гений. Природа сама распознает его и побуждает к энергичному действию. В нем задатки начинают проявляться интуитивно. В нем возникает сильная тяга, будто в печной трубе, сложенной опытным каменщиком. И сгорает в нем ранний талант, как уголь в топке. И тогда остывшего гения забывают все, кто успел погреть на нем руки. Это в лучшем случае. А в худшем публично казнят воспоминаниями, от которых одно только ему остается - бежать, заткнув уши. Подсесть на иглу и нюхать клей, чтобы заполнить призраками черную пустоту в своей утробе. Запросто мог на месте такого раннего гения оказаться и Словарь, откройся ему врожденный дар чиновника в то пору, когда остальные дети летают на метле и мочат гоблинов. Это историческое отступление я посвящаю Нике Турбиной. Когда я проснулся, чиновник Словарь уже распределил себе квартиру на юго-западе, купил венгерский мебельный гарнитур, автомашину «Жигули», и сверх всего, получил от государства шесть соток бурьяна по Минскому шоссе. Проснувшись, я занял у Словаря двадцать пять рублей, обменял их на пиво «Ячменный колос» и сел писать сценарий о чиновниках. Большой чиновник из сценария чем-то смахивал на матрешку. Внутри у него жил точно такой же чиновник меньших размеров. Маленький чиновник сидел на цепи в грудной клетке Большого чиновника и рычал от голода. Если бы он вырвался на свободу, он бы скушал Большого чиновника. А так ему оставалось лишь тявкать на подчиненных и просителей, когда Большой чиновник открывал рот, чтобы вежливо сделать легкое внушение, или учтиво отказать в неуместной просьбе. Кукольный анимационный фильм, снятый по моему сценарию, Большому чиновнику не понравился. Большой чиновник, руководивший т/о «Экран», позвал коллектив нашей съемочной группы к себе в кабинет. Говорил он с нами тихо, чтобы не разбудить своего Маленького чиновника. И еще причина была. В государстве произошли необратимые изменения. Свобода слова, как и свобода печати, вступила в свои права. Но сама печать все еще находилась в руках чиновников. И Большой чиновник сказал нам, что печать свою на акте приема этой ложной во всех отношениях картины хрен поставит. Я его понимаю. Как врачи обязаны хранить клятву Гиппократу, и как священники обязаны хранить тайну исповеди, так чиновники обязаны хранить свои печати. Если какой чиновник положил свою печать на вредный для собственных интересов документ, он подвергается изгнанию из рядов как нарушитель основной заповеди чиновника. Основная заповедь чиновника гласит: «Не навреди себе». Впрочем, простому народу чиновники тоже не наступают на грабли. Положит чиновник свою печать на бумажку раба Божьего, допустим Ивана, иль нет, Ивану то без разницы. Его интересы уже соблюдаются Ангелом, восходящим от востока солнца и хранящим печать Бога Живаго. Ибо сказал он в Откровении четверке Ангелов, каким дано вредить земле и морю: «Не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего». Но это, в общем, богословское отступление. Как отступил митрополит Александр Введенский на публичном диспуте с Большим чиновником Луначарским, агрессивно убеждавшим публику, будто она произошла от обезьяны со сноской на Дарвина. Митрополит отступил, согласившись, что «каждый человек лучше знает своих родственников». Кстати, в теории Чарльза Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора» происхождение чиновников не упоминается. Итак, в государстве наступила эпоха распродажи. Большой чиновник, руководивший т/о «Экран», продал капитализму такое негативное явление, как наш фильм. Негативы прочих фильмов, напрасно пылившихся на полке хранилища, он тоже продал. Большие чиновники спешно продавали капитализму все, что имело спрос: военную технику, цветные металлы, нефть, удобрения, обогащенный уран и прочие вредные излишества. А также «землю, море и дерева», пока им не навредили четыре Ангела. С легкой руки Больших чиновников государство быстро избавилось от балласта народных достижений. Маленькие чиновники лязгали зубами от зависти. Им тоже хотелось что-либо спустить за бесценок. Хотя бы штаны. Но особенного резона в этом не было. Маленьких чиновников и так разоблачали все, кому не лень. А некоторых имели прямо в штанах. Старая бюрократическая машина разваливалась на запчасти. Запчасти поступали в кооперативное движение. Поступил в него и Словарь. Он построил сауну, где открыл свое общество закрытого типа. Когда очередной тип закрывался в его обществе с водкой и голыми бабами, Словарь чувствовал, что жизнь его таки наладилась и обрела законченный смысл. В принципе, верно чувствовал. Во-первых, какой русский не любит водку и голых баб? Еще он, разумеется, любит быструю езду, но только после водки и баб. Далее. Сколь-нибудь осмысленная жизнь Словаря, действительно, закончилась в сауне. Все в том же изначальном его мире водопроводных коммуникаций. Он спился, разбил автомобиль, потерял общество закрытого типа, ушел от жены, снял ботинки, лег спать, и не проснулся. Теперь обо мне. Когда одна шестая часть суши вывернула себя наизнанку, ее население дружно поверило в Спасителя. Материальное равенство как доминирующая система ценностей окончилось. И вернулось все на круги своя, где вращались бедные и богатые, всякий со своим.
