Чель Весте - Кристиан Ланг - человек без запаха
2
После того как Ланг решил доверить мне написание и публикацию своей истории, в переписке и долгих беседах со мной он не раз подчеркивал, что даже вообразить не мог, что его роман с Саритой окажется столь продолжительным. Ланг полагал, что обстоятельства их первой встречи сулили обратное. Они познакомились июльским вечером. То лето было холодным и пасмурным. В жизни Ланга наступило время серьезных перемен и переоценки ценностей. Весной он развелся со своей второй женой, сын от первого брака, старшеклассник, судя по всему, употреблял наркотики, в придачу ко всему у Ланга случился бурный роман с режиссером студии девушкой на пятнадцать лет моложе его, и, кроме того, он утерял способность писать. Все лето Ланг просидел в городе. Передача временно не выходила, но Ланг хотел подготовиться к следующему сезону — весной зрительский рейтинг упал, и директор канала объяснил продюсеру Ланга, что в программу необходимо внести свежую струю. А еще Ланг думал начать работу над новым романом.
— Пойми меня правильно, — сказал Ланг, — я остался в городе, чтобы работать, а не бегать за юбками.
Но и в это серое промозглое лето вьдалось несколько вечеров, когда до самых сумерек было тепло, безветренно и влажно. Гельсингфорс окутывал запах духов и готовящейся пищи, небо еще долго сохраняло молочную белизну после наступления темноты, а дыхание прохожих источало аромат тайны и ожидания. Один из таких вечеров Ланг запомнил с почти графической точностью. Весь день он терпеливо сидел за компьютером в своем кабинете на Виллагатан, но так и не нашел ни сюжета, ни нужной интонации для нового романа. Он выпил слишком много растворимого капучино, и его застарелая язва снова дала о себе знать, к тому же, признался он, ему стало скверно от собственного одиночества. Поэтому с наступлением сумерек он отправился в «Корону» и выпил две бутылки густого темного пива. Через несколько столиков Ланг заметил мужчину в шляпе с пером в окружении слушателей. Он сидел в инвалидном кресле, его правая нога была загипсована по самое бедро. Ланг узнал его: это был старый рок-певец, который несколько дней назад упал с балкона и сломал ногу, тем самым обратив на себя внимание вечерних газет. Некоторое время Ланг наблюдал, как рок-звезда распинается перед своими поклонниками — он говорил о Лос-Анджелесе и о своих многочисленных гитарах, которые называл особым финским словечком skebat. Однако скоро Лангу надоело подслушивать, и он отправился в «Девятку», где заказал тушеную курицу с лапшой. Поев и выпив бутылку красного вина, он пошел на Шильнаден и заглянул в «Керму» послушать старый блюз в исполнении женского трио. Пока они пели, Ланг выпил два стакана водки с ананасовым соком, после чего разговорился за барной стойкой с одной из певичек. Похвалив их версию «Stand by Me», он предложил включить в репертуар другую песню Бена Кинга — «I Who Have Nothing». Но к своему удивлению, Ланг узнал, что девушка («Та, что действительно отлично пела», — возмущенно рассказывал он) никогда не слышала не только про «I Who Have Nothing», но и про Бена Кинга. Внезапно Ланг почувствовал себя старым занудой, погребенным под толстым слоем банальнейших воспоминаний. Ему захотелось осадить певичку — спросить, не видела ли она его по телевизору, но он не смог найти нужных слов: а вдруг она ответит, что у нее нет телевизора и что смысл ее жизни заключается в исполнении старых сентиментальньпс песен, о которых она имеет самое смутное представление. Ланг промолчал, а певичка вскоре нашла себе другого собеседника. Потом, признался Ланг, он выпил слишком много водки с ананасовым соком. Уже светало, когда он побрел домой — за три квартала, в недавно купленную, но довольно запущенную трехкомнатную квартиру на Скарпшюттегатан. Красота раннего утра настраивала на спокойный и серьезный лад, за облаками на востоке виднелась бледная настилка солнца. Над футбольной площадкой возле церкви Святого Иоанна выплыла тонкая дымка и, окутав шпили церкви, Ферландерский дом и Музей прикладного искусства, растаяла. Ланга поразило великолепие города: он долго стоял на пустой футбольной площадке и просто смотрел, чувствуя, как трезвеет от влажного утреннего воздуха. Добравшись наконец до дома, он лег спать и проспал до половины первого, потом встал, выпил пол-литра воды и съел три хлебца с тунцом. Затем, развернув газету, стал изучать программу телевидения и сокрушенно отметил, что его интеллектуальное ток-шоу заменили обычными летними программами: спорт, любительское хоровое пение и порнуха.
Похмелье не отпускало его весь день и половину вечера. Ланг сидел перед телевизором, переключая программы до тех пор, пока ему не полегчало, а в десять часов отправился на Стура-Робертсгатан поужинать. Он зашел в небольшую пиццерию, где можно было расположиться у окна на высоких барных стульях. Кроме него, в кафе никого не было, но, пока Ланг ждал свою пиццу, дверь открылась и вошла брюнетка лет двадцати пяти. Она подошла к стойке и сделана заказ. Туфли на платформе и широком каблуке подчеркивали ее высокую стройную фигуру. Лицо было скорее интересное, нежели красивое; оно казалось маленьким для такой высокой девушки и, несмотря на тонкость черт, непропорциональным: темные глаза, курносый носик и широкий рот с пухлой нижней губой напоминали небрежно составленный фоторобот. На девушке были черные брюки, узкие в бедрах и расклешенные книзу. Лиловый свитер тоже был в обтяжку, и Ланг не удержался и поглядел на ее грудь, довольно большую для худого тела: силикон или специальный бюстгальтер, а может, и то и другое, подумал Ланг.
Потом Ланг признался, что благодаря кое-каким познаниям в социальной географии города и личным предубеждениям он не долго ломал голову, кто эта девушка: к тому времени, когда им принесли заказ, он твердо решил, что она русская или эстонская проститутка. В эту минуту, как по сигналу, за окном пошел дождь. Ланг нетерпеливо придвинул к себе пиццу, разрезал ее на четыре куска и, прихватив один салфеткой, начал есть. Девушка была не в духе.
— Почему на столе нет соли? — сердито спросила она, глядя перед собой, и добавила: — Даже в самых паршивых забегаловках на столах всегда стоят солонки.
Лангу послышался акцент в ее финском; значит, он был прав, предположив кто она и откуда. Девушка снова потребовала соль, однако на этот раз голос ее прозвучал громко и пронзительно. Ланг не выдержал.
— Да хватит возмущаться, — сказал он, — пицца и так соленая. Неужели вас настолько избаловали в вашем Петербурге, что вы уж и вести себя прилично не можете?
— В каком еще Петербурге? — удивилась девушка. — Сам-то ты откуда, из Хапаранды?
Теперь Ланг прекрасно слышал: никакого акцента в ее речи нет, это у него в ушах шумело от собственной предвзятости. Он решил не обращать на девушку внимания. Недовольный повар принес ей соль, и, пока она солила пиццу, взгляд ее скользнул по пустому кафе и на какую-то долю секунды задержался на Ланге. Потом они сидели, жевали и смотрели в окно: дождь усилился, превратившись в ледяной ливень, и каменная плитка на мостовой заблестела. Лето выдалось тоскливое, зябкое, и, глядя на этих одиноких людей в маленьком кафе, было ясно, что город с самой весны так и не прогрелся. Но вдруг что-то случилось. То ли произошло какое-то невероятное совпадение, то ли у них в крови восстановился уровень сахара, но оба неожиданно расслабились. Как по сигналу, они подняли глаза и посмотрели друг на друга. Лангу показалось, что взгляд девушки стал теплее, и он непроизвольно улыбнулся. А потом они хором сказали:
— У вас на губах томатная паста.
И так же хором смущенно рассмеялись.
— Извините, у меня сегодня неудачный день, — сказала девушка.
— У меня тоже, — ответил Ланг.
— Вы не из Хапаранды, — сказала девушка.
— Нет, — ответил Ланг, — а вы не из Петербурга.
— Нет, — улыбнулась девушка, — и даже ни разу там не была.
— Я тоже, — сказал Ланг, — мой дед и оба брата моей бабушки погибли во время войны. У нас в семье ненавидят Россию. Вернее, я ненависти не испытываю, просто стараюсь соблюдать нейтралитет.
Ланг понял, что слова его прозвучали глупо и чересчур доверительно, и почувствовал, как краска заливает лицо и уши.
— Так откуда вы? — спросил он, чтобы отвлечь ее внимание.
— Ниоткуда, — сказала девушка, — по крайней мере, у меня такое чувство. А вы?
— Отсюда, — ответил Ланг, показав на город за окном.
— Да знаю я, кто вы, — сказала девушка, — вы Ланг, я видела вас по телевизору.
— Ну да, конечно, — вздохнул Ланг и устало потер глаза.
— Не волнуйтесь, — успокоила его девушка, — я вовсе не отношусь к числу ваших поклонниц. Мне кажется, вы слишком часто перебиваете своих гостей. А еще вы сильно потеете, последние пятнадцать минут эфира у вас просто омерзительно блестит лицо.
— Понятно, — сухо произнес Ланг и поглядел на оставшийся кусок пиццы.
