Дмитрий Дейч - СКАЗКИ ДЛЯ МАРТЫ
- Вы… ты говорил с ним? Он помнит меня?! Он упоминал обо мне?!! - закричал телеграфный столб. Электрические провода натянулись как струны.
Ветер задумчиво пошелестел, наматывая круги:
- Старикан и в самом деле говаривал о Старом Индейском Дереве, с которым он век или два играл…
- …в кости! - закончил столб. - Мы резались в кости, причём он всю дорогу проигрывал.
- Ещё он говорил, что ты - жулик каких мало!
- Это я-то? Ерунда! Поклёп! Посуди сам: как я могу жульничать? Мне, извини за вульгарный натурализм, просто НЕЧЕМ жульничать. Это он вечно пытался дунуть изподтишка, чтобы повернуть кости нужной стороной кверху, да только судьбу не обжулишь! Он мне и по сей день должен.
- Вот как? - засомневался Ветер, - что-то на него не похоже… Я, помнится, как-то раз задолжал одному деятелю упряжку быков, и старикан мне все уши прожужжал: долг, мол, святое… Особенно - карточный долг… Ну, теперь я ему это припомню…
- А ведь ты мог бы за него рассчитаться, - тихонько сказал столб.
- Ещё чего! - захохотал Ветер. - Пусть старикан раскошелится, он богаче любого из нас. Купит-продаст кого хочешь…
- Мне его деньги ни к чему…
- Ты меня заинтриговал, - признался Южный Ветер и подлетел поближе. - Чего же тебе надобно?
Столб угрюмо вздохнул и позвенел проводами:
- Видишь эти чёртовы кандалы?
- Тоненькие висюльки, которые уходят за горизонт? Я всё хотел спросить: что это за хреновины такие и зачем вы, столбы, ими обматываетесь с головы до ног?
- Сдуй их.
- Не понял…
- Ты ведь можешь дунуть как следует?
- Не вопрос…
- Дуй.
Южный Ветер набрал горячего воздуха и дунул - сперва легонько, потом посильнее. Столб накренился, но провода не поддались.
- Ого! - закричал Ветер - Ну держись…
И он дунул по-настоящему. Песчанные языки поднялись на такую высоту, что птицы - одна за другой - падали вниз, словно пустыня слизывала их с неба. Далёкий караван, успевший за время беседы проделать немалый путь, разметало по сторонам: верблюды сели в песок, люди потеряли друг друга из виду и бродили в темноте, выкрикивая имена богов и посылая им проклятия на всех языках мира. Немногочисленные пустынные животные поспешили укрыться от ветра, а те, кто не успел, припали к земле, пережидая внезапное бедствие.
Электрические провода натянулись до отказа. Звук, который они издавали, сопротивляясь, напоминал человеческий вопль. Наконец, с оглушительным звоном они лопнули, и телеграфный столб покатился по земле, как спичка.
- Ну вот, - сказал Южный Ветер, весьма довольный собой. - Это было нелегко, но мы справились… Что-нибудь ещё?…
- Да, - с трудом выговорил запыхавшийся, изрядно потрёпанный столб, - теперь поставь меня ровно…
- Как скажешь, дружище…
- И прощай…
Буря окончилась также внезапно, как и началась. Пыль улеглась, и сквозь её завесу, быстро рассеивающуюся, вновь показалось солнце. Ветер поднялся над пустыней, принимая в свои объятия встревоженных птиц, баюкая их и покачивая на воздушных волнах. С высоты его полёта пустыня выглядела как прежде. Животные спешили по своим делам, растения стряхивали песок, поднимаясь из земли, как велел им инстинкт, выжившие после катаклизма люди вставали на ноги, чтобы привести в порядок поклажу, разыскать верблюдов и похоронить мертвецов.
Изменился лишь баланс сил. Вглядываясь, вслушиваясь, принюхиваясь, Ветер распознавал новую тенденцию: вначале эти изменения было малозаметными, неосязаемыми, но с течением времени скрытое становилось явным.
Посреди пустыни появилось Нечто Существенное.
И всё, что обычно здесь катится, карабкается, семенит, ходит и ползает, не придерживаясь какого-либо порядка или плана в своих перемещениях, внезапно обрело Направление, будто изнутри невидимого круга кто-то протянул электрические провода - к каждому кустику, каждой пустынной змее, шакалу, орлу или мыши.
Когда далёкие караваны - один за другим - стали сходить с проторенных путей, Ветер понял, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Подчиняясь общему движению, он поспешил туда, где всего каких-то пару колов времени оставил торчать из песка рассохшийся телеграфный столб, уже догадываясь о том, что увидит, когда приблизится на расстояние лёгкого дуновения.
Голос и Моль
Что ж, теперь можно подумать и о поэзии, - пробормотала Моль, окончательно запутавшись в складках тяжёлого драпового пальто. Пальто висело в шкафу, шкаф стоял в прихожей, прихожая помещалась в квартире, а та - на третьем этаже старого трёхэтажного дома - последнего в ряду таких же точно старых трёхэтажных домов по улице Вознесенской.
- Этаж последний, - сказала Моль и повторила, пробуя каждое слово на вкус: Этаж - какой?… правильно: последний. Как поцелуй, париж, танго, укус или ангел…
Этаж - последний, чулан - всё тот же,
Всё та же дрянь размазана по стенам…
Неплохо.
Она огляделась. В тёмном шкафу - одна-одинёшенька среди хлопьев пыли и легиона рубашек, повисших на плечиках.
Стоп-кадр: застывший в пыльном воздухе сонм ангелов…
- Сонм-сонм… сонм-сонм-сонм… - промурлыкала Моль и едва не поперхнулась:
Здесь сонмы ангелов, алкая свободы,
Стучатся в пыльные и сумрачные своды.
Тут откуда-то сверху раздался Голос. Он был таким зычным и гулким, что вначале Моль ничего не расслышала.
- Что? - закричала она, - Я ничего не слышу!
- Я говорю: нет у нас никаких сводов! - громыхнул Голос.
- Вы не могли бы говорить потише?!! - взмолилась Моль. - Желательно - шёпотом! Говорите шёпотом, будто в шкафу кто-то уснул и вы боитесь его разбудить!
- Если этот Кто-то уснул и я боюсь Его разбудить, - раздумчиво прошептал Голос, - чего ради я стану с Ним разговаривать?
- Хороший вопрос, - призналась Моль, и немного раздражённо добавила: а вы что, философ? Парадоксов друг?
- Что-то в этом роде… - ответил Голос, - Так куда они стучатся, сонмы эти?
- Они стучатся в стены, дверь и потолок! - ответила Моль, не скрывая иронии.
- Зачем же они безобразничают? Случайный прохожий может подумать, что в шкафу завёлся полтергейст! Представляете себе что тогда начнётся!
Моль тихонько засмеялась:
- На самом деле никто никуда не стучится. Просто я снова попала в Безвыходное Положение, а в Безвыходном Положении только и остаётся что писать стихи. Видите ли, я запуталась в складках. Этот мир полон складок. Окажись на моём месте кто пожиже, он бы уже рыдал, ожидая неминуемой смерти!
- А вы, стало быть, в ожидании неминуемой смерти - стишата пописываете?
- Ага! - радостно созналась Моль.
- И много уже написали?
- Уйму!
- Таааак… - Голос звучал всё громче и громче, словно позабыв о том, что его просили сбавить тон, - ну и где же они - ваши стихи?
- Где?… - Моль слегка растерялась, - Ну… по большей части… тут.
- Простите?
- Я помню их наизусть.
- Что ж, прочтите что-нибудь…
- С удовольствием. Что бы вам хотелось услышать?
- Что-нибудь осмысленное… с намёком… на обстоятельства.
- Ясненько! - сказала Моль, - никаких проблем:
Вы засмейтесь, палачи!
Вы рассмейтесь, скрипачи!
Смейтесь, смейтесь, усачи!
Хохочите, хохмачи!
Наступила тишина. Голос ждал продолжения, а Моль - аплодисментов. Наконец, она вежливо кашлянула, как бы давая понять, что пауза затянулась.
- Ну что ж, - осторожно сказал Голос, - нельзя не признать… у вас хорошее чувство ритма…
- Спасибо! - просияла Моль, - я знала, что вы станете меня боготворить, и из элементарного чувства благодарности спасёте от неминуемой гибели! Ведь правда, спасёте?
- Разумеется… - рассеянно отозвался Голос и, помолчав, как бы нехотя добавил: а ведь я тоже пишу стихи. Хотите послушать?
- Конечно!
- Вот - самое свежее, надеюсь, вам понравится:
Вскормил кукушку воробей,
Бездомного птенца,
А тот возьми да и убей
Приемного отца!
Моли стихотворение не понравилось.
- Совсем неплохо… - сказала она после минутного молчания, - Птенец - бездомный. Голодный, наверное… И убийство - неожиданное и жуткое. За душу берёт!
- А вот ещё:
