Михаил Веллер - Легенда о теплоходе «Вера Артюхова»
– Стой! Не беги! Разобьешь.
Вахтенный в поту швыряет трубку и счастливыми междометиями и жестами поясняет негру, что сейчас глупый непонятливый бой, по голове его много били, принесет наконец выпить, и все будет хорошо. И ченчила внемлет ему со все более увеличивающимся доверием и достоинством, что вот, немаленький человек его принимает, бвана, слугу имеет на побегушках, который выпивку подносит.
Балдеет от своего плана вахтенный, хитроумный Одиссей: эк да он сейчас клюкнет на халяву холодненького, расслабится на полчасика вместо обрыдлой вахты, пока тот, что у трапа, не взорвется и свалит оттуда. Да винцо! да под сигаретку! на холодке! нет, бывает жизнь хороша и под нашим флагом.
3. ПУСТЬ НЕУДАЧНИК ПЛАТИТ
Приятель бутылку доставил трепетно, как младенца, проглотившего гранату. И с негром здоровается, обращаясь непосредственно к карманам. Руку карманам протягивает и треплет их интимно. И мука сладострастия борется в нем с мукой скупости: откупоривает бутылку. Плеснул на донышки:
– За дружбу и интернационализм!
– Не скупись, – поощряет вахтенный, – ему побольше, себе поменьше. Ченч сделаем – гульнем!
– Но бутылка уж с тебя.
– Да? А с тебя что – за такой обмен? не жидься.
– Может, у него там стриженая бумага, – сомневается приятель. – Для понта.
– Ерунда! Вон края торчат.
– Мало ли у кого что торчит… Для понта.
– Лей-лей! – и вахтенный проглатывает ударную дозу, налитую не ему вовсе для баловства, а ченчиле для дела, и нагло командует: – А теперь ему! Пол-лней…
Мерит приятель скорбным взглядом остатки в бутылке, жмурящегося ченчилу, и мечтает:
– Эх… спиртика бы для КПД капнуть…
– Откуда?
– А у доктора.
– Разбежался он.
– А за деньги.
– Нужны ему.
– Валюту, балда!
Вахтенный оценивает ченчиловы карманы и говорит:
– Жалко.
А приятель зажегся идеей, в азарт вошел:
– А выпить? Не выпьет – вдруг сорвется? На советские-то рэ!
Ченчила исправно подтверждает:
– Совьет – гуд.
– Слыхал?!
И приятель звонит врачу: уважаемый доктор медицины, дорогой-любимый, позарез приперло, полстаканчика, а?
Доктор любезно отвечает:
– А пошел ты на…
Приятель обещает вылизать доктору все интимные места и лизать их непрерывно до самого прихода домой, а также сулит впридачу свою бессмертную душу.
Доктор не хочет. Он утверждает, что относится одобрительно ко всем видам сексуальных связей, только вот к гомосексуализму как-то скептически. Что же касается души, то он и собственной обременен сверх меры, и охотно ее ссудит какому-нибудь долбаку вплоть до окончательной победы мирового капитализма.
Приятель надрывно вздыхает и выстреливает из сокрушительного калибра:
– А за доллар?
При звуках чудного зеленого сияния доктор делает паузу и меняет тональность. Осведомляется с ласковостью психиатра к шизофренику:
– А вы не пили, ребята, негритянской водки?
– Это которой?
– Это которая стакан холодной воды и молотком по голове.
Приятели смотрят в большой задумчивости на негра и обмозговывают предложенный рецепт.
– Извините, ребята, дать не могу. Приказ. Никому.
– Я не шучу, док. Прошу продать мне сто граммов медицинского спирта за один американский доллар.
Доктор с кряхтением усваивает информацию, и сообщает, что на таких условиях он согласен продать все наличные запасы спирта, а также аспирина, валидола, касторки, скальпели, шприцы, бинты, а еще есть дома жена и старушка-мама, так никто не интересуется? По сто грамм за доллар.
И приятель отправляется за спиртом. Там происходит душераздирающая сцена: доктор желает вперед деньги, потом стулья, а приятель клянется своей визой и морским царем-вседержителем, что так невозможно, млеет и блеет, намекает и гарантирует, и еле уносит драгоценное зелье.
И они разводят честно спирт в три стакана, разбавляют сухим, доливают водичкой, чтоб дополнительно растянуть кайф во времени и пространстве, и благостно выцеживают. И слегка даже балдеют.
И с удовлетворением хорошо и честно выполненного долга достают приготовленные рубли: поехали! Теперь все в порядке! Уже можно.
Негр сочувственно смотрит на рубли и говорит:
– Ноу.
Что-о?! Что значит «ноу»!!! Ведь все сделали как надо!..
Ченчила смотрит на них, как Рокфеллер на чистильщика обуви, и поясняет свою финансовую политику: из левого кармана бережно извлекает потертую долларовую банкноту, из правого – разворачивает местную бумажку величиной в скатерть и расцветкой в павлина, делает ими вращательное движение, и убирает доллар теперь в правый карман, а миллион своих местных бананогрошей – в левый. И вразумляюще произносит:
– Ченч. Вери чип.
– Чип?! – повторяет вахтенный. – Вери чип?! – шепчет бессмысленно, наливаясь расплавленной свинцовой злобой. – Не нравятся тебе рубли, гнида?.. – И вперяется белесым взором в куриную черную шейку. – Чип, чип, чип…
– Чип! – зловеще откликается приятель. – Чип! Понял?!
В лютой ненависти смотрят они на ченчиловы карманы, на шейку ничтожную, на пустые стаканы, на рубли… смотрят на амулет, висящий на шейном ремешочке, и быстро, твердо и безумно переглядываются.
Синхронно поднимаются, берутся за этот ремешочек и тянут, перекручивая, в разные стороны. Старичок дрыгает ножками, разевает рот, они тянут сильней. Подержали… И придуши к чертям!..
4. ГДЕ ЗНАЮТ ДВОЕ – ТАМ ЗНАЕТ И СВИНЬЯ
Сели. Закурили. Дышат. Успокоились. И смотрят.
И вроде даже ничего и не произошло.
Как вышло, черт его знает, как-то само получилось, вроде даже и не собирались… Жара, понимаешь… рубли эти неконвертируемые… Курят: молчат!
И тут трезвонил телефон: подскакивают! переглядываются!
Тот, что у трапа все торчит, матерится в трубку – осатанел в пекле:
– Хватит, на фиг, возвращайся! я сваливаю!..
Вахтенный – медовым голосом:
– Бу-удь другом, две минутки еще, я за тебя потом хоть всю вахту отпашу.
– На хрен мне сдалось! Имей совесть!
– Старпом вдруг спросит – скажи, что мы подменились.
Тот заинтересовался – голосом, настойчивостью:
– Ты че там? Че делаешь-то? А? Три минуты жду!
«Че делаешь». Труп прятать надо, вот че! Куда его денешь – белый день, все на борту! Пихают его спешно в рундук под койку. А деньги вытаскивают, наконец-то, из карманов и, не удержавшись, спешно пересчитывают.
И тут распахивается, конечно, с треском дверь – притопал злобно тот, от трапа:
– Че это у вас?
А на столе – рваные кучки денег всех стран разложены, и рубли тут же. Идет скрупулезный подсчет и определение достоинства относительно рубля и доллара.
Выпучились друг на друга.
– Вы че, бухали? – Смотрит на три стакана. – А еще кто был?
Отвечают:
– Э-э-э-э-э…
Глядит он на эту картину, и мозгами перегретыми с усилием шевелит.
– Бизнес? А меня – дурачком? Суки. Л-ладно!
Вот зараза. Стукнет еще из зависти, раззвонит!
– Я пошел. Со старпомом сами разбираться будете.
Вздохнули тяжело:
– Вот тебе один фунт за один час вахты. Знай нашу щедрость. А теперь иди, постой еще семь минут для ровного счету. Будь человеком.
А тот с разгону беспроигрышно выставляет ультиматум:
– Ще-едрость… Возьмете в долю – постою, так уж и быть.
– Что-о? Мало?!
– А что – много?
Жадный матросик попался и наглый. Если вот так, ни за здорово живешь, отваливают фунт – значит, очень им надо. Значит, можно потянуть больше. Засовывает он этот фунт в карман подальше и повторяет:
– Давай по-честному. Кто все это время у трапа парился? Значит, вхожу в долю. – На треть претендует, бродяга!
И глядя бессильно на алчущую и потную его физиономию, вдруг разражаются они нервическим хохотом:
– Так – в долю хочешь? На троих?
– Хочу!
– Ха-ха-ха! Ох-хо-хо-хо! Полную треть?
– Да. По-честному. А что?..
– Ха-ха-ха-ха!..
– Да вы че гогочете!
– Ну, выдай ему его долю!
Выдвигают рундук и показывают ему труп.
Тот сереет и отваливает челюсть. И при виде его остолбенения они опять истерически закатываются:
– Хотел на троих? Заметано! Так теперь и скажем.
– К-кому ск-кажете?..
– Ох-ха-ха-ха!.. «К-кому, к-кому!» Прокурору, тля!
– М-м-мужики, вы ч-чего… Это ч-что…
– Это? Ой, а что это? С утра не было. Ха-ха-ха!..
– Дак вы-вы-вы…
– Нет уж, не вы-вы-вы, а мы-мы-мы. Ты чего, грамматику в школе не проходил? Кто на стреме стоял? Кто треть требовал?
– Точно. Мы ребята добрые.
– И справедливые. Получай заработанную треть!
– Да вы как?..
– Молча, тля. За шнурочек.
– Какой шнурочек?
– Специальный. Который он сам себе на шею надел.
– Как? Дак а чего? теперь-то?
– Дак а теперь-то ничего. Бабки на троих делить.
– А его чего?
– А ему теперь чего. Морской закон суров: кирпич на шею – и за борт.
