Леонид Филатов - Свобода или смерть
Он попытался улыбнуться широкой и, как ему казалось, самой обезоруживающей из своих улыбок. Улыбка получилась мучительной и фальшивой. Так улыбались иностранные шпионы в отечественных детективах пятидесятых годов, когда их припирала к стенке доблестная советская разведка.
– Понимаете… Затеял вот ремонт на даче… Ну, и собрал на чердаке всякий хлам… Пакля, доски, железки… Там ведь у нас чего только нет… И всё валяется без пользы… Так что извините, что напугал!..
Толик рывком оторвал от пола свой неподъемный чемодан и, забыв про лифт, стал спускаться по лестнице. Далеко уйти ему не удалось – закон подлости сработал вторично. Шаркнув о стену, чемодан открылся, – и всё оставшееся пространство лестницы заполонила шуршащая бумажная лава. Жильцы молча наблюдали, как по лестничным ступенькам сползали последние запоздалые листки… Никто не пытался комментировать происходящее… Толик с ненавистью взглянул на собравшихся и принялся запихивать бумаги обратно в чемодан…
* * *…Эмма Григорьевна ждала Толика у входа в квартиру. Спекшееся личико её не выразило ни малейшего удивления, когда она увидела Толика почему-то спускающимся сверху, да ещё с гигантским чемоданом, но Толик понял, что этот парадокс никак не прошел мимо её внимания.
Караулит, неприязненно подумал Толик. Господи, ну что за страна такая!.. Ни у кого никакой личной жизни, каждый стремится заполнить свою пустоту жизнью соседа!.. Всем до всех есть дело, и возникает иллюзия единения…
– Толечка, слава Богу!.. – заканючила Эмма Григорьевна. – А то я уже начала беспокоиться… Мы же с Иваном Васильевичем без вас, как без рук…
* * *И снова Толик тащил на себе Ивана Васильевича – на сей раз из туалета в комнату. Тот обнимал его за шею и вертел головой по сторонам, как избалованный ребенок, привыкший к тому, что с ним обязаны возиться, и не обращающий на опекунов никакого внимания…
– Громадное вам спасибо, Толечка! – суетилась сзади Эмма Григорьевна. – Вы позволите обратиться к вам ещё раз, если понадобится?.. А то у Ивана Васильевича понос… Уж и не знаю, чего он такого съел…
– Разумеется, Эмма Григорьевна!.. – рассеянно отвечал Толик. – Какие проблемы!.. Всегда к вашим услугам!..
– Мы ведь не сильно обременяем вас, правда?.. – Эмме Григорьевне не терпелось узаконить свои претензии на будущее. – В конце концов, вы человек умственного труда. Физические упражнения вам только на пользу!..
– Это правда! – не успев отдышаться, Толик снова вцепился в чемодан. – Я вам даже благодарен. Если бы у Ивана Васильевича не случился понос, мне бы грозила полная атрофия мышц!..
* * *– Не получилось!.. Толик впихнул чемодан в комнату и, не снимая плаща, рухнул на кровать. – Там, наверху, какая-то свадьба или проводы… Все выперлись на площадку и стали пялиться на чемодан… В общем, сорвалось!..
– Толик, а может, ничего страшного, а?.. – тётя Вера начала очередной сеанс своей наивной психотерапии. – Пусть всё идёт, как идёт… Ну, будет обыск… Насколько я понимаю, в твоих произведениях нет ничего такого… криминального, что ли…
– А откуда тебе это известно? – язвительно поинтересовался Толик. – Ты уже второй месяц мусолишь мой рассказ и всё никак не можешь его дочитать!.. А вдруг я новый Радищев?..
– Ну, ты же знаешь… – тётя Вера благоразумно отошла на оборонительные позиции. – У меня постоянное давление… Я не могу помногу читать… Глаза очень устают…
– А читать по ночам марксистские брошюры, – взвился Толик, – у тебя глаза не устают?.. Хочешь, я тебе скажу, что лежит у тебя под подушкой?.. Сказать?..
– «Антидюринг»… – конфузливо ответила тётя Вера. – Не забывай, что я всю жизнь проработала на кафедре марксизма-ленинизма. Это мой рабочий материал!..
– Но ты понимаешь… – Толик задыхался от сарказма. – Ты понимаешь, что человек, читающий по ночам Энгельса, подлежит срочной психиатрической экспертизе?.. Это же аномалия!..
– Толик! – голос тёти Веры заметно окреп. – Ты сам всегда говорил, что человек свободен. Почему же тебе хочется, чтобы все думали так, как ты!.. Ты веришь в одно, а я – в другое!..
– Это-то и ужасно!.. – закричал Толик. – Мы с тобой антиподы!.. Да какого кошмара мы дожили, если родная тетка – мой политический антипод!..
* * *…В телефонной будке Толик лихорадочно шарил по карманам, выгребая из них последнюю мелочь. Аппарат прилежно сглатывал монеты. По ту сторону провода напряженно молчали.
«Алё! – надрывался в трубку Толик. – Кто это, Игорь или Лариса?.. Алё, вы меня слышите?.. Ответьте же что-нибудь!.. Это Толик Парамонов!..»
Опять молчание. Слишком живое и выразительное для того, чтобы быть технической неисправностью. Толик беззвучно матерился, швырял трубку на рычаг и снова принимался искать очередную двушку.
«Алё! – орал он через секунду. – Это Борис?.. А можно попросить Бориса?.. Скажите Анатолий Парамонов!.. Ах, его нет!.. А когда он будет?..»
Выдержав внушительную паузу, трубка ответила частыми гудками. Оставалась последняя двушка. Толик аккуратно вложил её в прорезь аппарата и осторожно набрал номер.
«Алё!.. Добрый день!.. Будьте любезны, Евпатия или Аглаю!.. Они на даче?.. А с кем я говорю?.. Соседка?.. Да нет, просто скажите, что звонил Парамонов!..»
Двушки кончились. Можно было бы, конечно, разменять пятаки, да что в этом толку!.. Толик оглянулся по сторонам. За мутным стеклом телефонной будки размыто, как на экране неисправного телевизора, двигалась безразличная толпа со смазанными лицами, текли ленивые потоки машин. Обычный тухлый московский пейзаж. Ничего такого, что могло бы смутить глаз или ухо. И всё-таки Толик сжался от мгновенного и острого чувства опасности. Чувство это не покидало его весь последний день, но именно сейчас обострилось до предела. И вроде бы этот тип в польском плаще и с полиэтиленовой авоськой ничем не отличался от остальных мужичков, вяло топтавшихся у табачного киоска, но волчья интуиция Толика безошибочно выхватила из тысячи других прохожих именно этого невзрачного типа – слишком безразличный взгляд, слишком настороженный профиль. Следят, сволочи!..
Толик ещё с полминуты оставался в будке, делая вид, что набирает очередной номер, – ему хотелось как следует запомнить внешность человека с авоськой, – а затем стремительно выскочил на улицу и ринулся в толпу…
* * *…Он то замедлял шаг, то снова набирал скорость. Мало-помалу погоня начинала его забавлять. Спину покалывали мурашки, холодные и острые, как пузырьки в газировке, но Толик знал, что это не страх. Это было то весёлое, дерзкое и куражливое состояние души, которое запомнилось ему ещё со школьных времен, когда «замоскворецкие» ходили на «марьинорощинских».
Человек в польском плаще продолжал двигаться за ним, держа руку с авоськой чуть на отлете, точно в ней находилось нечто такое, что всякую секунду может взорваться…
* * *…В троллейбусе они снова оказались рядом. При близком рассмотрении преследователь и впрямь оказался совсем бесцветным: блеклые глаза, рыжие реснички. Ну что ж, всё правильно, они дело знают, таким и должен быть профессиональный филер.
Толик подобрался к преследователю совсем близко – пусть знает, козел, что я его рассекретил! – и принялся настырно сверлить его зрачками. Тот рассеянно отстранился, исподлобья взглянул на Толика, по лицу его скользнула тень не то удивления, не то смущения, не то досады – Толик победительно отфиксировал последнее! – и опять бездумно воззрился на бегущий за окном городской пейзаж…
* * *…Толик выскочил из троллейбуса где-то в районе Кропоткинской. Некоторое время он шел, не оглядываясь, наконец не выдержал и обернулся. Тип с авоськой, ничуть не скрываясь, следовал за ним.
В далёкой диссидентской юности Толику попался в руки какой-то роман из жизни народовольцев. Революционеров Толик не любил, книжка ему активно не понравилась, но кое-какие полезные сведения он оттуда всё-таки выудил. Ну, например, способы обнаружения слежки.
Сделав ещё несколько шагов, он внезапно свернул в переулок и юркнул в дворовую арку. Двор был тупиковым. Толик прилично знал этот район – неподалеку находилась музыкальная школа, где он проучился целых два года.
* * *…«Хвост» появился через несколько минут. Толик схватил его за лацканы плаща, рванул на себя и тут же прижал к стене. «Хвост» смотрел на него испуганными линялыми глазками и не делал никаких попыток освободиться.
– Вот что, боец невидимого фронта!.. – Толика прямо распирало от собственной отваги. – Передай своим соколам, что я их не боюсь! У вас есть всё – тюрьмы, лагеря, доносчики, а я вас не боюсь, понял?!.
Толик ещё раз тряхнул преследователя за плечи, словно желая убедиться, дошел ли до него смысл сказанного. Раздался странный звук – что-то хрустнуло и чавкнуло одновременно. Толик отшатнулся. На земле валялась полиэтиленовая авоська, полная разбитых яиц. Яичная лава неторопливо текла по толиковым башмакам…
