Тимоте де Фомбель - Между небом и землей
— Не стрелять! — рявкнул комиссар, все еще лежавший на земле.
Толпа разразилась громкими воплями, но кардинал одним взмахом руки утихомирил ее.
Ванго стремительно взбежал по ступеням трибуны. Стайка мальчиков-певчих с криками рассыпалась на его пути. Полицейские словно угодили на школьный двор: куда ни поверни, они спотыкались о ребенка или получали под дых удар чьей-нибудь белокурой головки. Булар крикнул кардиналу:
— Велите им убраться! Кому они подчиняются?
Кардинал, страшно довольный, воздел палец к небу:
— Одному только Богу, господин комиссар.
Две минуты тридцать секунд.
Ванго подбежал к центральному порталу собора. И увидел невысокую пухленькую, смертельно бледную женщину; она скрылась за тяжелой створкой, которую захлопнула прямо перед его носом. Ванго бросился к двери, замолотил по ней кулаками.
Изнутри послышался скрип задвинутого засова.
— Откройте! — крикнул Ванго. — Откройте же мне!
Дрожащий голос ответил:
— Я знала, что не должна… Я сожалею… Я ничего плохого не хотела. Это всё звонарь — он назначил мне свидание.
Женщина за дверью плакала.
— Откройте, — повторил Ванго. — Я не понимаю, о чем вы говорите. Я только прошу открыть.
— Он был такой любезный… Пожалуйста… Меня зовут Клара. Я честная девушка.
Ванго слышал за спиной голоса полицейских. У него подкашивались ноги.
— Мадемуазель, я вас ни в чем не обвиняю. Мне просто нужна ваша помощь. Отоприте дверь!
— Нет… Не могу… Я боюсь.
Ванго обернулся.
Перед ним, от края до края резного каменного портала, полукругом стояли десять полицейских.
— Не двигаться! — приказал один из них.
Ванго прижался спиной к двери с блестящими медными рельефами и прошептал:
— Слишком поздно, мадемуазель. Теперь не открывайте никому. Ни под каким предлогом. Я пройду другим путем.
Он шагнул вперед, в сторону полицейских, затем обернулся и взглянул наверх. Скульптурные изображения сцен Страшного суда. Это был центральный портал, Ванго досконально знал его. Каменное кружево вокруг двери. Справа — грешники, осужденные на адские муки. Слева — рай и ангелы.
Ванго выбрал дорогу ангелов.
В этот момент подоспел комиссар Булар. Но при виде происходящего он едва не лишился чувств.
В мгновение ока Ванго Романо вскарабкался на первый ярус статуй. Теперь он был в пяти метрах от пола.
Три минуты.
Звонарь Симон ничего этого не видел; он вынимал шумовкой яйца из кастрюли.
Ванго как будто не взбирался, а медленно скользил вверх по фасаду собора. Его пальцы цеплялись за малейший выступ, руки и ноги двигались безо всяких усилий. Это было похоже на плаванье по вертикали.
Люди на площади следили за ним, разинув рты. Какая-то дама потеряла сознание и свалилась со своего стула, как узел с бельем.
Полицейские бестолково метались во все стороны у подножия портала. Сам комиссар стоял в оцепенении.
Вдруг прозвучал выстрел. Булар с трудом перевел дыхание и закричал:
— Прекратить огонь! Я же велел не стрелять!
Но никто из полицейских даже не вынимал оружия. Один из них безуспешно подставлял спину товарищу. Бедолаги, они не понимали, что верхний поднимется всего на восемьдесят сантиметров, не больше. Другие старались отворить массивную дверь, поддевая ее ногтями.
Прогремел новый выстрел.
— Кто стрелял? — взревел Булар, схватив за шиворот одного из своих людей. — Найдите мне этого стрелка, вместо того чтобы скрестись в дверь! Что вы там потеряли, внутри? Свечку хотите поставить?
— Мы думали, что доберемся до него через башню, комиссар.
— Да вон там, с северной стороны, есть лестница! — крикнул Булар, тыча пальцем влево. — Реми и Авиньон остаются со мной. Я хочу знать, кто смеет палить по моей куропатке.
Тем временем Ванго поднялся на галерею королей. Встав на ноги, он уцепился за колонну. Дыхание его было ровным. Лицо выражало одновременно решимость и отчаяние. Он смотрел на паперть. Снизу на него были устремлены тысячи испуганных глаз. Вдруг очередная пуля вдребезги разбила каменную корону совсем рядом с его ухом; щеку осыпала мелкая белая пыль. Он видел внизу комиссара, который вертелся, как одержимый, глядя во все стороны.
— Кто это сделал? — вопил Булар.
Нет, в Ванго стреляла не полиция. Он сразу это понял.
На площади находились другие его враги.
Он продолжил подъем; еще несколько движений, и он достиг нижней части розы[4].
Теперь он взбирался по красивейшему в мире витражу, подобно пауку, свободно скользящему по своей паутине.
Толпа на площади затаила дыхание. Люди стояли безмолвно, как зачарованные, наблюдая за юношей, приникшим к западному фасаду Нотр-Дам.
Ласточки сомкнутыми рядами носились вокруг Ванго, словно хотели прикрыть его своими маленькими оперенными телами.
Симон, усевшись под большим колоколом, со слезами на глазах срезал ножом верхушку первого яйца. Значит, и на этот раз опять сорвалось, она не придет.
— До чего же безотрадна жизнь! — прошептал он.
И вдруг Симон услышал поскрипывание деревянной лестницы, ведущей на колокольню; он замер, потом пробормотал:
— Мадемуазель?..
И посмотрел на второе яйцо. В смятении, на какой-то миг, он вообразил, что сейчас к нему в дверь постучит счастье.
— Клара? Это вы?
— Она ждет вас внизу.
Это был Ванго; последняя пуля оцарапала ему бок, когда он начал взбираться на галерею химер.
— Вы ей нужны, — сказал он звонарю.
Симон почувствовал, как его сердце затрепетало от радости. До сих пор он еще никогда и никому не был нужен.
— А ты? Ты-то кто? Что тебе здесь надо?
— Не знаю, — ответил Ванго. — Понятия не имею. Но мне вы тоже нужны.
А на площади другая девушка, та, с зелеными глазами, в пальто пепельного цвета, пыталась вырваться из давки. В тот момент, когда Ванго пустился в бега, она заметила человека с восково-бледным лицом: он вынимал пистолет из кармана. Она бросилась к нему, но бурлившая толпа мешала ей двигаться. Когда она добралась до другого края паперти, его уже там не было.
Теперь девушка совсем не походила на грустную промокшую кошечку, какой выглядела минуту назад. Кошка превратилась в львицу, сбежавшую из клетки, и эта львица сметала все на своем пути.
Именно тогда она услышала первый выстрел. Как ни странно, она сразу поняла, что мишенью был Ванго. При втором выстреле ее взгляд обратился к больнице Отель-Дьё, замыкавшей площадь с северной стороны. Тут-то она и увидела снова этого человека. Он притаился на втором этаже. Пистолет торчал в проеме разбитого окна, а сзади, в тени, смутно маячило безжалостное лицо убийцы. Того самого.
Девушка взглянула наверх. Ванго был в безопасности. Небо уберегло его от безжалостной судьбы в последний миг. Для нее же этот миг, напротив, был первым, когда все опять стало возможно. Лишь бы только он выжил!..
И зеленоглазая девушка помчалась к больнице.
Внезапно в небе над собором возникло гигантское чудище, заставившее толпу почти забыть о том, что творилось на земле. Длинный и величественный, как собор, лоснящийся от дождя, над площадью появился цеппелин[5].
Он заслонил собой все небо.
Впереди, в застекленной кабине, сидел Хуго Эккенер, старый командир «Графа Цеппелина»; он глядел в подзорную трубу, отыскивая внизу на паперти своего друга. По пути из Бразилии к Боденскому озеру[6] он решил сделать крюк и пролететь над Парижем, чтобы тень его цеппелина осенила эту великую минуту в жизни Ванго.
Услышав третий выстрел, он понял, что на площади творится что-то неладное.
— Нужно улетать, командир, — сказал офицер Леман, капитан цеппелина.
Шальная пуля могла пробить оболочку дирижабля, в блестящем корпусе которого скрывались шестьдесят человек — пассажиры и члены экипажа.
Внизу грохнул последний выстрел.
— Скорей, командир!
Эккенер опустил подзорную трубу и грустно промолвил:
— Ладно, уходим.
На площади к ногам Булара упала мертвая ласточка.
А наверху зазвонили колокола собора Парижской Богоматери.
2
«Курящий кабан»
Париж, тем же вечером
Комиссар Булар сидел в прокуренном зале, с клетчатой салфеткой за воротом. Перед ним на тарелке дымилось говяжье жаркое. Комиссар разносил своих подчиненных, собравшихся вокруг него, а они слушали и смотрели, как он ест.
— Если это мясо окажется невкусным, мне стоит только мигнуть, и его заменят другим. Но вас, банда безмозглых идиотов, мне заменить некем, я вынужден с вами работать. Одно это портит мне аппетит…
На самом деле комиссар ел с большим удовольствием. Сорок три года службы в полиции научили его сохранять присутствие духа даже в самых скверных ситуациях.
