Арсений Данилов - Adrenalin trash
Олег легко уловил импульс. Подойдя к пирамиде, он вытащил две бутылки из верхнего ящика и бросил их в железную корзинку, которую взял для респектабельности. Когда Андрей встал рядом, Олег повернулся и сказал:
— Может, еще парочку возьмем?
— Не, — сказал Андрей. — На автобус хватит, а там можно и на Речном затовариться.
— Можно, — согласился Олег. — А ты все игрался? Днем?
— Нуда, — ответил Андрей, поморщившись.
— Тоже вариант, — сказал Олег.
Он посмотрел по сторонам, подошел к открытому холодильнику, из которого пахло снегом, и сказал:
— Вот штучка прикольная.
— Какая? — спросил Андрей.
Олег вытащил из холодильника маленькую синюю банку с красным быком на боку.
— Не пробовал? — спросил он.
— Нет, — сказал Андрей. — Коктейль, что ли?
— Энергетический, — сказал Олег. — Состав почитай.
Андрей взял еще одну банку.
— С кофеином, — сказал Олег. — Я на той неделе пил.
— И как? — спросил Андрей.
— Нормально, — сказал Олег. — По мозгам дает.
— Дорого, — сказал Андрей, взглянув на ценник.
— Дорого, — согласился Олег и, быстро оглянувшись — продавцов и охранников в отделе не было, только два лысых мужика разглядывали полки с водкой — сунул банку в карман куртки. — Дорого, — повторил он и улыбнулся.
Андрей внимательно посмотрел на Олега.
— А если поймают? — спросил он.
— В том и прикол, — сказал Олег и, повернувшись, пошел из отдела.
Андрей секунду помедлил, потом пошел следом, на ходу опустив банку в карман.
Эффект был моментальный и удивительный — Андрей подумал, что такое испытывали герои некоторых любимых им фильмов и книг, употреблявшие стимуляторы. Сильное желание поставить банку на место, естественным образом возникшее в светлой Андреевой душе, почти моментально трансформировалось в свою полную противоположность. Андрей понял, что не сможет выйти из магазина, если в кармане не будет лежать маленький цилиндр, стиснутый вспотевшими пальцами.
Олег, как обычно, принялся обходить все отделы, подолгу разглядывая банки с огурцами, детское питание и лежащую на льду свежую рыбу. Андрей молча шел за ним, сосредоточившись на удивительном состоянии собственного сознания, в котором небывалая яркость восприятия фантастическим образом смешалась с замершей мыслью. Раньше такое показалось бы Андрею невозможным, как, скажем, остановка солнечного луча, но это было именно так — его мысль замерла, сфокусировавшись на банке в кармане, и приходящие в мозг удивительно чистые сигналы воспринимались на каком-то новом уровне.
Магазин переживал пик обычного пятничного штурма, когда люди с трогательной уверенностью в необходимости происходящего запасаются провизией перед предстоящим походом в выходные. От высокого потолка, мешаясь с радиомузыкой, отражались самые разные звуки: скрип товарных корзинок и колясок, неожиданный в таком месте смех, шум голосов, шорох шагов и треск касс, безжалостно перемалывавших человеческие очереди. Андрей воспринимал эту панораму настолько полно, что, когда в нее добавлялся голос Олега, он лишь улыбался и молча кивал — выделять хоть один звук в отдельную, осмысленную дорожку совершенно не хотелось. В конце концов Олег понял душевное состояние друга и направился к кассам.
Там произошло неприятное. Когда встали в очередь, Андрей осмотрелся по сторонам, и его взгляд зацепился за красный бок холодильника с кока-колой, словно рукав куртки за торчащий из стены гвоздь. Роль гвоздя выполняла приклеенная к холодильнику бумажка, на которой была нарисована улыбающаяся рожица и набран короткий текст:
«Улыбайтесь!
Вас снимает скрытая камера!»
Чистота восприятия и кристаллическая стройность мысли разом разрушились, окатив Андрея волной дрожи и тошноты, но, как ни странно, желание вынести банку не исчезло, а даже усилилось. Андрей хотел показать объявление Олегу, но потом передумал.
— Слушай, — сказал он, наклонившись к уху Олега, крутившего в руках шоколадный батончик. — Давай я на улицу пойду, деньги там тебе отдам.
Олег положил батончик на стеллаж и, глядя на серую ленту транспортера, куда стоявшая впереди полная женщина в зеленом плаще выкладывала продукты, тихо сказал:
— Ну давай.
— Отлично, — сказал Андрей.
Он обогнул мощное тело женщины, протиснулся мимо расплачивавшихся за водку лысых мужиков. За кассой его ждала металлическая рамка. Дальше, возле сумочной, стоял охранник. Андрей посмотрел охраннику в глаза и тут же стукнулся об их каменистое дно. От неожиданности он немного растерялся, но быстро осознал, что понимание, напечатанное на лице охранника, — всего лишь часть униформы, и на душе стало легко. Он прошел через рамку (неприятный звук, родившийся ненадолго в воображении, так и не раздался) и, по-прежнему глядя на охранника, уже отвернувшегося и беседовавшего с сидевшим в сумочной дедом, зашагал к выходу. Простым фактом своего движения он заставил распахнуться управляемые электроникой стеклянные двери, прошел через лившийся из тепловой завесы горячий душ и оказался на улице.
Сырой сентябрьский воздух бодрил. Отойдя в сторону, так, чтобы его уже не было видно из магазина, Андрей вытащил из кармана банку, дрожащими пальцами подцепил кольцо и вдавил внутрь алюминиевый эллипс. Сделав два больших глотка, он выдохнул, посмотрел на забрызганную ртутным светом площадь, на темную толпу у фонтана, а потом, совсем забыв о погоде, поднял голову. Небо было залито мутной жижей, которую неяркий свет города делал похожей на пиво.
Андрей улыбнулся и закурил, отметив про себя непонятную тишину, царившую вокруг.
— Ну как? — спросил подошедший Олег.
— Круто, — ответил Андрей. — «Ред Булл» — вкус победы. Рекламу можно такую снять.
— Ну, — сказал Олег, вытаскивая банку из кармана. — Давай. За победу мировой революции.
Они чокнулись, и тихий звук соприкосновения двух сделанных где-то за границей банок показался Андрею удивительно приятным. Несколько секунд он звучал у него в ушах шелестящим эхом, а потом исчез, раздавленный треском автомобильных шин, гулом двигателей, брызнувшим от фонтана смехом и неизвестно откуда доносившимся скрипом — замолчавший ненадолго город снова вступил в разговор.
Алхимик
Марина дочитала главу, заложила пальцем страницу и посмотрела на стоявший на столе электронный будильник. До конца астрономической пятницы оставалось чуть больше двух часов. В квартире было совсем тихо, только из родительской комнаты доплывал папин храп, да в открытую форточку просачивался неясный уличный шум.
Марина отложила книгу, встала с кровати, подошла к столу и включила компьютер. По темному экрану монитора побежали непонятные Марине сообщения, из системного блока донеслось тихое пение вентилятора, негромко пискнул жесткий диск. Марина пошла на кухню.
На кухне пахло борщом. Марина включила чайник, села на табуретку, придвинула к себе стоявшую на покрытом зеленой клеенкой столе вазочку с изюмом в шоколаде и, пока вода в чайнике нагревалась до трагических ста градусов, ела конфеты, иногда поглядывая в окно — из-за густого тумана не был виден даже соседний дом, и от этого становилось совсем одиноко.
Наконец вода закипела. Марина встала, подошла к шкафчику, достала жестяную банку с кофе, стеклянную сахарницу (папа подарил маме на пятнадцатилетие свадьбы) и большую чашку с нарисованным на боку островом Сахалин. Положив в дальневосточную емкость обычную порцию — три ложки сахара, полторы кофе, — Марина залила черно-белую горку кипятком, убрала сахарницу и банку с кофе на место, взяла чашку и, стараясь не обращать внимания не неприятно тревожный запах, пошла в комнату.
Компьютер загрузился, и теперь с экрана монитора на Марину смотрел выведенный на рабочий стол Брэд Питт. Точнее, смотрел он не на Марину, а в точку пространства над ее левым плечом. В его мутноватых глазах — качество изображения не позволяло точно определить их цвет — плыло манящее безразличие, приправленное убедительной уверенностью в себе. Изо рта Брэда шел дым. Сигарета в кадр не попала, и это придавало картинке загадочности.
Марина вздохнула, прикрыла за собой дверь, выключила свет, подошла к столу, поставила чашку на связанную мамой салфетку и села. Взглянув еще раз на крепкое лицо американского артиста, она положила руку на тело прикованной к компьютеру мыши, подвела курсор к синей букве е и открыла затянутое паутиной окно в мир.
Она немного побродила по темным закоулкам, почитала чьи-то непонятные стихи, проверила почту — ящик был до обидного пустым, только какие-то неизвестные люди предлагали купить у них мебель. В общем, маршрут был уже знакомым, и, как обычно, минут через тридцать Марина оказалась в смутно знакомой чатовской компании. Ее никто не приветствовал, а сакральное имя Василиса, которое она выбрала при крещении по непонятным ей самой причинам, оказалось выделено неприятным лиловым цветом. Цвет можно было поменять, но Марина подчинилась электронной судьбе.
