Эмма Донохью - Чудо
– Там поджидает еще куча народа, – произнес бородатый мужчина. Жена ткнула мужа локтем в бок, но он продолжал: – Всячески угождают ей!
– Миссис Райт?
Либ повернула голову.
Незнакомец в дверях постукивал себя пальцами по жилету.
– Доктор Макбрэрти.
Так зовут врача О’Доннеллов, вспомнила Либ. Она встала и пожала ему руку. Всклокоченные седые бакенбарды, на голове очень мало волос. Потертый сюртук, плечи усыпаны перхотью, трость с набалдашником. Пожалуй, семьдесят?
Фермеры с женами рассматривали их с нескрываемым интересом.
– Издалека вам пришлось добираться, – заметил доктор, словно Либ прибыла с визитом, а не нанималась на работу. – Ужасным был переезд? Уже поужинали? – не дав ей возможности ответить, продолжал он.
Либ вышла вслед за доктором в лавку. Прислуга, держа перед собой лампу, проводила их наверх по узкой лестнице.
Спальня была тесной. Бо́льшую часть места на полу занимал чемодан Либ. Она должна здесь беседовать тет-а-тет с доктором Макбрэрти? Неужели в доме нет другой свободной комнаты или неотесанная прислуга не смогла организовать все подобающим образом?
– Хорошо, Мэгги, – сказал он девушке. – Как у отца с кашлем?
– Немного лучше, – ответила та и вышла.
– Прошу вас, миссис Райт, – указал доктор на единственный плетеный стул.
Либ многое отдала бы за то, чтобы сначала минут на десять остаться одной и воспользоваться ночным горшком и столиком с умывальными принадлежностями. Да, ирландцы печально известны отсутствием деликатности.
Доктор оперся на трость:
– Не хочу показаться невежливым, но можно узнать, сколько вам лет?
Итак, расспросов не избежать, хотя ее уверяли, что эта работа у нее в кармане.
– Еще нет тридцати.
– Вдова, как я понимаю. Вы занялись медсестринским делом, когда э-э… оказались без средств?
Проверяет ли он отзыв о ней главной медсестры? Либ кивнула:
– Меньше чем через год после замужества.
Как-то ей довелось прочитать статью о тысячах солдат, страдающих от пулевых ранений или холеры и оставшихся без ухода. В «Таймс» было напечатано о собранных семи тысячах фунтов для отправки в Крым в качестве медсестер группы англичанок. Вот, подумала тогда Либ с замиранием сердца, но и с дерзостью, пожалуй, я смогу это сделать. Она потеряла так много, что ее ничего не страшило.
Сейчас она сказала лишь:
– Мне было двадцать пять.
– Так, значит, вы Соловей! – восхитился доктор.
Стало быть, главная медсестра сказала ему об этом. Либ всегда стеснялась упоминать в разговоре имя великой женщины и не выносила причудливое прозвище, прилипшее ко всем подопечным мисс Найтингейл[2], словно они какие-то куклы, отлитые по ее образу и подобию.
– Да, мне выпала честь служить в Шкодере под ее началом.
– Благородный труд.
Сказать «нет» казалось странным, «да» – высокомерным. До Либ сейчас дошло, что семья не поленилась пригласить заморскую сиделку из-за имени Найтингейл. Она догадывалась, что старому ирландцу хочется больше услышать о красоте, аскетизме, праведном гневе ее наставницы.
– Я была привилегированной медсестрой, – ответила вместо этого Либ.
– Волонтером?
Либ хотела уточнить, но старик понял ее неправильно, и ее лицо запылало. Право, зачем смущаться? Мисс Н. всегда напоминала своим медсестрам, что получение оплаты ничуть не умаляет их альтруизма.
– Я хотела сказать, что была одной из обученных медсестер, в отличие от медсестер из низших сословий. Мой отец был дворянином, – глуповато добавила Либ. – Правда, не зажиточным, но все же…
– Что ж, очень хорошо. Давно вы работаете в госпитале?
– В сентябре будет три года.
Это само по себе примечательно, поскольку большинство медсестер задерживались не более чем на несколько месяцев – безответственные поломойки. Не то чтобы Либ там особенно ценили. Она слышала однажды, как главная медсестра называет ветеранов Крымской кампании мисс Н. заносчивыми.
– После Шкодера я работала в нескольких семьях, – добавила Либ, – и ухаживала за родителями до их смертного часа.
– Вам приходилось ухаживать за ребенком, миссис Райт?
Она замялась, но лишь на миг.
– Полагаю, подходы одни и те же. Так мой пациент – ребенок?
– Анна О’Доннелл, – кивнув, произнес доктор Макбрэрти.
– На что она жалуется?
Доктор вздохнул.
Стало быть, что-то фатальное, решила Либ. Но болезнь затяжная, раз еще не убила девочку. Скорее всего, чахотка, обычная в этом сыром климате.
– Она не то чтобы больна. Ваша единственная обязанность – надзирать за ней.
Занятный глагол. Как та ужасная сиделка из «Джейн Эйр», нанятая для ухода за душевнобольной, которую держали в мансарде.
– Я приехала сюда, чтобы караулить ребенка?
– Нет, просто наблюдать.
Однако надзор лишь первый элемент пазла. Мисс Н. учила медсестер наблюдать, чтобы понять, какой уход требуется больному, и обеспечить его. Не медицинскую помощь – это забота врачей, – но есть то, что, по ее мнению, не менее важно для выздоровления: освещение, воздух, тепло, чистота, покой, удобство, питание и беседы.
– Насколько я понимаю…
– Боюсь, не понимаете, и в этом мой просчет.
Макбрэрти оперся кулаком о край умывального столика.
Либ хотела было предложить старику стул, но побоялась обидеть его.
– Никоим образом не хочу создавать у вас предвзятое мнение, – продолжал доктор, – но могу сказать лишь, что это совершенно необычный случай. Анна О’Доннелл утверждает – или, скорее, утверждают ее родители, – что она не принимает пищу со своего одиннадцатого дня рождения.
– Тогда она, видимо, больна, – нахмурилась Либ.
– Но неизвестной болезнью. Неизвестной мне, во всяком случае, – поправляя себя, сказал Макбрэрти. – Она просто не ест.
– Вы имеете в виду твердую пищу?
Либ была наслышана о пристрастии некоторых утонченных современных мисс питаться отваром из маранты или крепким мясным бульоном.
– Вообще никакого питания, – поправил ее доктор. – Она не может принять ничего, кроме чистой воды.
Не может, значит не хочет, как говорят про детей. Если только…
– У бедного ребенка кишечная непроходимость?
– Не замечал ничего подобного.
Либ была в растерянности.
– Сильная тошнота?
Она знала беременных женщин, которые, испытывая тошноту, не могли принимать пищу.
Доктор покачал головой.
– Она меланхолик?
– Не сказал бы. Спокойная, набожная девочка.
Ах, так это, наверное, религиозное исступление, а вовсе не медицинский случай.
– Католики?
Махнув рукой, он, казалось, говорил: «А как иначе?»
Либ предположила, что вдали от Дублина они все здесь католики. Доктор наверняка тоже.
– Не сомневаюсь, вы убеждали ее в опасности голодания, – сказала Либ.
– Разумеется. И родители тоже, вначале, но Анна непреклонна.
Неужели Либ заставили пересечь море из-за ребяческого упрямства? О’Доннеллы, должно быть, запаниковали, когда их капризная дочь отказалась от завтрака, и послали в Лондон телеграмму с требованием прислать не просто медсестру, а одну из новых и безупречных: «Пришлите Соловья!»
– Сколько времени прошло с ее дня рождения? – спросила она.
– Это было в апреле. – Макбрэрти потеребил бакенбарды. – Сегодня минуло четыре месяца.
Если бы не выучка, Либ рассмеялась бы.
– Доктор, в этих обстоятельствах девочка уже умерла бы.
Она ждала, что Макбрэрти чем-то обнаружит свое отношение к абсурдности этого случая – мигнет или постучит себя по носу. Но он лишь кивнул:
– Это великая тайна.
Его слова удивили Либ.
– Но она, по крайней мере, прикована к постели?
Доктор покачал головой:
– Анна ходит, как любая другая девочка.
– Истощена?
– Анна всегда была миниатюрной, но мне кажется, с апреля она мало изменилась.
Он говорил искренне, но это ведь смехотворно. Наверное, эти слезящиеся глаза наполовину слепые.
– И она совершенно не утратила своих способностей, – добавил Макбрэрти. – По сути дела, в ней вовсю кипят жизненные силы, и О’Доннеллы уверовали, что она может жить без пищи.
– Невероятно… – Слово прозвучало у Либ излишне иронично.
– Не удивляюсь вашему скептицизму, миссис Райт. Я был настроен так же.
– Был? Вы утверждаете со всей серьезностью, что…
Доктор прервал ее, вскинув сухие руки:
– Очевидное объяснение – что все это обман.
– Да, – с облегчением откликнулась Либ.
– Но это дитя… Она не похожа на других детей. – (Либ ждала продолжения.) – Я ничего не могу вам сказать, миссис Райт. У меня одни только вопросы. Последние четыре месяца я сгораю от любопытства, как, должно быть, и вы сейчас.
Нет, Либ сгорала от желания покончить с этим разговором и выпроводить мужчину из комнаты.
