Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
— Посли-и-и.
— Доченька, поиграй одна, я поговорю.
Девочка достает из кармашка перышко, осколок красного стеклышка, садится на корточки и начинает играть. Она неглубоко зарывает стеклышко в песок — оно перестает блестеть. Перышком смахивает песок и стеклышко бликами играет с ней. Подбегает мальчик и кричит:
— Мама, мама, посмотри, мальчишки воробышка убили, — и протягивает на ладошке серенький недвижимый комочек.
Девочка встает и смотрит на воробышка. Мамы ругают мальчишек, и мальчик спрашивает:
— А по телевизору солдаты убивают солдат, они — воюют?
— Да, сынок, — отвечает его мама.
— А мальчишки убили воробышка, они тоже воюют?
— Да, воюют. Но вот воюют с птичками, а с птичками воевать нельзя.
— Мама, мамочка! — кричит мальчик и, посмотрев на воробышка, тихо произносит: — Я никогда не буду воевать.
Он гладит птичку и отходит в сторону, а девочка спрашивает:
— Мама, а птиська больсе летать не будет?
— Не будет. Ее убили мальчишки, а птичек жалеть надо.
Девочка смотрит на мальчика. Он склонился над воробышком. Девочка узнала: птичек могут убить мальчишки.
Девочка оглянулась и увидела: к луже идет сизый голубь.
— Мама, смотри, птиська! Гулька!
Женщины смотрят на голубя. Он подходит к луже, опускает клюв в воду и пьет.
— Мама, а сто гулька делает?
— Гулька пьет воду.
— А разве гульки тозе пьют воду?
— Пьют. Им ведь тоже хочется.
Девочка бежит к мальчику, она забыла про воробышка и на бегу кричит:
— Саса, Саса, гульки тозе пьют воду.
1978 г.
г. Волгоград
Собачьи слезы
Слово «война» вырвалось у Марковны неожиданно. Она уронила ведро, и оно, стукнувшись о землю, как бы повторило за ней: «Война». Ванька, посмотрев на бабушку, открыл рот.
Марковна глядела в открытое окно хаты. Из окна неслись слова Левитана…
Понял Ванька, — началась война, — и в первую минуту подумал: «Ура! Постреляем!»
Мальчишка покосился на разноцветного петуха. Молодой петух, задиристый, как Ванька, — стоял неподвижно. Поцарапанный в недавних боях гребень стал лилово-красным. Куры без всякой «команды» своего «командира» присмирели и помигивали красноватыми глазками.
День стоял ясный, на небе редкие космы облаков переплелись и ждали гребешка-ветра. Обычно по дороге скрипят несмазанными колесами колхозные телеги, а сейчас никто мимо не проезжает, и даже голоса не раздаются.
Репродуктор замолчал, и Ванька шмыгнул носом. Бабушка, еле выдавив: «О Боже, опять война», — сухими глазами, — может выплакала за свой век слезы по мужу, не пришедшему с первой империалистической и двоим сыновьям, не вернувшимся с гражданской, — посмотрела на внука и не нашла больше слов.
Постояв в забытьи, она перекрестилась и, вместо причитаний, начала ругать немцев. Ванька впервые видел бабушку злой. Гневные слова вылетали из ее груди, разносясь по соседним дворам. Она кричала, потрясая перед собой изработанными, тощими руками.
Марковна сорвала голос и бубнила под нос: «Нехристи, сволочи, гады…»
В открытую калитку, опираясь на палку, вошла соседка, старуха Спиридониха. У нее болели ноги, и она дальше своего дома никуда не ходила. Но тут, услыхав ругань, приковыляла узнать, в чем дело.
Марковна, стрельнув глазами на внука, сорванным голосом:
— Беги за отцом.
Ванька крутнулся, хотел что-то спросить, но, передумав, рванул и чуть не сшиб Спиридониху. В открытой калитке только мелькнули грязные пятки.
В это время он носил обед отцу. А сейчас бежал налегке, и потому у него было чувство, будто кузовок потерял.
Всю дорогу мальчишка думал о войне. Войну он знал из кинофильмов, книжек и рассказов старших.
Взбежав на пригорок, в лощине увидел стадо коров и, перейдя на шаг, засеменил. Около отца крутился Тузик. Отец, заметив, что сын идет без кузовка, бросил кнут и широкими шагами поспешил навстречу. По лицу сына понял: стряслось что-то неладное. Сынишка моргал.
— Что случилось? — спросил наконец отец.
Сын не знал, как сказать и, уронив взгляд в сочную траву, промямлил:
— Бабушка зовет тебя домой. — И помолчав, добавил: — Война началась.
Отец пошел в сторону деревни, все убыстряя шаг, приминая кирзовыми сапогами свежую траву.
Ванька смотрел на удаляющегося отца, пока тот не скрылся за пригорком. Затем медленно побрел, поднял кнут, погладил Тузика и стал обходить стадо.
Напоив в речке коров и загнав их в лесок, лег с Тузиком под раскидистое дерево, продолжая думать о войне. Какая она, настоящая? Тузик был весел, потягивался, любовно скулил, прося ласки. Почему-то сегодня его не кормят, и он зевнул, вытянув перед собой лапы.
Деревенских мужиков отправили в район на другой день. Провожала вся деревня.
Медленно, в ожидании писем от мужей, отцов, братьев, сыновей потянулись дни. Ванька слушал сводки Совинформбюро и пересказывал матери.
Осенью мальчишку осенило — удрать с другом на фронт. Он думал: почему Красная Армия отступает? Когда пацаны играли в войну — там, где был он — «армия» выигрывала. И Ванька решил: «Попаду на фронт — будем одерживать победы». Побег не удался. Друг поделился секретом со старшим братом, а тот рассказал деду…
Мальчишка учился в школе, на ферме помогал матери, а в свободное время играл с Тузиком. Теперь, когда не было дома отца, Тузик признал за хозяина Ваньку.
Как-то пацаны побежали за деревню с собаками. Небо загудело, и ребятишки, подняв головы, вдалеке увидели черные точки. Фашистские самолеты приближались, наполняя окрестность гулом.
— На Сталинград, — сказал Сашка Совков.
И пацаны стали считать самолеты. Их было много. Сбивались и снова начинали считать.
Самолеты летели в стороне от деревни. Но вот черная тройка отделилась. Включив сирены, самолеты шли в пике, оглушая пространство пронзительным воем. Ребятишки разбежались. Остановившись, Ванька около себя увидел только Тузика. Вдруг раздались три взрыва. И снова — тишина.
Мальчишка вышел из лесочка и направился в сторону деревни, туда, где взорвались бомбы. Возле скотомогильника увидел воронку. Тузик жался к ногам. Мальчишка смотрел на первые следы войны. Рядом стояло дерево, листья от взрыва почти все осыпались, а несколько веток, срезанных осколками, высели на коре, как плети.
Ванька пошел дальше и увидел вторую воронку, невдалеке — третью. Тузик, бежавший впереди, остановился, сел на задние лапы и, подняв голову, жалобно завыл. У воронки, убитая взрывом, лежала собака Спиридоновых.
