Леонид Габышев - Одлян, или Воздух свободы: Сочинения
Сделал несколько шагов и увидел: к нему подходила молодая цыганка.
— Отец, — сказала она, выбросив сигарету, — мне от тебя ничего не надо. Хочешь, я скажу всего несколько слов, что у тебя в жизни было?
— Говори.
— Ты — бывший военный. Ты много видел горя, но сам не пережил. Но беда и тебя не оставила: ты потерял близких, и теперь одинок. А на сердце у тебя лежит камень. Сказать, что тебя ожидает?
— Скажи.
И у цыганки в руках оказались карты, хотя когда она говорила — руки ее были пусты.
— Вот, — сказала она и вытащила по одной три карты, поглядела на них, стасовала колоду и теперь вытянула шесть карт. — Тебя ожидает спокойствие, вечное спокойствие. Отец! Ты понимаешь меня, скоро камень упадет с твоего сердца, и ты освободишься от мук. Ступай, Господь с тобой.
Ступил Егор Иванович, ступил медленно. «Дано цыганам заглядывать в души смертным. Мас-те-ра. Ни один ведь русский не обратил внимания, в каком состоянии я подал нищей мелочь. А эти: р-р-раз — и тут». Нравились ему цыгане.
Однажды на вещевом рынке милиция задержала за спекуляцию цыганку и посадила в машину. Вмиг два цыганенка распластались на животах под передним колесом машины: один спереди, другой сзади. Милиционер уговаривал их, чтоб они встали, но к машине неслась орава цыганят, и они легли под остальные колеса. Собрался народ, и вот плотная толпа зевак взяла в кольцо машину. И цыганку — отпустили. Она прошла сквозь толпу, что-то крикнула по-своему, и цыганята выскочили из-под колес. Тогда Егор Иванович думал: «Когда русские так будут стоять друг за друга?», а сейчас шел и повторял слова цыганки: «Скоро камень упадет с твоего сердца, и ты освободишься от мук». Да скорей бы, скорей, что я еще могу ждать от жизни».
Егор Иванович, думая о бытии, и не о бытии — тоже, медленно брел в пустую квартиру. Он проходил мимо бывшей церкви, после войны переоборудованной в продовольственный магазин. Церковь из красного кирпича стояла едино: время не коснулось ее, лишь купол люди остригли, и Егор Иванович посмотрев на нее, остановился. «Господи, — подумал он, — почему я пошел этой дорогой, ведь раньше-то всегда кратчайшим путем ходил, а сейчас — в обход, мимо бывшей церкви. Нищая у магазина сказала: «Благослови вас Господь», а цыганка: «Ступай, Господь с тобой», и вот ноги вынесли меня к церкви. Да и первое слово, которое я подумал, увидев церковь, — «Господи». Господи! Да что со мной, ведь и в Бога-то я ни минуты не верил, а вот стою у церкви-магазина и смотреть на нее хочется. Довольно, надо идти».
Поднимаясь по лестнице, почувствовал, как схватило сердце, постоял, держась за перила, передохнул.
Войдя в квартиру, взял лист бумаги, ручку и сел за стол. Оставив немного места для начала письма, написал: «Люди, я хочу покаяться», — и задумался. Закололо сердце, да так сильно, что схватился на левую сторону груди. Он мял грудь: ему хотелось усмирить сердце.
Егору Ивановичу стало легче, и он написал: «Я — каюсь», — и в этот момент так дернуло сердце — будто оборвалось. Ручка выпала и покатилась. В беспамятстве он навалился на стол, склонил голову и затих. Редкие его волосы касались листа бумаги и слов «Я — каюсь».
1978–1987 гг.
г. Волгоград
Что ни шаг, то открытие мира
Маленькая девочка играла на улице. Она перекладывала деревянные кубики и считала: «Один, два, тли… пять… девять». Дальше она не умела и называла одну и ту же цифру: «Девять, девять, девять…»
Вот она принялась складывать кубики один на другой, неровно, по два в ряд. Высоко они не поднимались — падали.
Девочке захотелось порезвиться, и она побежала. Мама сидела на скамейке и наблюдала за дочкой.
Девочка бегала, останавливалась, глядела в сторону мамы, смеялась и снова пускалась наутек. Она спотыкалась, но чудом удерживалась на еще неокрепших ножках. Устав, засеменила к луже. Мама крикнула:
— Туда нельзя — там грязь.
Но ей хотелось похлюпаться в луже, и она опустила в воду руку. Мама подошла.
— Испачкаешься. Не надо.
— А я хосю-у.
Девочка ступила ногой в лужу.
— Зачем… — и мама поставила дочку на сухое место.
Девочка, довольная, побежала к другой луже. Она открыла для себя: лужа — не бездонная.
В окно постучался дождь, и девочка распахнула двери балкона.
— Мама, доздик, доздик, — запрыгала она возле порога, подставляя дождику руки.
Луч солнца шаловливо прыгнул со стены девочке на лицо, и она запросилась гулять.
Девочка обежала лужу, шлепая туфельками по воде. Ей хотелось бежать дальше, туда, где она редко бывает.
Свой двор она хорошо изучила, и ее тянуло в новое, малоизвестное место. Добежав до калитки детского комбината, остановилась, посмотрела на маму и хотела войти. В этот момент мальчишки шнырнули в проем забора. Девочка пошла в их сторону. Стальные прутья не дали пройти прямо и она, сообразив, пролезла боком. Понравилось. Она смеялась и сновала туда-сюда, радуясь открытию. Девочка впервые узнала: не обязательно пользоваться калиткой — можно и без нее обойтись.
Девочка стала подбирать бумажки и складывать их. Если попадался незнакомый предмет, например, каблук от ботинка, спрашивала:
— А это сто?
Мама поясняла.
Найдя голубиное перо, спросила:
— А это сто?
Мама объяснила.
— Птиськино пелыска, она потеляла, я сас отдам ей, — радостно сказала она.
И девочка стала искать птичек. Увидев, как по асфальту ходят голуби, побежала к ним.
— Гульки, гульки, возьмите пелыска!
Голуби взлетели. Взмах десятков крыльев, словно брошенная в стенку горсть гороха, напугали девочку, и она повернулась к маме.
— Не бойся их. Они полетели. Они не хотят с тобой играть.
Девочка закричала:
— Гульки, гульки, я с вами иглаю, возьмите пелыска!
Девочка положила перышко в кармашек и, показывая незнакомые предметы опять спрашивала маму: «А это сто?»
Вскоре она знала: стеклышки бывают не только белые, зеленые, но и красные; на засохшей веточке нет листьев — ее обломили; блестящая обертка бывает не только у шоколадки, но и у сигарет… Для девочки что ни шаг, то открытие мира, и она этому радуется. Ей хочется задавать маме вопросы, но к маме подходит соседка. Она вышла на прогулку с сыном. Мальчик старше девочки, играть ему с ней неинтересно, и он скрывается в проеме забора. Девочка смотрит на маму, ей хочется с ней говорить. Она тянет маму за руку и просит:
— Посли-и-и.
— Доченька, поиграй одна, я поговорю.
Девочка достает из кармашка перышко, осколок красного стеклышка, садится на корточки и начинает играть. Она неглубоко зарывает стеклышко в песок — оно перестает блестеть. Перышком смахивает песок и стеклышко бликами играет с ней. Подбегает мальчик и кричит:
