Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
– Когда же ночь наступит? – в нетерпении смотрит Оздемир на часы, и в это время телефонный звонок.
Став семейным, Оздемир по вечерам отключает аппарат, чтобы ненароком не позвонили из больницы в неурочное время. А сегодня забыл. Он не хотел брать трубку, но звонки междугородние.
– Срочно вылетай! – ядовитое шипение Изабеллы.
– А что случилось? – озадачился Султанов.
– Немедленно лети. Не то милицией доставят… Ты -разносчик заразы! Ты негодяй! Ты меня опозорил! Мне предложили работу за рубежом, и проходя медкомиссию… – голос срывается в рыдании. – Я опозорена! Что мне делать? Ведь ты врач! Я лишу тебя диплома! У тебя не будет врачебной практики!
– Да в чем дело? – уже стоит, а не вальяжно валяется в кресле Оздемир.
– По телефону не скажешь! Срочно вылетай!
Ровно двое суток спустя вечерним рейсом Султанов возвратил-ся в Грозный и с порога квартиры накинулся на Поллу с кулаками и бранью.
– Ах ты сучка! Ты меня всякой дрянью заразила! Ты – прости-тутка Докуевская! Ты блядь! – сыпались на ее голову удары и мат.
Полла валялась на полу, укрывая окровавленное лицо руками. Когда подустав, Султанов пошел в ванную, она попыталась убежать. Муж догнал ее на лестнице, волоком втащил обратно, а встревожен-ным соседям, открывшим двери, объяснил, что так надо, «заразная жена заслужила».
– Твой первый муж, мент знал, как надо с тобой обращаться, – уже в квартире кричал Султанов. – Я тебя так же на цепь посажу.
Он ее действительно привязал к батарее под настежь раскрытое окно, в клочья разорвал всю одежду и долго пинал оголенное тело.
Правда, вскоре окно он прикрыл, ее не отвязал и от усталости здесь же на диване завалился спать.
Задолго до рассвета он проснулся, немного угомонившись, раз-вязал Поллу, разрешил одеться. Пару часов вел допрос – от кого она заразилась, с кем имела контакт, когда и сколько ему изменяла?
До рассвета он вызвал служебную машину. Чтобы не было ог-ласки, шофера отпустил, сам повел машину с Поллой в Ники-Хита. Всю дорогу молчали, и Оздемир еще больше злился от того, что Пол-ла не плачет. Когда до села осталось минут десять езды, она спокой-ным голосом попросила его сказать два слова о йитар, как конце их отношений. Султанов не задумываясь, с радостью свершил этот об-ряд, взяв в свидетели, по подсказке Поллы, землю и небо.
Дальше все шло своим чередом, как в обычной дороге, и только при самом въезде в Ники-Хита случилось непредвиденное – попали в затор.
В это утро никихитцы впервые, с наступлением весны, выгоня-ли на выпас сельское стадо. После зимнего отстоя скотина буянила: животные бодались, мычали, разбегались. Многие жители сопровож-дали до пастбища впервые выгнанных первогодков. Стадо не двига-лось, ждали заспавшихся хозяев, пастух-аварец вовсе не торопился, переписывал наличную живность.
Минут пять Султанов отчаянно протискивал свой «Уазик» сквозь тучу стада. Упершись в ленивых буйволиц, он окончательно застрял, и никакие сигналы не помогали.
– Вылезай, – приказал он Полле, – и иди дальше пешком.
– Довези до ворот, – попросила она. – Как я пойду в таком ви-де?!
– Чего? Ха-ха-ха! Какой я тебя, кахпа, подобрал, такой и выки-дываю… Вон!
Не дожидаясь, он выскочил из машины, обогнул ее, и в раскры-тую заднюю дверь стал вытаскивать ее. Вот тут впервые Полла зары-дала, ухватилась руками за металлические спинки переднего сиденья. Силы были неравные, и она вскоре полетела на землю. К этому мо-менту удивленные сельчане обступили их. Живущая на самом краю села Кемса была первой.
– Полла! – кинулась она к поверженной наземь девушке.
– Что это значит? – возмутились никихитцы.
Султанов демонстративно прихлопнул дверь, тронулся к своему месту.
– Объясни, – преградил ему путь старик Бовкаев.
– Объясню, – поправил очки взволнованный Султанов. – Эта Полла, – ткнул он в нее небрежно пальцем, – проститутка! Она зара-зила меня грязными болезнями.
– Неправда! Я не проститутка! – ожила Байтемирова. – Он врет!
– Ах ты, гадина! – обернулся Оздемир и плюнул в ее сторону.
– Как ты обращаешься со своей женой при людях?
– Она мне теперь не жена!
– Тогда тем более не смей так обращаться с нашей односельчан-кой.
– Да она позор для вашего села!
– Не смей срамить ее… Поллу мы с детства знаем. Она – самая чистая и верная девушка.
– Да кхахьпа она! – прокричал Султанов и вновь тронулся к месту водителя.
– Я не кхахьпа! – прорезался голос Поллы.
– Пошла ты! – выматерился Султанов, садясь в машину.
– Да как он смеет?
– Бей его!
– Негодяй!
Султанов захлопнул дверь, завел двигатель.
– Бей его! – повторился крик.
Палки посыпались на автомобиль, женщины и старики, именно они выгоняют скотину на выпас, пошли в групповую атаку. У обочи-ны грейдерной дороги – булыжники не редкость. Вслед за палками в ход пошли камни. Бамперами расталкивая скотину и людей, Султа-нов еле развернул полностью побитую машину. Сквозь разбитые ок-на было видно, как слетели его очки, как кровоточил лоб, скула. Все-таки он прорвался, уехал.
Обнимая, Кемса повела Поллу в свой дом.
Стадо угнали на пастбище, а толпа еще больше разрослась, и все обсуждали произошедшее. Здесь, прелюдно, защищая честь села, все хором осуждали Султанова. Но когда разбрелись по домам, за-шептались о Полле.
– Да… Дыма без огня не бывает, – согласились невольно все.
Отныне Полла не просто жеро, как прежде, а гулящая, и к тому же заразная. Это клеймо не только на нее ложится, но и на все не-большое село дурную тень наводит.
– Вот к чему привела учеба в другом городе, без присмотра, – высказался на майдане в тот же вечер один уважаемый старец.
– Да зачем девушке учиться? – поддержал другой.
– А, может, она невиновна? – еще одно мнение.
– Разбираться незачем, – подытоживал местный мулла, – раз муж жену обозвал, значит что-то есть. А нам в селе такие не нужны. Пусть с пороком уходит обратно в развратный город, – окончатель-ный вердикт под машинальный отсчет четок, и чуть погодя: – Не только девушек, но даже ребят нельзя посылать учиться в советские вузы. Пусть у меня лучше арабской грамоте учатся, вовремя молитвы совершают, кукурузой и домашней живностью занимаются. Вот то-гда и греха не будет, и вы родители спать спокойнее будете! Поняли?
– Поняли! – хором, но вразнобой.
– Да благословит нас Бог!
– Аминь!
* * *
От гнетущего известия Арзо всю ночь не спал. Он не верил трепу Тавдиева, но все же темных пятен в этой истории было много.
Под утро он принял окончательное, твердое решение. На при-прятанном клочке бумаги он написал: «Полла, держись! Я тебя люб-лю! Я тебе верю! Прошу, выйди за меня замуж. Твой Арзо».
