Москва, Адонай! - Леонтьев Артемий

– Вы знаете, я не в праве этого говорить, но на самом деле наше мясо из Воронежской области…

Как?! Что?! Почему?! Возмутительно! Коня, коня, полцарства за коня!

Пока фыркающий гость собирал со стола свои вещи-манатки, чтобы уйти, Марк отвернулся в сторону аквариума, откуда сосредоточенно, как-то злопамятно глядел голодный краб, вздрагивающий в предсмертных конвульсиях и недоброжелательно шамкающий хелицерами. Когда мимо ярко подсвеченного аквариума, заполненного бутафорскими красотами подводного обиталища, пробегали официанты с подносами, казалось, краб провожает их злобно-прищуренным взглядом, стараясь запомнить лица всех этих людей, чтобы сегодня же ночью жестоко отомстить за свое унижение и тот голод, на который его обрекли.

Гость ушел, и Марк Громов принялся сервировать стол – тупой труд, достойный дрессированной обезьяны: с началом смены натирать вафельным полотенцем бокалы и сворачивать текстильные салфетки в зоне своих столиков, потом в течение всего дня во время бизнес-ланчей убирать эту растреклятую полную сервировку, которая понадобится только вечером. Вот гость располагается за столом – унеси, вот он уходит – поставь на место. А пока обслуживаешь гостей, эти сукины дети – хитрожопые коллегилакеи-ублюдки – постоянно норовят стянуть твои закрученные салфетки и натертые бокалы, временно отложенные в стейшен, чтобы выставить их на свои столики.

Менеджер подозрительно сфокусировал на Марке свои микроскопы:

– Что там такое было? Почему гость ушел? – за каждым его словом слышался звон монет и шелест свежеотпечатанных купюр.

Громов бегло глянул на подлый синенький галстук менеджера.

Шик-шик-шик. Трень. Раз, два, три, четыре, пять и много-много нолей. Вжик-вжик.

Художник равнодушно поднял глаза на физиономию менеджера – смерил вопросительным взглядом амбициозное ничтожество, видящее смыслом своей жизни, вершиной духа и материи должность управляющего, а может, даже собственное заведение, собственные крабы, которых можно морить голодом, и собственные лакеи, которых можно кормить водой с воздухом и манкой, а все ради одной великой цели – смакование, дефекация и чавканье цивилизации, а вместе с тем, вместе с тем много-много нолей личного дохода и изобилие бархатного пространства.

Вжик-вжик, мой милый калькулятор. Вжик-вжик, моя прелесть!

НЕ ПОЗОРЬ свиное звание! Свердловский СОВНАРХОЗ.

– Я сказал ему, что наше мясо не из Новой Зеландии…

Менеджер посмотрел на Марка так, как будто у Громова изо рта торчала мертвая человеческая ступня.

А ведь Новая Зеландия – страна моей мечты… Билет в один конец стоит, ни много ни мало, семьдесят пять штук, но какие это виды, прости хосподи, царица Иштар! Какая это красота! Когда-нибудь, ах, если когда-нибудь… Такое ощущение, что судьба решила побесить меня этим несуществующим мясом из страны, мысли о которой для меня, как вечерняя молитва за закрытыми дверьми…

РЕЛИГИЯ – орудие классового гнета.

РЕЛИГИЯ – тормоз пятилетки. Руки прочь от клонирования, мракобес. НЕ ДАДИМ в обиду научный прогресс!

Будет кто иноверцы, какия ни буди веры, или и русской человек возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на рождьшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на честный крест, или на Святых Его угодников, и про то сыскивати всякими сыски накрепко. Да будет сыщется про то допряма, и того богохулника обличив, казнити, зжечь.

РЕЛИГИЯ – яд, береги ребят.

А будет какой бесчинник пришед в церковь божию во время святыя литургии, и каким ни буди обычаем божественныя литургии совершити не даст, и его изымав и сыскав про него допряма, что он так учинит, казнити смертию безо всякия пощады.

Менеджер посмотрел на Марка с ужасом и отвращением, сделал пометку в анафемском блокноте и достал из своей папочки, лежащей на баре, штрафной бланк, куда вписал напротив фамилии Марка «500 рублей за разглашение коммерческой тайны».

Теперь буду знать, как юридическим языком называется простая человеческая ложь – «неразглашение коммерческой тайны». Голову даю на отсечение: когда Понтий Пилат умывал руки, он тоже что-нибудь в этой манере себе нарефлексировал.

Говорящая голова менеджера с подленьким синим богомерзким галстуком отвлекла художника от размышлений:

– Марк, ты понимаешь, что семимильными шагами идешь к увольнению?

У этого недоноска под названием Миша сейчас такая рожа, какая бывает у вегетарианца, если подойти к нему в кожаной куртке и, обсасывая куриную ножку, спросить, где-где, уважаемый, скажите, пожалуйста, где мантов можно покушать?

Художник не удержался и широко улыбнулся, вызвав полное недоумение менеджера.

– Тебе это кажется смешным? – волосатые ноздри менеджера взволнованно засопели.

О славный царь Аид, о святейшие воды Тиамат, дайте же ему крепкого здоровья и всяческого благополучия… Милый ты мой калькулятор, ну что мне твое холопское увольнение, скажи-ка на милость, кликуша ты моя яхонтовая?

СТАНЬ УДАРНИКОМ коммунистического труда!

Художник зевнул.

– Если начальство решит меня уволить, я преспокойно уйду отсюда с чистой совестью и ласково помашу вам всем платочком, – не глядя в скотиноподобные глаза калькуляторного Михаила.

…Отряхнув прах от ног своих – надо было добавить, ну да ладно, не нужно усугублять и без того прескверно складывающуюся карьеру полового. Сказал только то, что сказал, без библейских цитат и патетики. На том и будет с этого люмпена.

Менеджер разбух, напряженные жилки, потовыделение, расширенные сосудики, молоточек пульса. Тук-тук. Как бодрая красная головка дятла на древесной шкуре. Тук-тук-тук-тук-тук-тук. Попытка менеджера подобрать необходимые слова в прорехах своего внутреннего словаря, глазки тужатся, нахмуренные бровки. Ягодицы Миши чуть подрагивают. Менеджер пытается включить большого начальника.

Лидерская жилка, дисциплина, харизма. Умение себя подать, как же там? Как же? Богатый и бедный. Заповеди успеха. Сдержанность – умение прогнуться и боднуть, чмокнуть или чпокнуть, лизнуть, перешагнуть через макушку. Погрозить пальчишкой, свернуться калачишкой. Мимикрия. Потребительская мечта. Цыганская расщелина. Хлюп-хлюп-хлюп. Шмак-шмак-шмак. И труляля. Шаг вперед за звездой кочевой… нананэ-нананэ-нананэ.

– Позевай мне еще… – менеджер выдавил из себя первое попавшееся, не нашедши ничего более весомого.

Бармены натирали бокалы, пшикали на стойку красного дерева из баллончиков с лаком и мусолили ее солидную гладь тряпками. Разноцветные этикетки бросались в глаза, плотно составленные пузатые и тонкие бутылки переливались на свету черно-зеленым и белым.

Глядя в эти свинячьи менеджерские глазки, прямо-таки нервно осязаю, что у нашего Миши врожденный дар, и его катастрофическая нереализованность… двадцать первый век определенно не для такого деятельного создания. О Ахура Мазда, скажи, поведай мне, горемычному, сколько же среди наших нежноруких мальчиков с мягкими подбородками и красивыми галстучками несостоявшихся деятелей-надзирателей какого-нибудь Бутугычага или Аушвица?.. В Москве профессиональный киллер стоит около трехсот тысяч, отморозок – возьмется убрать и за тридцатку (приличные Tissot с хронографом и то дороже стоят) – надо принять к сведению этот нюанс, киллер – вещь нужная, это не какой-нибудь там диплом о высшем профессиональном образовании, авось и пригодится…

В будущем калькуляторный Миша добьется своего: будет жить долго и счастливо, не тужить – через несколько лет он станет управляющим другого ресторана, правда, менее респектабельного, а в 2025 году откроет собственное заведение, женится на дородной официантке, у них родятся двое кенгурят, один поскачет отцовой тропой, другой – пяти лет от роду – в деревне схватится руками за бензопилу и останется инвалидом на всю жизнь. И я там был, мед-пиво пил, по усам текло, в рот не попало.

Марк поставил свою подпись в графе штрафов и поторопился отойти в сторону, чтобы не опуститься до изощренного членовредительства и оскорблений.