Мемуары белого медведя - Тавада Ёко

Тоску беспокоило и кое-что другое. Ее героиня Мумма была одинокой матерью, как заведено у медведей. Но в природе никогда не случалось такого, чтобы мать-медведица из любви отгрызала у своего младшего сына ухо и съедала его. Тоска считала, что автор сценария должен переписать этот эпизод. Кроме того, ей не нравился насмешливый тон, которым говорилось о том, как Мумма с успехом выступила в капиталистическом городе Париже и полюбила белого медведя. Чем вам не угодил Париж? Чем вам не угодил белый медведь? Режиссер и сценарист пришли в ужас от того, что актриса критикует содержание классического произведения. Драматург обиделся, режиссер заплакал и нажаловался директору. Тот возмутился, узнав о неповиновении Тоски, но не мог уволить ее в силу трудового законодательства. И вот в тот самый миг, когда он от ярости топнул ногой по полу, к нему и поступил запрос, нельзя ли Тоске некоторое время поработать в цирке.

Тоска обрадовалась и сразу приняла приглашение. Ее везли в великолепно украшенной клетке с большими колесами. Однако, прибыв в цирк, она немного расстроилась, потому что, когда машина проезжала мимо девяти белых медведей, те закричали:

— Предательница! Штрейкбрехер!

При виде меня на морде Тоски мелькнула искра узнавания. Она попыталась встать, но потолок клетки был слишком низким. Я приблизилась, медведица посмотрела мне в глаза, принюхалась к моему дыханию. Мне показалось, что в ее взгляде я уловила дружеское расположение.

Ночью я долго не могла уснуть, как в детстве, когда у меня появился первый щенок. В пять утра я в последний раз пробудилась от поверхностного сна и почувствовала, что больше не могу лежать. Я привезла передвижную клетку в репетиционный зал и села на пол перед Тоской. Она с любопытством уставилась на меня, прижала лапы к решетке, словно хотела приблизиться ко мне. Время остановилось, я не двигалась с места. Ощутив, что Тоска успокоилась, я открыла клетку. Тоска медленно выбралась наружу, обнюхала меня с ног до головы, лизнула мою протянутую ладонь, а затем без труда поднялась на две ноги. Она была в два с лишним раза выше меня. «Бурые медведи по сравнению с ней просто коротышки», — подумала я и положила на ладонь кусок сахара, Тоска снова поставила передние лапы на пол и одним движением языка слизнула сладкое угощение с моей ладони.

— Она так легко стоит на двух ногах. Похоже, эта способность заложена в ее гены, — раздался голос моего мужа, который, по-видимому, наблюдал за нами через неплотно прикрытую дверь.

— Ты что, уже не спишь, Маркус?

— Тоска унаследовала таланты своей матери. Та была цирковой звездой.

— Не думала, что такие способности могут передаваться, — рассеянно отозвалась я.

— Почему нет? — подойдя ко мне, пожал плечами муж. — Людям понадобились тысячи лет, прежде чем они смогли бегать на двух ногах. Теперь же человек учится этому за год. То есть результат тренировки вписан в гены и передается по наследству.

Во второй половине дня нам привезли массивные металлические конструкции для арочного моста. Его смонтировали прямо в репетиционном зале. Тоска поставила лапу на мост и стала медленно, шаг за шагом подниматься по нему, дошла до верхней точки и остановилась. Обнюхала воздух, вытягивая шею далеко вперед и медленно качая мордой. Этот эпизод мог стать частью циркового номера.

— Вот и первый элемент программы готов! — одобрительно воскликнул мой муж, рядом с которым уже стоял довольный и гордый Панков.

— Когда-нибудь те девятеро прекратят свою дурацкую забастовку и начнут работать как миленькие. Они будут стоять в ряд на этом мосту. Представили себе такую картину? Мост построили с расчетом, чтобы он выдерживал нагрузку в пять тонн. Я уже сочинил для него название: «Мост в будущее»! Правда, здорово? Не забудьте потом, что это я придумал!

Во второй половине дня Маркус принес синий мяч, который раньше использовали для подготовки номера с тюленями. Тоска обнюхала мяч, толкнула его носом и, когда он покатился, легким шагом побежала вслед за ним. Я угостила ее сахаром, и она снова толкнула мяч носом.

Репетировать новые сцены с Тоской оказалось просто и потому скучновато. Мне не приходилось ничему ее учить. Я должна была только добиться того, чтобы она повторяла действия, которые совершала из любопытства, в нужной мне последовательности. Я должна была только обрести уверенность в том, что во время представления Тоска точно будет выполнять определенные движения. То есть у нас уже складывался номер, который мог прийтись по нраву публике.

Маркус и Панков перевели дух и откупорили по бутылке пива, чтобы отпраздновать успех, но я считала, что радоваться еще рано. Подталкивание мяча носом совершенно не гармонировало с божественной аурой белой медведицы Тоски. Любой заурядный актер мог бы взойти на «Мост будущего» и печально посмотреть вдаль. Нет, Тоска не создана для глупого притворства! Надо поискать нечто новое, идею, которая взбудоражит воображение зрителей! Ощущая, как ко мне возвращается честолюбие, я саркастически улыбнулась — самоирония уж точно не была мне чужда.

В тот период у меня начали появляться симптомы депрессии, как и годами ранее, вскоре после моего первого замужества. Тогда у нас не употребляли слово «депрессия». Я втайне называла это меланхолией. Первый признак моей меланхолии возник, когда я родила дочь и, подобно любому другому млекопитающему, посвящала почти все время кормлению своего детища и смене пеленок. Вместе с тем я должна была помогать мужу с административной работой, стирать его белье и гладить сценические костюмы. Я временно отказалась от карьеры дрессировщицы хищников и сделалась цирковой домохозяйкой. Вакуум, который я ощущала в себе, не был невесомым. Отнюдь. Каждый раз, когда я складывала руки на коленях или на несколько секунд переставала работать, вакуум распухал в груди и тяготил меня. Ночами я ворочалась во сне каждые пять минут, потому что вакуум давил мне на ребра и затруднял дыхание. Я хотела снова стоять на сцене, купаться в свете прожекторов и чувствовать, как меня буквально оглушают аплодисменты публики. Но больше всего я хотела снова работать с животными. Мне казалось, мир забудет обо мне, если я и дальше буду играть роль домохозяйки. Эта тревога и побудила меня согласиться на рискованный номер со смешанной группой хищников и отдать маленькую дочь на попечение матери.

После того, как я вышла замуж за Маркуса, давняя меланхолия опять завладела мной. Только возвращение на цирковую арену могло пробить дыру в облачном небе моей печали и поразить зрителей яркой синевой солнечного дня!

Заметив, что я долго молчу, Маркус с тревогой спросил:

— Ты о чем сейчас думаешь?

— Небо такое печальное, — отвечала я.

— Твоя Анна все время у бабушки, ты не видишься с ней. Разве вы друг по другу не скучаете?

Я удивилась тому, что мужу небезразлична моя дочь. Он продолжил:

— Почему бы тебе не навестить их?

— Некогда. Сам знаешь, у автобуса жутко неудобное расписание. Зачем мне думать о своем ребенке? Это ничего не изменит.

После воссоединения двух Германий меня, вероятно, назвали бы плохой матерью, но в те времена матерей, вынужденных отдавать детей в государственные руки и встречаться с ними только в выходные, было очень-очень много. В силу специфики своих профессий некоторые матери могли не видеть детей иногда месяцами, и никто их за это не порицал. О материнской любви не говорили даже как о чем-то мифологическом. Церкви, в которых святая Мария с нежностью смотрела на ребенка, прижимая его к груди, стояли на замке. Когда религию перестали теснить, из линии горизонта над бывшей границей, точно фата-моргана, появился миф о материнской любви. Я сочувствовала Тоске, которую после падения Берлинской стены сурово критиковали за то, что она отвергла своего сына Кнута. Одни заявляли, что Тоска отдала его в чужие руки, потому что происходила из ГДР. Другие писали в газетах, что в утрате Тоской материнского инстинкта виноваты невыносимые условия труда в цирке восточного образца под типичным для соцстран стрессом. Слово «стресс» казалось мне неуместным. До воссоединения Германий мы не знали стресса, а знали только страдание. Понятие «материнский инстинкт» зашло так же далеко. Животным выращивать детенышей помогает не инстинкт, а искусство. У людей ситуация мало чем отличается, иначе они не усыновляли бы детей, принадлежащих к другим видам.