Ольга Юнязова - Цветок папоротника
Оксана, почувствовав слабость в коленках, закрыла окно, чтобы не иметь больше возможности подслушивать чужие разговоры. Последнее, что она успела расслышать, – это как Александр сказал:
– Ну хорошо, Володь, давай сегодня вечером…
Оксана села на кровать, пытаясь выгнать из души захлестнувшую ее волну обиды, которой она явно заразилась от Вовки. Вот только непонятно было, за что она обиделась на Александра: за то, что он бросил какую-то незнакомую ей девушку, или за то, что сегодня вечером он снова пойдет к ней, бросив Оксану.
Безжалостно объяснив себе, что вообще-то Александр ей ничего не обещал, поэтому ничего не должен, и она здесь всего лишь его пациентка, а никак не невеста и даже не подруга, Оксана убедила себя спокойно отнестись ко всему услышанному и сделать вид, что ее это абсолютно не касается. Встав и изобразив на лице «американскую улыбку», она направилась в столовую.
Там никого не было. На столе стоял чайник и лежали бутерброды с сыром. Оксана посмотрела на них и не ощутила желания позавтракать, хотя еще пять минут назад была голодна. Вот чего ей сейчас больше всего хотелось, так это спрятаться где-нибудь и спокойно пережить нахлынувшую тоску. Она развернулась и вышла в сад.
Сад Кузнецовых был чудом ландшафтного дизайна. Совсем не большой, всего соток двадцать, участок земли представлял собой целую экосистему. Здесь было маленькое, метра четыре в диаметре, декоративное озеро, наполненное чистой прозрачной водой, в которой плавали золотые рыбки. Берега озера были выложены камнями, между ними пестрели мелкие цветочки с голубыми неоновыми сердцевинками. В озеро впадал ручеек – он брал начало на вершине альпийской горки и с тихим звоном живописно стекал по замысловатому руслу, петлявшему между клумбами с экзотическими цветами.
На одной из клумб была собрана целая коллекция разноцветных «анютиных глазок». Видимо, это были любимые цветы Галины, потому что рядом стояла красивая резная скамейка. На эту скамеечку и села очарованная Оксана.
Рассматривая каждый цветок по отдельности и всю клумбу в целом, она чувствовала, как силы возвращаются в тело, как серая пыль выметается из души радужным веником и многозвучие жизни сливается в музыку. Сердце отогрелось, и снова стало хорошо и спокойно.
– Вот ты где! – услышала она за спиной голос Александра. – А я тебя везде ищу!
– А я вот здесь греюсь на солнышке, – улыбнулась Оксана, – цветами любуюсь. Это Галина здесь такую красоту создала?
– Не только. Все приложили свое умение понемногу. Скамейка, заборчик – это Владимир, цветы – это Маша с Дашей, а вон, видишь… – Александр показал рукой на небольшую пещеру в альпийской горке.
– Ой! – воскликнула Оксана. – Это что, гномы?
– Ага. Вовка из глины вылепил, потом долго фигурки на костре обжигал, а потом раскрасил. Но все равно решили их от дождя упрятать, чтобы точно не рассыпались. А Галина это все проектировала, придумывала, рисовала.
– Да, творческая семейка! – восхищенно сказала Оксана. – Бывает же такое!
– Бывает! – покивал Александр. – Кстати, о творчестве: ты что, правда этот стих вот прямо у меня на глазах сочинила?
– Правда, – пожала плечами Оксана, делая вид, что для нее это обычное занятие и ничего особенного в этом нет.
Конечно, она лукавила, понимая, что обладает незаурядными поэтическими способностями и для других людей они являются таким же чудом, как для нее способность Галины выразить свое настроение в рисунке, платье или дизайне сада.
– Просто не верится, ты уж извини, – развел руками Александр.
– Ну, ты не думай, что я вот так вот с ходу могу любой стих придумать, – уточнила Оксана, – некоторые приходится по полчаса сочинять.
– Полчаса? – Александр расхохотался. – Ты считаешь, что полчаса – это огромный срок для сочинения стиха?
– Ну, смотря какого стиха! – Оксана резко посерьезнела. Ей вдруг стало неприятно это лукавство, в котором сквозь пренебрежение своим талантом просвечивали хвастовство и самодовольство. – Ну, я на самом деле умею сочинять стихи, – со спокойной гордостью сказала она. – Как-то научилась еще в детстве и сейчас умею. Конечно, я много тренировалась быстро находить рифмы, и конечно, у меня есть от Бога этот талант. Поэтому здесь нет ничего удивительного, но если хочешь – восхищайся!
– Восхищаюсь! – просто сказал Александр. – И жалею, что у меня этого таланта нет.
– А ты пробовал?
– Что?
– Сочинять стихи.
– Нет.
– Тогда откуда ты знаешь, что нет таланта?
Александр пожал плечами:
– Ну, если бы был, то, наверное, уже проявился бы.
– Как бы он проявился, если ты не пробовал его проявлять? Вот как я, например, обнаружила, что у меня он есть? Однажды в детстве я услышала пушкинское Лукоморье. Подошла к маме и спросила: «Мама, почему, когда я говорю, нет таких повторяющихся окончаний и слова не выстраиваются в как бы песенку?»
Мама тогда долго хохотала, а потом рассказала об этом папе. Тогда папа объяснил мне, что такое рифма и что такое размер стиха. И мы стали с ним играть в сочинялки. Ну, например, идем по улице, он мне говорит: «Вот идет трамвай усатый». А я ему должна быстро ответить в ритм и в рифму. Я говорю: «В нем едет котик полосатый».
Вроде бы здорово получилось, но папа говорит: «Рифма правильная, а размер не очень». Я начинаю искать правильный размер. Нахожу вариант: «Едет котик полосатый». Но тогда теряется смысл: непонятно, куда и на чем едет котик. Тогда папа говорит следующую строчку: «На трамвае в гости к маме». И я над последней строчкой битый час мучилась. То смысла нет, то размера, то рифмы. Наконец выдала: «Есть сметану с пирожками». Папа сказал, что рифма не идеальная, но сойдет для первого раза. И мы с ним таких бестолковых стишков насочиняли миллион – Чуковский отдыхает. Например:
Ах, засоня бегемотик,
Отлежал себе животик,
Спал на травке целый день —
Шевелиться было лень.
Прилетала стрекоза,
Чтобы он открыл глаза,
И кузнечик стрекотал,
Чтобы бегемотик встал,
Даже дождик с неба лил,
Чтобы он глаза открыл.
Только не проснулся он —
Он смотрел прекрасный сон.
Оксана улыбнулась, вспоминая, как папа придумал первую строчку, когда она, маленькая, ни в какую не хотела вылезать из-под одеяла и отрывать голову от подушки. Но на любимую игру ее сознание отозвалось сразу же. Еще не проснувшись, она с ходу выдала вторую строчку. Первое четверостишие у них сложилось быстро, а вот продолжение стиха они скрупулезно и вдумчиво сочиняли уже за завтраком.
