Франсуаза Саган - Смятая постель
– Я встретила Мэддисона, – сообщила она своим зычным голосом, – Мэддисона, собственной персоной! В «Фукеце».
Глядя на вопросительное лицо Эдуара, она пояснила:
– Не говорите, что вы не знаете Е.-П.Мэддисона! Диктатор Бродвея! И мне пришла в голову гениальная идея, Эдуар, я отправила его на вашу пьесу. Пусть посмотрит. Он пойдет сегодня же, у него свободный вечер.
– Здорово! – восхищенно одобрила Беатрис.
– Именно такой театр они там сейчас и любят, – сообщила Тони, будто речь шла о необычных нравах папуасов, – и чем меньше они понимают в нем, тем больше им нравится. Я взяла на себя смелость сказать, что я ваш агент. Мэддисон мне доверяет, поэтому так надежнее. Кстати, а кто ваш агент?
– У меня нет агента, – вяло сказал Эдуар. – Курт первым прочитал мою пьесу, нашел для нее театр и занимается тем, чтобы ее поставили в Лондоне и Стокгольме.
– Нет агента? – не веря сама себе, спросила Тони.
Если бы Эдуар сказал, что он слепой от рождения или вскоре умрет, она не была бы так удручена. Беатрис рассмеялась.
– Эдуар – сирота, – сказала она, – он упал с неба прямо в гамак и только-только научился доверять Кати три свои рубашки…
Эдуар и в самом деле из деликатности и суеверия не держал у Беатрис своих вещей – ни одного костюма, даже халата – и поэтому сновал как челнок между маленьким пустым студио, где он жил раньше, и голубой спальней, которую считал своим единственным домом.
– Не смейся, – серьезно сказала Тони. – Эдуар, я не хочу вам себя навязывать, но вы знаете, как обо мне говорят?
Эдуар, который не знал ровным счетом ничего, с умным видом кивнул. Ему тоже хотелось рассмеяться.
– Полагаю, ни на одном углу в Париже, – продолжала Тони, – не найдется человека, который сказал бы что-то против меня. Я несколько резковата, это правда, потому что всегда говорю то, что думаю, и потому что безоглядно предана Искусству. Все мои подопечные прежде всего мои друзья. И это вы должны хорошенько усвоить, Эдуар, если вы станете моим подопечным, то станете моим другом. Прежде всего другом.
– А потом уже и десять процентов от прибыли, – кротко добавила Беатрис.
Не отвечая, Тони отмахнулась от ненужного уточнения.
– Речь не о деньгах. Эдуар живет не ради денег, я сразу это почувствовала. Эдуар – художник, моя дорогая… – с упреком сказала она Беатрис, которая голосом Тони продолжила:
– …и вот этому художнику я, Тони д'Альбре, гарантирую материальное благополучие и отсутствие всяческих проблем. Благодаря мне он сможет полностью посвятить себя Искусству. Тони д'Альбре – это чутье и эффективность!..
Она так похоже изобразила Тони, что Эдуар рассмеялся. Тони встала и подошла к гамаку.
– По рукам, Эдуар. Рукопожатие для меня заменяет любые контракты.
Эдуар в нерешительности взглянул на Беатрис, которая откровенно хохотала.
– Ты неподражаема, Тони, – сказала она. – Мы уже дошли до честного рукопожатия… Я так и думала! Эдуар, сделай милость, пожми ей руку, чтобы мы могли откупорить бутылку шампанского!
Эдуар повиновался, и Тони с достоинством вернулась на прежнее место.
– Надо начать с постановки вашей второй пьесы, – сказала она. – Хорошо бы, ее поставил Вудворт, например. Это было бы гениально – Вудворт.
– Но… – нерешительно возразил Эдуар, – в Лондоне ставят по режиссуре Курта. Курт был там…
– Курт, Курт, – раздраженно сказала Тони, – ваш Курт – режиссер-интеллектуал, и он сейчас в моде бог весть почему! Американцы ставят совсем по-другому, уверяю вас… Пьесу-то написали вы, не так ли? И что? У вас ведь с Куртом нет контракта?
– Нет, – в отчаянии сказал Эдуар, – но ведь именно Курт… он помог мне в самом начале и…
– Так или иначе, – перебила Тони, – с Куртом или без него, но ваша пьеса будет поставлена. С вашим талантом… да, да, Эдуар, вы не можете долго оставаться в безвестности. Курту с вами повезло, поверьте мне. Не вам, а ему! Начиная с сегодняшнего дня всем этим займусь я. О, я появилась как раз вовремя! – сказала она.
И, будто подчеркивая срочность, она залпом выпила шампанское, которое ей протянула Беатрис. Эдуара мутило, ему совсем не хотелось шампанского. Однако из вежливости он допил свой бокал до конца.
– Дайте мне все ваши пьесы, – снова пошла в атаку Тони. – У кого вы их издаете?
– Дай ей пьесы и объясни их, – сказала Беатрис Эдуару с чуть заметной улыбкой. – А еще лучше сделай краткий пересказ. Ты можешь прочитать нам лекцию прямо здесь вечером при свете луны. И мы вместе с Тони будем учиться читать шифр и умолчания современного театра. У тебя будет крошечная группа очень послушных и старательных учеников.
Ее ирония звучала немного печально, и это удивило Эдуара. Он вопросительно посмотрел на нее.
– Пять лет назад, когда мы познакомились, ты был маленьким козленком. Помощник счетовода или нет, страховой агент, так ведь? А теперь, мой дорогой бедняжечка, с твоим талантом и талантами Тони ты уже матерый волк. Модный автор, вот так-то.
– Ты имеешь что-нибудь против успеха? – осведомилась Тони.
В ее голосе звучали нотки сарказма, а взгляд, которым она обменялась с Беатрис, был полон чего угодно, только не дружеских чувств. Беатрис первая отвела глаза.
– Нет, – твердо сказала она, – я абсолютно ничего не имею против успеха. Кстати, об успехе, ты что-нибудь знаешь о нашем друге Жолье?
Эдуар вздрогнул. Вот уж о ком он не хотел и слышать, так это о Жолье. Жолье было под пятьдесят, красавец, весельчак с очаровательными манерами, пять лет назад он обворожил Эдуара широтой ума, остроумием, обаянием. Но, к несчастью, у Андре Жолье был театр, и, к несчастью, Беатрис понравилась ему как женщина, и вдобавок он считал ее одаренной актрисой; и он предложит ей две главные роли: одну – на сцене своего театра, другую – в своей постели. И Эдуара, который жил тогда с Беатрис уже два месяца, она просто-напросто выставила за дверь. Он так и не узнал – и это усугубляло его горе, – предпочла ли Беатрис Жолье только из честолюбия или он привлек ее своим обаянием? Истина, что была очень проста, даже не приходила ему в голову: Беатрис любила Жолье, потому что он дал ей возможность состояться. Любила искренне, без всякой корысти и темных расчетов. Ведь если случается иной раз полюбить человека так, что лишаешься всего: ума, чувства юмора, отваги, – то почему же не полюбить другого так, что в тебе заиграет и ум, и остроумие, и отвага? Скорее уж неестественно любить своего мучителя, чем того, кто дарит вам радость. Больше того, можно совершенно искренне любить мужчину за его деньги, если эти деньги дают возможность проводить время в мечтах о нем, получать от него цветы и ухаживать за собой, чтобы всегда ему нравиться.
