Чарльз Буковски - Почтамт
Я посмотрел на Бучнера. Тот разговаривал с потолком, безумный:
– Я же сказал тебе, ты первый номер в моем списке! Ты мне попадешься, и попадешься мне как следует!
Ох, ради всего святого, подумал я, тут я, кажется, влип по-настоящему! Сортировщики притихли. Они-то тут при чем? Я встал, сходил попить воды. Потом вернулся. Через двадцать минут поднялся на свой 10-минутный перерыв. Когда я вернулся, надзиратель меня уже ждал. Жирный негр чуть за пятьдесят. Он заорал на меня:
– ЧИНАСКИ!
– В чем дело, мужик? – спросил я.
– Вы покинули свое место дважды за тридцать минут!
– Да, в первый раз я сходил попить. Тридцать секунд. А потом я ходил на перерыв.
– А если бы вы работали у машины? От машины дважды за тридцать минут отходить нельзя!
Вся его харя блестела от злобы. Поразительно. Непостижимо.
– Я ЗАПИСЫВАЮ ВАМ ЗАМЕЧАНИЕ!
– Ладно, – сказал я.
Я пошел и сел рядом с Бучнером. Надзиратель подбежал со своим замечанием. Оно было написано от руки. Я даже не смог его прочесть. Он писал в такой ярости, что вышли одни кляксы и царапины.
Я свернул замечание в аккуратный конвертик и засунул в задний карман.
– Я убью этого сукина сына! – сказал Бучнер.
– Было бы неплохо, толстяк, – согласился я, – было бы неплохо.
5
Так и шло – 12 часов в ночь, плюс надзиратели, плюс сортировщики, плюс тот факт, что в этой банке с плотью нечем дышать, плюс черствая печеная еда в «неприбыльном» кафетерии.
Плюс ГР1. Городской Район 1. Тот мой план участка был семечками по сравнению с Городским Районом 1. Который содержал примерно треть всех городских улиц и как они разбивались на зоны по номерам. Я жил в одном из крупнейших городов в Штатах. А там улиц очень много. После него был ГР2. И ГРЗ. Каждый экзамен нужно было сдавать за 90 дней, три попытки на каждый, 95 процентов или лучше, 100 карточек в стеклянном ящике, восемь минут, не сдашь – и тебя отправят пробоваться на президента «Дженерал Моторс», как выразился тот мудак. Для тех, кто проходил, планы становились немножко легче – на второй или на третий раз. Но с 12-часовой ночной сменой и отмененными выходными для большинства это было чересчур. Уже из первоначальной группы в 150–200 человек нас оставалось 17 или 18.
– Как я могу работать по двенадцать часов в ночь, спать, есть, мыться, ездить туда и обратно, забирать стирку и покупать бензин, платить за квартиру, менять шины, делать все эти мелочи, без которых нельзя, и все-таки изучать план? – спросил я одного из инструкторов в плановом классе.
– Обходитесь без сна, – сказал он.
Я взглянул на него. Он не «Дикси» на гармошке играл. Проклятый олух говорил серьезно.
6
Я понял, что единственное время для занятий у меня – перед сном. Я всегда слишком уставал, чтобы готовить и есть завтрак, поэтому выходил и покупал высокую упаковку пива, ставил на стул у кровати, отдирал с банки крышку, хорошенько прикладывался и открывал листок с планом. К тому времени, как я приступал к третьей банке, лист выпадал у меня из рук. Больше в себя уже не вольешь. Затем я допивал пиво, сидя на кровати и разглядывая стены. С последней банкой я засыпал. А когда просыпался, времени оставалось ровно на туалет, ванну, еду – и пора ехать обратно.
И ведь ни фига не приспосабливался, только все больше и больше уставал. Я всегда покупал свой шестерик на пути домой, а однажды утром меня по-настоящему перемкнуло. Я взобрался по лестнице (лифта в доме не было) и вставил ключ в замок. Дверь распахнулась. Кто-то сменил всю обстановку в квартире, постелил новый ковер. Нет, мебель тоже новая.
На тахте лежала женщина. Выглядела нормально. Молодая. Хорошие ноги. Блондинка.
– Здорóво, – сказал я. – Пива хочешь?
– Привет! – ответила она. – Ладно, одно возьму.
– Мне нравится, как тут все обставили, – сказал я.
– Я сама это сделала.
– Но зачем?
– Просто мне так захотелось, – сказала она. Мы оба глотнули пива.
– Ты ничего, – сказал я. Я поставил свою банку на пол и поцеловал девку. Положил ладонь ей на колено. Хорошее у нее колено.
Потом глотнул пива еще.
– Да, – сказал я, – мне действительно нравится, как тут все стало. Мне это здорово поднимет дух.
– Это хорошо. Моему мужу тоже нравится.
– А чего ради твоему мужу… Что? Твоему мужу? Постойте, у вас какой номер квартиры?
– Триста девять.
– Триста девять? Боже святый! Я не на своем этаже! Я живу в четыреста девятой. Ваша дверь моим ключом открылась.
– Сядь, дорогуша, – сказала она.
– Нет, нет…
Я собрал четыре оставшихся пива.
– Зачем сразу срываться? – спросила она.
– Бывают ненормальные мужики, – ответил я, передвигаясь к двери.
– Это ты к чему?
– К тому, что некоторые влюблены в своих жен.
Она рассмеялась:
– Не забывай, где я.
Я закрыл дверь и поднялся еще на один пролет. Открыл свою дверь. Внутри никого. Старая и драная мебель, ковер уже почти лишился цвета. Пустые пивные банки на полу. Попал, куда нужно.
Я разделся, залез в постель один и отщелкнул следующую банку.
7
Работая на участке Дорси, я слышал, как некоторые старики подкалывают Большого Папу Грейстона по части того, как ему пришлось купить себе магнитофон, чтобы выучить свои планы. Большой Папа начитал разбивку планов на пленку, прокручивал и слушал. Большого Папу называли Большим Папой по вполне очевидным причинам. Он трех теток в больницу отправил этой своей штукой. Теперь нашел себе плашкета. Педика по фамилии Картер. Он Картера чуть не надвое раскурочил. Картера отправили лечиться в Бостон. Мужики ржали, что Картеру пришлось отправиться аж в Бостон, поскольку на всем Западном побережье не нашлось ниток, чтоб его залатать после того, как Большой Папа его кончил. Так или иначе, я решил попробовать магнитофон. Беды мои закончились. Я могу включать его и ложиться спать. Я где-то читал, что можно учиться подсознанием во сне. Простейший вроде бы способ. Я купил машинку и пленки.
Начитал план на пленку, забрался в постель с пивом и стал слушать:
– ИТАК, ХИГГИНС ДЕЛИТСЯ НА ХАНТЕР СОРОК ДВА, МАРКЛИ ШЕСТЬДЕСЯТ СЕМЬ, ХАДСОН СЕМЬДЕСЯТ ОДИН, ЭВЕРГЛЭИДС ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ! А ТЕПЕРЬ СЛУШАЙ, СЛУШАЙ, ЧИНАСКИ, ПИТТСФИЛД ДЕЛИТСЯ НА ЭШГРОУВ ДВАДЦАТЬ ОДИН, СИММОНС ТРИДЦАТЬ ТРИ, НИДЛЗ СОРОК ШЕСТЬ! СЛУШАЙ, ЧИНАСКИ, СЛУШАЙ, УЭСТХЭЙВЕН ДЕЛИТСЯ НА ЭВЕРГРИН ОДИННАДЦАТЬ, МАРКЭМ ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ, ВУДТРИ ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТЬ! ЧИНАСКИ, ВНИМАНИЕ, ЧИНАСКИ! ПАРЧБЛЕЙК ДЕЛИТСЯ…
Бесполезняк. Собственный голос меня убаюкивал. Я не мог продержаться дальше третьего пива.
