Мария Метлицкая - Испытание медными трубами (сборник)
И жизнь потекла своим чередом. А через месяц Лена и вовсе забыла о своем неудавшемся посредничестве. В конце ноября с острым респираторным по очереди свалилась вся семья – сначала дети, как самые уязвимые, потом муж, а следом и сама Лена. Соседка приносила им молоко и хлеб и ставила под дверь – боялась заразиться. Дети довольно быстро оклемались, а вот муж Сережа лежал трупом. Даже температуру тридцать семь и пять он воспринимал как вселенскую катастрофу. На дрожавших от слабости ногах, сидя на табуретке, Лена варила на кухне куриный бульон – еврейский пенициллин, как говорила мама.
И тут позвонила Элла, сказала, что им нужно обязательно встретиться. Есть, так сказать, повод.
На следующий день, обливаясь потом от слабости, Лена поехала к ней на Фрунзенскую.
– Что с тобой? – ужаснулась родственница. – Выглядишь – в гроб краше кладут.
В общем, сплошные комплименты. Сели на кухне, и она налила Лене чаю с мятой и лимоном – большую чашку.
Короче говоря, Танька эта вернулась в Москву, окончательно и бесповоротно переругавшись с канадской «подруженцией» и обвинив ту во всех грехах: и сплетница, и завистница, и жлобиха – каждую чашку кофе считала. Потом зашел разговор про сноху, и тут Танька тоже начала пылить. Недобрая сноха Лариска сказала ей, дескать, вы, мама, совсем оборзели. В вашем возрасте приличные женщины дома сидят и сериал «Татьянин день» смотрят. Что, кстати, делала и сама Лариска, и не без удовольствия. А вы, мама, по континентам шастите. И ртом, как говорится, и жопой. И все вам мало. И откуда только такое здоровье, пардон, лошадиное? Все Танькины шубы, сучка, пересчитала. В общем, настраивает против нее сына-кровиночку, которого она, одна (ха-ха!), бедная, тянула. Про всех своих мужей и любовников позабыла – склероз, наверно. Но сынок – молодец. Держится, не поддается. Говорит, меня на всех, Лорик, хватит – и на тебя, и на дочку, и на маман. Сколько той осталось! Пусть живет в полный рост и удовольствия получает. Короче, Танька в соплях, и надо срочно ее утешить.
Лена растерялась:
– Ну, не знаю, столько времени прошло… Там, скорее всего, уже все ушло, но я позвоню, конечно, позвоню.
Она набрала Славин номер и все ей рассказала. Та молча выслушала и сказала, что к этому разговору можно вернуться. Она сейчас в Милане, приедет через три дня.
Лена удивилась – она слышала, что в Милан летают на распродажи. Тем более под Рождество. Значит, дела у Славы не так и плохи. Ну и слава богу – получился каламбур.
Слава позвонила четко – через три дня. Опять встретились в кафе. На этот раз выбирала Слава – крошечная кофейня на три столика у Патриарших. Кофе и пирожные – выше всяких похвал. Лена, смущаясь, выпила две чашки капучино и съела два пирожных – миндальное и трубочку со взбитыми сливками и свежей малиной. Слава пила только кофе.
– Ну, у тебя и выдержка! – восхитилась Лена.
– Да я просто сладкое не люблю, – усмехнулась та. – Мне бы сейчас селедку – съела бы от головы до хвоста. Я ведь происхождения простого, из мещан.
– Ну, при чем тут это! – смутилась Лена. – Я тоже, знаешь, не из графьев. – Она улыбнулась. – Просто сластена жуткая.
Слава посмотрела на часы и строго сказала:
– Ну что там у тебя?
Лена вкратце повторила.
– О’кей! – отозвалась Слава. – Договаривайся с этой дамочкой, показывай ей фотографии, и, если будет интерес, дальше разберемся. Я тебя проинструктирую.
– Ой! Как мне не хочется идти к ней одной! Она, судя по всему, цаца еще та. Может быть, ты пойдешь со мной? Ну, в качестве моральной поддержки. Ей же не обязательно знать, что ты и есть продавец.
Слава посмотрела на нее, как смотрят на умалишенных. Правда, ничего не ответила, только посоветовала:
– А ты родственницу свою возьми. Так солиднее и надежнее. И все подружкам развлечение.
– Ну а как у вас дела? – краснея, осторожно спросила Лена. – Ничего в лучшую сторону не повернулось?
Слава отрицательно покачала головой и тяжело вздохнула.
– Там до хорошего, как до горизонта, – горестно сказала она и жестом попросила у официантки чек.
Элла довольно быстро согласилась поехать с Леной к подружке.
– Заодно и повидаюсь, – объяснила она.
К назначенному времени Лена стояла во дворе дома на Тверской, удивляясь довольно обшарпанному двору и подъезду. Детской площадки во дворе не было, только пара ободранных и искалеченных скамеек, возле которых валялись пустые бутылки из-под пива и сигаретные пачки.
«Фасад-то блюдут, – подумала Лена. – Как же, главная улица города. А во дворе – трава не расти. Впрочем, она и не растет. Наверно, дворников-азиатов, которые наконец привели дворы в порядок, прячут по спальным районам. А здесь они не комильфо».
Лена посмотрела на часы – Элла опаздывала на двадцать минут. А еще считает себя королевой! Впрочем, в этом городе невозможно оставаться пунктуальным человеком. От тебя ничего не зависит.
Тут во двор въехало такси, из которого медленно вышла царственная родственница. Увидев Лену, она быстро подобралась и выпрямила спину.
«Вот это школа! – с восторгом подумала Лена. – Мастерство не пропьешь, как говорит Жанка».
Они дежурно поцеловались и пошли к подъезду.
– Ты больше помалкивай, – строго велела Элла. – Говорить буду я!
– Слава богу! – вздохнув, улыбнулась Лена. – Если бы было можно, я бы вообще не пошла.
– Ну, знаешь ли, так дела не делаются, – усмехнулась Элла и набрала код квартиры.
Поднялись на пятый этаж. Позвонили. Дверь открылась, и на пороге показалась молодая женщина – стройная блондинка приятной наружности. «Домработница, наверное», – подумала Лена. Но Элла с «домработницей» нежно расцеловалась, и до Лены дошло, что это и есть Татьяна Александровна Лосева. Прошли на кухню – размером с хорошую гостиную. Было видно, что сделан дорогой и очень качественный, свежий ремонт. Кухня была очень светлой – белая плитка на полу, белый гарнитур, модно «выстаренный», с золотистыми «потертостями». Огромная, горящая огнем хрустальная люстра. Большой овальный стол с вазой, полной кремовых, размером с кулак, роз. Все: холодильник, бытовая дребедень, плита с золочеными витыми ручками, стилизованная под старину, – было роскошным, эксклюзивным и, видимо, безумно дорогим.
Сели за стол, и тут Лена разглядела хозяйку. Конечно, она выглядела значительно моложе своих лет, и это очень мягко сказано. На расстоянии двух метров ей можно было бы дать лет пятьдесят, ни годом больше. Но даже несведущая Лена поняла, что здесь дело без пластики наверняка не обошлось. Лицо Татьяны было преувеличенно гладким, словно надутым, мимика – странной и неестественной: лоб – неподвижным, а на веках и на скулах видны тоненькие ниточки швов. Нататуированные, узкие полоски бровей. Прекрасная стрижка, идеально прокрашенные волосы. Дантист хозяйки тоже был, видно, не из последних – идеальная голливудская улыбка. Было очевидно, что сыночку-чиновнику любимая матушка обходится в копеечку. И еще было понятно, что Татьяна Александровна относится к себе с трепетом и уважением. Вот только руки – обычная история – выдавали ее подлинный возраст, хотя и они были с идеальным маникюром. Господи! Сколько же нужно времени и денег, чтобы посвятить себе, любимой, всю жизнь! Лена вспомнила свою маму – ее руки, распухшие от хозяйства, отекшие, с синими «реками» вен, седую «гульку» на затылке, морщины, потерянные зубы. Ситцевый или байковый – по сезону – халат. Тапочки или галоши на шерстяной носок. А ведь они с этой Танькой-Селедкой, наверное, ровесницы.
