Татьяна Соломатина - Роддом или жизнь женщины. Кадры 38–47
В загсы звонить бессмысленно. Выдадут кучу балластной информации. Возможно, ребёнка и зарегистрировали. Но искать его посреди океана зарегистрированных – бессмысленно. Его в том океане не выловишь. А то и не окажется. Да и чтобы обойти адреса официально записанных детишек – понадобится несколько лет. Это если командой прочёсывать.
Ельский набрал номер знакомого мента. Попросил координаты толкового частного детектива. Если такие в Москве есть. Мент уточнил – зачем? Ельский описал ситуацию вкратце: есть известный ему супермаркет, который посетила мадонна с проблемным младенцем, – имеется фото. Надо эту мадонну найти. Мент спросил адрес супермаркета и попросил прислать ему фото. И уточнить время, в которое данная особь посетила супермаркет.
– Я не хочу тебя грузить, – сказал Ельский менту. – Лучше дай мне контакты детектива.
– Вова, иди сам знаешь куда! – ответил мент.
Когда-то Ельский две недели просидел у реанимационного кювеза, в котором между почти смертью и точно смертью находился на ИВЛ, весь в «бабочках», килограммовый, выраженно-желтушный, глубоко недоношенный сын этого самого мента. Владимир Сергеевич практически не спал. Сделал собственноручно непозволительное количество обменных переливаний. На свой страх и риск. Затем – несколько лет курировал дохленького мальчишку, которому участковые педиатры так и норовили собрать букет диагнозов, самой милой составляющей которого было ДЦП. Хиленький недоносок вырос в мощного лося, ныне – девятнадцатилетнего мастера спорта по классической борьбе. Так что адрес, куда должен был отправиться Ельский, мент обозначил конкретно. «Сам знаешь куда» – это эвфемизм, к коему обязывают нынешние должностные инструкции для авторов и издателей.
Через два дня адрес мамаши лежал у Ельского на столе.
– Как?! – удивился Владимир Сергеевич.
– Поверь, куда проще, чем то, что ты делаешь. Только не для протокола. Если тебе надо наехать на неё, то в органы должен поступить сигнал в положенном порядке. Я ж так понял – у её мальца что-то с глазами? Оставление в заведомой опасности можно использовать. Но прав сейчас лишить не так легко, как в Интернете борцуны истерируют. Хата – не её. Оформлена на мужика. По наследству от бабки. С мужиком живёт давно. Не расписаны. Есть ещё двое старших детей. Пацанов.
– Спасибо.
И Ельский нажал отбой. Но мент к манерам доктора привычку имел.
Мрачно размышляя над тем, на кой ему это надо, Владимир Сергеевич до вечера строил детских медсестёр, устраивал им учебные тревоги и муштровал до изнеможения. И решил, что ничего он делать не будет. Ни-че-го! Просто позвонит в детскую поликлинику по месту жительства. Пусть занимаются. А в голове крутилось «гнойный процесс распространился на периорбитальную область… некротическое воспаление внутренних оболочек глазного яблока…».
В десять часов вечера Ельский стоял у двери «по адресу» и давил на кнопку звонка. Он понятия не имел, что здесь делает, зачем и что скажет. Может, это пресловутый кризис среднего возраста и пора всего лишь покупать кроваво-красный «мустанг»-кабриолет и жениться на девственнице?
Двери открыл мужик с жиденькой бородёнкой. На нём были льняные штаны и футболка со сложным принтом на ведические мотивы. Мощную выю впритык облегали деревянные бусики.
– Здравствуйте! – доброжелательно поздоровался мужик.
– Здравствуйте! – нерадостно буркнул Ельский и замолчал.
– Вы что-то хотели? – подсказал мужик, сияя прозрачно-водянистыми глазами.
– Да, – глянул на мужика исподлобья Ельский и снова умолк. Ему вдруг стала совершенно очевидна нелепость всего происходящего. И говорить не то чтобы было нечего, а просто-напросто перехотелось.
– Вас прислала Шакти? – ободряюще улыбнулся мужик и совершенно лучезарно просиял.
С супругой бога Шивы Владимир Сергеевич знакомства не водил. Но на всякий случай утвердительно кивнул.
– Так проходите, чего ж мы на пороге-то?! – мужик включил оскал на всю дозволенную челюстями пропускную способность.
«Импланты у него отменные», – мимоходом отметил про себя Ельский, заходя в широко распахнутую дверь. Стандартная трёшка-«чешка», коридор чистенький, прилично обставленный из бюджетной «Икеи». «Ненаказуемо!» – сказало в голове у зава детской реанимацией и неонатологией голосом бургомистра в исполнении Леонида Броневого из «Того самого Мюнхгаузена». Он даже кривенько усмехнулся. Этнически-принтованный мужик счёл это хорошим знаком.
– К нам пришли! – крикнул хозяин вглубь квартиры.
Первыми в коридор выбежали голые мальчишки. «Семь и пять. Немного пониженного питания, но тургор и цвет кожных покровов в норме», – отметил Ельский натренированным взглядом. «Оспенные» отметины на плечах отсутствовали. «Ненаказуемо!» – бургомистра зациклило.
– Наши старшие. Тоже домашние, – с гордостью объявил неонатологу гостеприимный владелец квартиры. – Позовите маму и присмотрите за сестричкой! – ласково напутствовал он сыновей.
Голые мальчишки с воплями: «Мама, мама, к нам дядька какой-то пришёл!» – унеслись.
– Проходите в зал! – пригласил мужик.
Ельский скинул ботинки. Тапок не наблюдалось. Впрочем, и хорошо. Незнакомые тапки вызывали у Владимира Сергеевича, сибарита и чистоплюя, гораздо большие приступы содрогания, нежели просто грязный пол. Да и пол на вид и даже по тактильным ощущениям грязным не был. Ну просто не к чему придраться!
«Зал» – то есть обыкновенная «большая» комната, объединённая с лоджией, – тоже никаких особых нареканий внутри Ельского не вызвал. Всё та же стандартная мебельная фигня «собери сам». Разве что в излишке плакатов всяческих Будд в позе лотоса по обоям. Гимнастическая стенка и подвешенный к потолку канат в одном из углов. Немедленно вернулись в комнату обнажённые пацаны и стали лазать, как обезьяны, с дикарской бравадой и таковым же любопытством поглядывая на незнакомца.
– Иван, – представился самым незамысловатым русским именем мужик и вполне обыкновенно протянул Ельскому широкую лопатообразную ладонь.
