Михаил Попов - Большой укол
—<R>А почему такая странная кличка? Ведь ты же сказал, что он бывший ученый, интеллигентный человек, депутат.
Он пожал плечами.
—<R>Не знаю почему такая, не задумывался.
Кажется, все. Он тоже почувствовал, что дело близится к развязке.
—<R>Не убивай, не калечь, мне и так будет не сладко.
Я приставил к его носу толстый палец, нос расплющился, отчего выражение робертова лица сделалось комическим и безобидным.
—<R>Я тебя запомнил. Ты знаешь, куда бы ты ни скрылся, одного моего слова достаточно…
Он замахал руками.
—<R>Да что ты, я ведь сидел, видел! Я и так напуган, по гроб жизни.
—<R>Твое место у параши.
—<R>Понял, понял.
—<R>Теперь исчезни.
Электричка замедляла ход, приближаясь к станции. Он встал и, ударяясь о спинки сидений, стал отступать к выходу.
—<R>Помни, расстояние между двумя точками не имеет никакого значения.
Выйдя на платформу, он куда–то быстро побежал. Я знал куда — к туалету.
Увидев указатель «На Москву», я усмехнулся. Выясняется, что наше заведение находилось всего в нескольких десятках километрах от столицы. Хотя, ничего нет в этом удивительного, такого как я, разумнее всего, держать под рукой, чтобы прихлопнуть в случае нужды и быстро извлечь, когда понадобится пустить в ход.
17
Попетляв по улицам породистого поселка, черная волга остановилась перед высокими железными воротами. Ворота, также, как и стены из темного кирпича, были украшены острозаточенными, выразительно торчащими прутьями.
В воротах открылось круглое, затянутое пуленепробиваемым стеклом окошко, в нем плавал человеческий глаз. Рассмотрев как следует гостей, глаз закрылся. Ворота, тихо гудя, поехали в стену. Открылась широкая, обсаженная с двух сторон аллейка, в конце которой виднелся коттедж, выполненный в стиле «лунного ландшафта». Кованные решетки, наклонные, зеркальные поверхности окон.
Владислав Владимирович сидел на заднем сиденье справа, охранник постучал ногтем в стекло. Увидев вопросительный взгляд водителя в зеркальце, генерал чуть усмехнувшись, кивнул.
Стекло с легким шипением опустилось. Охранник вежливо сказал:
—<R>Прошу прощения, но вам придется сдать оружие. Таковы правила.
—<R>У меня нет с собой оружия.
Охранник в сомнении переступил с ноги на ногу.
—<R>Что, вы предполагаете меня обыскивать?
—<R>Таковы правила.
Владислав Владимирович подумал — может быть имеет смысл вспылить? Ведь, в самом деле — бред. Генерал госслужбы вынужден подвергаться обыску, чтобы попасть на прием к бандиту. Времена! Владислав Владимирович был уверен, что если пойти на принцип, развернуться и уехать, Давила (так звали хозяина особняка) сам прибежит с извинениями. Но время дорого, чтобы играть в принципы. Он совсем было решил перешагнуть через свою генеральскую честь, но охранник сказал:
—<R>Кажется, обыска не потребуется.
Хозяин особняка вышел на крыльцо и сделал рукою соответствующий знак.
Машина покатилась дальше, похрустывая розовым песочком.
Генерал и бандит общались, не подавая руки друг другу. Это придавало некую достоверность отношениям. Бандит знал — генерал не сажает его, только потому, что не может, а сможет — посадит. Генерал многое знал о «проделках» бандита и не сердился на него, например за то, что тот пытался отбить у него толстяка, переодев четверых своих бугаев в милицейскую форму. Генерал, в известном только ему смысле, ценил Давилу. Но не за его ум, финансовые способности, силу характера, ему было плевать, что Давила всем этим обладает. Еще меньше его интересовало то, что бандит был вполне интеллигентным человеком, даже, можно сказать, интеллектуалом, доктором юридических и исторических наук, и даже, депутатом. Ценность его заключалась в том, что он занимает определенное положение в партии, которая, в тайне от всего белого света, разыгрывалась генералом. Определеннее, точнее, сказать было нельзя. В самое ближайшее время выяснится, какой из задействованных фигур предстоит стать ключевой. Все задвигалось. Оставаться в неподвижном положении опасно. Чем дольше молчишь, тем больше себя выдаешь.
Давила был одет в спортивный костюм, не из неуважения к гостю, просто он только что вышел из спортзала. Волосы прилипли ко лбу, над плечами пар, на груди расплывчатая темная манишка.
—<R>Я сейчас переоденусь.
—<R>Не стоит, у меня очень мало времени.
Бандит развел руками, вы, мол, государственный человек, понимаем.
—<R>Хотите выпить? — спросил без надежды на положительный ответ потный депутат, пропуская гостя в дом.
—<R>Я хочу поговорить. Идемте в ваш спортзал. Там нам никто не помешает.
—<R>Нам здесь никто не помешает, — не удержался хозяин.
Спортзал был небольшой, оборудованный по последнему слову шварцнегеровской техники, с зеркальной стеной.
Генерал сел на краешек какого–то тренажера и уставился в зеркало. Давиле не оставалось ничего другого, как последовать его примеру. Он выжидательно глядел отраженному гостю в глаза и его уже начала немного раздражать мрачная манерность, сквозившая в действиях генерала.
Владиславу Владимировичу, наоборот, понравился его неожиданный трюк с зеркалом. Так или иначе, при общении с преступником, пусть и не пойманным, наносился ущерб его кристальному служебному образу. А тут каждое слово, как бы омывалось в посторонней глубине.
—<R>Я, собственно, пришел поторговаться.
—<R>Торгуйтесь, — спокойно сказал Давила.
—<R>Вы мне девочку, я вам мальчика.
Давила повел плечами, он остывал, белье неприятно липло к телу.
Владислав Владимирович помолчал.
—<R>Нам нужно только одно — узнать, куда вы ее переправили, остальное мы сами.
—<R>Если бы я согласился вам сказать куда, то остальное разумелось бы само собой.
—<R>Вы не слишком–то вежливы.
—<R>А вы, генерал, слишком расплывчаты в своих предложениях. Девочка, мальчик… Да и недобросовестны.
—<R>То есть?
—<R>Ну что, «то есть», вам и самому известно — девочка стоит намного дороже мальчика.
Владислав Владимирович бросил быстрый прямой взгляд на Давилу и тот чуть побледнел, поняв, что проговорился, дал понять, что ему известно больше, чем положено.
—<R>Вы видели ее в действии? — протянул руку генерал, чтобы взять собеседника за горло.
—<R>Только догадываюсь. Мне почему–то кажется: что девочка круче мальчика и все.
—<R>Догадываетесь или знаете?
—<R>Начался допрос, — констатировал хозяин.
—<R>И все же, вам что–то известно, или вы исходите только из своих соображений?
—<R>Я исхожу из своих соображений, сделанных на основе моих мелких, редких и, как бы это точнее выразиться, эмоциональных, наблюдений.
Владислав Владимирович помолчал, ни за что упругое ему собеседника ухватить не удалось. Еще один вопрос и он втянет под панцырь свой последний щупалец.
—<R>Могу я хотя бы быть уверенным в том, что девочки нет в стране? Что вы не обманули мистера Локея и переправили ее туда, куда он просил.
—<R>Я не знаю, генерал, что вы имеете в виду, упоминая о некоем мистере.
—<R>Хорошо, могу я быть…
—<R>На эту часть вопроса я отвечу так: можете. Я сделал это, я сделал это почти в убыток себе, чтобы развязаться с этим делом, потому что мне перестал нравиться исходящий от него запах. В конце концов, в моих интересах, чтобы девочка была там, а не здесь.
—<R>Почему?
—<R>Потому, генерал, что только в этом случае у меня есть надежда быть оставленным в покое. Хотя бы относительном. Надежда, что вы, и подобные вам, будете действовать против меня законными методами.
Владислав Владимирович помассировал лицо, это у него означало, что интерес к разговору идет на убыль. Давила не знал, чему соответствует этот жест и оставался в напряжении.
—<R>Вы лжете, любезный переправитель девочек в Бог знает какие страны.
—<R>Не понимаю вас.
—<R>Когда бы вы искали тишины и покоя, то не пытались бы похитить у нас мальчика. Зачем он вам был нужен, а? Мы так удачно запаковали его в мясо. Вы хотели выпустить парня на свободу и посмотреть, как он станет резвиться.
—<R>Теперь он мне не нужен, — твердо сказал Давила, — к черту, к дьяволу, пусть сдохнет, пусть возвращается к своему крестному батюшке. Я за скобками, или, как это принято говорить, вышел из игры. Был в ней, а вот теперь вышел!
Владислав Владимирович улыбнулся.
—<R>Надеетесь отсидеться за этими стенами?
—<R>Надеюсь. У меня тут два десятка ребят, пяток бультерьеров, бетонный бункер со шлюзокамерой и продуктов, месяца на два.
—<R>Вы уверены, что все кончится раньше, чем через два месяца?
Хозяин злобно дернул головой — опять проговорился, хорошо путает генералишко, да и пусть! Теперь уже все равно! Кроме того, вдруг пришла хозяину мысль, он знает значительно больше, чем может показаться. Может быть, даже больше того, кого расспрашивает. Такое специфическое следовательское удовольствие. Улыбается вон, ехидно. Давила, несмотря на всю свою осторожность, не мог снести такого к себе отношения. Он должен был доказать этому удаву, что тоже шит не лыком, и не пальцем делан. И он сказал загадочную, при взгляде со стороны, фразу:
