Анатолий Елисеев - Страна Эмиграция
Я думаю, что приятель наш что-то недоговаривал, наверное определенное вознаграждение было ему обещано, иначе невозможно объяснить почему этот трезвый, убеленный сединами и обремененный семьей человек пошел на авантюру даже не увидев этого самого автобуса.
В банке ссуду выдали, Марадона первые два месяца действительно выплачивал положенное, Л*** успокоился и был спокоен, пока из банка не пришло письмо, в котором сообщалось, что поскольку за столько-то месяцев ссуда не погашена господину Л*** предстоит заплатить просроченные платежи плюс банковский процент, то-есть сумму совершенно невероятную по первым эмигрантским временам. Л*** бросился к Аркадию, который сослался на временные финансовые трудности и предложил забрать и продать автобус. Когда Л*** впервые увидел то, что Марадона называл автобусом его чуть не хватил удар.
Автобус все-таки удалось продать с аукциона и собрать едва ли 25 % требуемой суммы… Последствия могли быть весьма печальными, но Л*** чудом, с помощью местного друга и его адвоката нашел какую-то юридическую закавычку в поведении банка и долг удалось частично скостить, но наш приятель все же был blacklisted. С Аркаши — как с гуся вода.
Следующий раз мы столкнулись с результатами его деятельности, когда привели машину для ремонта к знакомому владельцу гаража. Темпераментный шотландец был в этот раз особенно темпераментен. Продравшись через его шотландский диалект английского языка — поначалу из его монологов понимали только начало — «Hello» и конец «OK?!» — мы разобрались, что какой-то русский договорился с ним продавать подержанные машины через его гараж и уже пригнал две.
«Действительно — хорошие машины, но у них же дверные замки взломаны!» — возмущался Даглас, хозяин гаража — «Я ему сказал, что больше не хочу иметь с ним дел, зачем мне неопрятности с полицией».
Вы наверное догадались, кто был этот русский.
Потом Аркашу били около «Chabad House» люди у которых он забрал документы и деньги (см. выше)… Потом Аркаша надолго исчез.
Объявился он в тюрьме. Его жена, которую он привез из России и которую почему-то долго выдавал за свою сестру, парикмахерша (или парикмахер — не совсем уверен какая форма литературнее) пожаловалась, что Аркадий сидит в Дурбане, но это недоразумение и его конечно скоро отпустят. Позже выяснилось, что на этот раз Марадона затеял новый бизнес — снабжать приходящие в порт суда продовольствием, но при этом «позабыл» о налогах.
Из тюрьмы он все-таки вышел и вскоре снова куда-то исчез. Исчезла и его жена-сестра.
Но мы знаем, что скоро вынырнет где-то его верткая фигурка, такие ни в огне не горят, ни в воде не тонут.
И снова — письмо.
«К моменту получения документов я уже работал.
Это отдельная история и здесь снова добрым словом нужно вспомнить «Chabad House». Они не только нас встретили и устроили, но и помогали в чем могли на первых порах.
Могу даже усилить эту тему — только еврейская община и пыталась помочь нам».
Православная церковная община, состоящая по большей части из сербов с примесью русских эмигрантов неизвестно какой волны или так называемый «Русский дом», — мы туда не обращались, но знали людей, которые с него начали — могла позволить переночевать семье (одну или в крайнем случае две ночи) на полу в помещении церкви и угощали рюмкой водки. О трудоустройстве и речи не было — не хотели? Скорее просто не могли.
«Евреи помогали не только евреям, прикрывали глаза на происхождение и религиозную принадлежность, распределяли продовольствие среди семей с детьми, организовывали курсы английского языка, пытались устроить нас на работу.
Что это такое — в мире чистогана и наживы устраивать на работу без документов, без языка, без опыта, а ведь устраивали!
Куда устраивали — это отдельный рассказ — всякое бывало, и за 500 рантов в месяц на алмазную фабрику, и за 1000 в мясной магазин — 12 часов рабочий день практически без выходных (не случайно мы «дети Chabad House» быстро разделили рабочие места, а вернее хозяев, на две категории: евреи и «израели»), но многих так, как устроили меня — не «менеджером по маркетинку», но в достаточно солидную фирму, на неплохую для начала зарплату».
Жаль, что никто тогда не поделил нас, новоприбывших эмигрантов, на подобающие категории — это могло бы быть весьма любопытно. Я могу предложить мою собственную, тогдашнюю и весьма поверхностную классификацию: конструкторы и деструкторы.
«Конструкторов» можно описать в нескольких словах — мы (а нашу семью я тоже отношу к этой категории) старались построить жизнь в новом мире, приспособиться к нему, принимая любую помощь с благодарностью.
Это часто было унизительно — не случайно для Ирины в её сознании первые годы в Южной Африке связаны с ощущением полной неполноценности и связанными с этим унижениями. Я, как более толстокожий, все это старался пропускать мимо сознания, хотя начинать в 45 лет карьеру с нуля и постоянно слышать «Sorry», когда твои коллеги не понимают или не хотят понимать твой английский…
Тем не менее я ходил на курсы английского языка, организованные при Chabad House, пока «деструкторы» их не развалили, так как, несмотря на все увещевания преподавателя, предпочитали разговаривать на русском языке или на иврите.
Мы с благодарностью принимали (если она нам доставалась) немудреную продовольственную помощь — собственно говоря мы получали милостыню, но для безработных семей это было хорошим подспорьем. Продовольствие перестали привозить, когда кто-то из «деструкторов» рассказал засланному газетчику, что нас пытались подкупить (кому мы были нужны?) черствыми булками и прокисшими салатами.
Я принял первую предложенную мне в Chabad House работу, хотя ездить было неблизко и платили даже по тогдашним временам негусто — но это была работа. Узнав об этом, безработный «деструктор» заявил мне, что пусть они — подразумевались евреи — этой работой подавятся, а он даже на интервью не пошёл… Позже он нашел работу сам в мясной лавке «израели» и был выгнан, когда, устав таскать мясные туши, присел на 5 минут отдохнуть…
Глава 13
Как мы в гости ходили
Мы ездили в гости в местные еврейские семьи справлять Шабат — и это тоже организовывал для нас Chabad House.
Поначалу мы были нарасхват. Люди приехавшие из России были для Южно-Африканцев в диковинку. Еще бы, во все времена слова — «русский-коммунист» и «бандит-террорист» считались синонимами. Наши страны были врагами, в музее Южно-Африканских вооруженных сил и сейчас можно найти витрину с личными вещами и документами советского летчика, не помню фамилию, сбитого над Анголой и попавшего в плен к Южно-Африканцам. Он даже какое-то время прожил в стране, правда не в гостинице, а в знаменитой Преторийской тюрьме. Это, кстати, был один из двух возможных путей для советского человека попасть в Южную Африку, путь несложный, но уж больно рискованный. К тому же такие гости в ЮАР не задерживались, приезжали инкогнито советские официальные лица и летчиков втихаря обменивали.
Второй способ попасть в ЮАР был гораздо сложнее. Нужно было вырваться из СССР в Израиль или Америку, ну а уж потом, став гражданином этой страны, очистившись от коммунистического прошлого, перебираться в теплые крайне южные края, что было в этом случае гораздо проще. Таких в ЮАР было не слишком много и нами, в общем, они интересовались мало.
Как выходцев с того света нас встретили потомки евреев из России дореволюционной и первой революционной эмиграционной волны. Они говорили на английском языке, по привычкам, стилю жизни были настоящими южно-африканцами, но на стенах их домов всё ёще висели выцветшие фотографии местечковых предков. Женщины в длинных платьях и париках, бородатые и пейсатые мужчины в лапсердаках и кипах. Они не помнили и не могли помнить той России, а о СССР сведения черпали из «забытых газет», но многие в праздники ставили дополнительный прибор для еврейских братьев, томящихся в стране Советов.
Они были добрые и хорошие люди — богатые не в первом поколении, как правило могут себе позволить быть хорошими. Они хотели видеть нас, братьев и сестер по крови, хотели сделать для нас что-то приятное.
В пятницу за нами выстраивались очереди. К «Aintree Flats» подъезжали автомобили и развозили нас по еврейским семьям на шабатную церемонию.
Шабат, так шабат! Даже для меня, далеко не еврея, это могло быть совсем неплохо — бесплатный ужин и выпивка в пору безработицы и безденежья, общение с местным населением, практика в английском языке… Но мы всё-же вспоминаем эти визиты если и не как кошмар, то достаточно неприятную обязанность.
Мы были костноязычные или почти безязыкие. На нас смотрели с любопытством, нас расспрашивали, с нами пытались общаться — это было мучением, мы в то время могли общаться в основном в магазинах, да и то жестами.
