Владимир Царицын - Осенний лист или зачем бомжу деньги?
Когда отец, наконец, приезжал, Катиной радости не было предела.
Няня рассказывала Андрею Валентиновичу о том, как Катя плачет и скучает, как ждет его и как любит. Самсонов кивал головой, но снова, через пару дней собирался в дорогу. Он не мог поменять работу, не хотел. Потому что считал: нефть - это не просто черное жидкое золото, нефть - это нечто вечное, это очень большие деньги и гарантия безбедного существования на всю жизнь. Бросить заниматься нефтью - значить лишить себя этой гарантии.
И он уезжал. А Катя ждала! Господи! С каким нетерпением она его ждала! Пожалуй, только она сама смогла бы рассказать о том, как она его ждала…
Впрочем, вскоре, когда Кате исполнилось шесть лет, все изменилось.
Андрей Валентинович получил огромную благоустроенную квартиру в
Таргани, забрал Катюшу и они стали жить вместе. Если только можно назвать 'совместным' их проживание, когда Катя с утра до вечера бродит по пустым комнатам или в одиночестве играет со своими куклами, а отец сутками не приходит с работы, а иногда уезжает на несколько дней, то в Москву, то еще куда-нибудь.
У Кати снова появилась няня. Теперь молодая и красивая. Она приходила к Самсоновым каждый день и уходила домой только на ночь, а в те дни, когда Андрей Валентинович не ночевал дома или улетал в командировку, няня ночевала в их квартире. В ее обязанности, кроме ухода за Катюшей и ее, так сказать, воспитания входила домашняя уборка и готовка. Готовила няня отвратительно, а прибиралась в квартире быстро, и небрежно, словно она не деньги устроилась сюда зарабатывать, а ее привели силком и заставили отбывать повинность.
Катю же она не воспитывала, а в лучшем случае присматривала за ней, как бы она не выпала из окна третьего этажа, а так как Катя выпадать из окна не собиралась, то и проблем у няни с присмотром не было никаких. Катя была предоставлена самой себе. Она играла в игрушки, рисовала папу и закладывала в своем характере основы самостоятельности и независимости.
Няню, а точнее домработницу звали длинно, и как казалось Катюше, некрасиво - Элеонора Владиславовна. Поэтому Катя ее никак не называла. Элеонору Владиславовну это злило и вообще - взаимоотношения няни и Кати были натянутыми и сухими. А чаще, их просто не было - вообще никаких взаимоотношений.
И еще, Катя сильно ревновала своего любимого папулю к этой белобрысой, худой и губастой тетке. Она замечала взгляды, которые бросал отец на Элеонору и гадкие, как ей казалось улыбочки и ужимки домработницы. Как-то раз она предложила папе:
- Пап, а давай Элеоноры Владиславовны, - она произнесла имя и отчество няни-домработницы по слогам, - давай ее больше не будет.
- Как это? - не понял Андрей Валентинович.
- Пусть она к нам не приходит.
- А кто будет присматривать за тобой в мое отсутствие? Кто будет тебя воспитывать?
- А меня не надо воспитывать. Я воспитанная.
- Ну…, - замялся отец.
- Суп из пакетов я сама варить буду. И в магазин ходить.
- А в доме убирать?
- И убирать я.
- Но тебе же учиться надо. Первого сентября в школу пойдешь, в первый класс.
- Плохая она. Не хочу, чтобы Элеонора Владиславовна здесь была. -
Катя снова произнесла ненавистное имя по слогам.
Папа смутился и ничего не ответил.
А вскоре произошло то, что вначале сильно расстроило Катюшу и показалось ей очередной неприятностью, а чуть позже она поняла - это катастрофа!
Элеонора, или Нора, как называл ее папа, осталась у них ночевать.
Папа был дома, а Нора осталась у них. Катя увидела ее утром, выходящую из папиной спальни, растрепанную, но с довольной улыбкой на губах и в папиной рубашке, которая не застегивалась у Элеоноры на груди и едва закрывала пупок. Несмотря на свой дошкольный возраст и полное отсутствие информации в вопросах взаимоотношения полов, Катя сразу все поняла.
Это было утро субботы. А за завтраком папа сказал:
- Катюша. Тетя Нора теперь будет жить у нас постоянно. Надеюсь, что вы с ней будете ладить.
- Конечно, любимый, - приторно улыбнувшись Кате и приобняв Андрея
Валентиновича за плечи, сразу расставив все точки над 'И', ответила за Катю Элеонора. - Мы обязательно поладим с нашей Катюшей. Правда,
Катюшенька?
Катя закашлялась, подавившись бутербродом с сырокопченой колбасой и, швырнув его на стол, выбежала с кухни.
С этого дня отношения между Катей и Норой из натянутых превратились в откровенно враждебные. Причем совершенно откровенно игнорировала свою новоиспеченную 'маму' Катюша, а Нора действовала исподтишка. Что-то нашептывала Андрею Валентиновичу на супружеском ложе, ябедничала, даже проливала крокодильи слезы, сокрушаясь, что как ни старается она наладить контакт со своей падчерицей, как ни пытается доказать ей свою любовь, все без толку! Все слова - как в вату уходят, все внимание мимо, не оценивается и даже не замечается.
Часть правды в словах Элеоноры была, но только часть. Никакой любви она к своей падчерице не испытывала и не проявляла, и контакта никакого налаживать не собиралась. Если она и разговаривала с Катей, то только тоном приказа. Зато при Андрее Валентиновиче пела соловьем и сюсюкала с Катей, как с маленькой. Это выглядело откровенно наигранным, но Андрей Валентинович казалось, ничего не замечал.
Отношения Кати с отцом стали портиться, ее безграничная любовь к нему притупилась, а вскоре и вовсе ушла.
Это произошло примерно через год после его женитьбы на Элеоноре
Владиславовне. Странное дело - из худой за этот год Нора превратилась в толстую. Живот у нее стал большой и уродливый. В один прекрасный день Нору увезли на 'скорой', а когда она вернулась домой, то вернулась не одна. Нору привел папа, а в руках у папы был голубой сверток. Почти сразу из свертка раздался противный писк, и
Катя узнала, что у нее теперь есть братик и зовут этого братика
Владиславик. Новорожденного назвали так в честь Нориного папы.
Катя возненавидела Владиславика с первого дня.
- Ничего, - услышала она как-то Норин голос из спальни. - Я думаю,
Катенька нашего Владиславика полюбит. Вот разглядит его хорошенько, увидит, какой он красивенький, какой он беленький и чистенький, какой он 'нюхаша', и сразу полюбит.
Нюхаша! Слово-то какое придумала, думала Катя, сжимая зубы.
- Я тоже так думаю, - согласился отец. - А, правда, какой мой сын красивый! Весь в тебя, моя радость!
Катя из интереса внимательно рассмотрела Владиславика когда Нора меняла ему пеленки и поняла, что отец прав, но только в одном:
Владиславик - точная копия Норы. Такой же белобрысый, те же глупые голубые глаза, даже еще глупее. И губы такие же пухлые.
Никакой красоты в сводном брате она не нашла. По ее представлениям, глаза должны быть карими, кожа смуглой, а волосы черными. В тот период своей жизни она искренне в это верила, потому что сама была такой. Папа был не таким, но пап не выбирают. А о том, что вкусы со временем меняются, она тогда не знала. И о том, что дело не в цвете волос и глаз тоже не знала.
Ублюдок! Новое слово, усвоенное в школе. Так Катя стала называть про себя Владиславика. В школе, в самом первом классе она вообще много новых слов узнала, и не только слов, но и понятий. Училась-то она вместе с детьми тарганских нефтяников-работяг, которые и сами в выражениях не стеснялись и чад своих за матерщину не ругали, считали мат неотъемлемой частью и нормальным, законным вариантом великого и могучего русского языка. Еще Катя узнала, что дети берутся в роддоме, они там рождаются из животов баб, а заводятся они в животах от какого-то микроба. И только у баб. Микроб этот только на баб действует. А вот что это за микроб такой, этого никто не знал, никто из ее одноклассниц.
Заражаться и носить в своем животе какую-то гадость, которая потом превратится в подобие Владиславика, Катя не хотела. Ничего, если каждый день мыться с мылом и не есть грязные продукты, думала она, авось у меня в животе никто и не заведется. Да и время еще есть.
Школьные подруги говорили, что этот микроб только на взрослых баб действует, в основном на замужних.
Позже она все узнала про микроба, от которого рождаются такие ублюдки, как Владиславик и решила твердо: ребенка у нее не будет никогда! И выходить замуж она тоже не хотела.
Шли годы. Владиславик рос, а Катя взрослела. Андрей Валентинович по-прежнему уделял много времени работе, а когда был дома, занимался с сыном. Он с ним играл в дурацкие игры с визгами и хрюканьем, или сказки читал. Между прочим, ей он сказки никогда не читал, вспоминала Катя. Игрушек у Владиславика было очень много, детская была завалена игрушками. Все, что можно было купить в местном
Детском Мире, было куплено. И из каждой своей командировки отец привозил новые игрушки, такие, которые в Таргани никто и не видывал.
Катя не завидовала Владиславику, она просто не понимала - куда столько? Она давно уже перестала ревновать отца и к Норе и к их сыну, она отстранилась от всех от них своими подругами, книгами и школьными уроками. Училась она хорошо. А что еще делать девочке в богом забытой Таргани?
