Розамунда Пилчер - Штормовой день
— Меня это вовсе не затруднит. — Положив свой молоточек, он принялся развязывать узелок на фартуке. Он бросил взгляд на меня: — У меня уже входит в привычку возить Ребекку туда и обратно.
Андреа фыркнула пренебрежительно или нетерпеливо — было трудно сказать, — быстро встала и вышла из комнаты с таким видом, будто нам еще повезло, что она не хлопнула изо всех сил дверью.
А я опять вернулась к началу, оказазшись с Джоссом, втиснутая в его колымагу. Мы молча выехали из Боскарвы, пересекли строящийся участок мистера Пэдлоу и, очутившись на склоне холма, направились в город.
Молчание нарушил Джосс.
— Ну, вот все и устроилось.
— Да.
— Как вам понравились ваши родичи?
— Я не всех видела. Я не встретилась с Гренвилом.
— Он вам понравится, — сказал Джосс, словно подразумевая, что уж он-то понравится.
— Мне все они понравились.
— Это хорошо.
Я смотрела на него. На нем была его синяя матерчатая куртка и сине-белый свитер с высоким отложным воротником. Профиль его был непроницаемым. Я чувствовала, что легко могу вспылить.
— Расскажите мне об Андреа, — попросила я.
— Что вы хотите знать об Андреа?
— Не знаю. Просто хочется, чтобы вы мне рассказали.
— Ей семнадцать лет, и она думает, что влюблена в одного парня, знакомого по художественной школе; ее родители его не одобряют, поэтому ее и сослали к тете Молли. И ей здесь дико скучно.
— Похоже, она выбрала вас в свои конфиданты.
— Здесь ей не с кем больше поговорить.
— А почему бы ей не вернуться в Лондон?
— Потому что ей только семнадцать. У нее нет денег. И думаю, что не хватило храбрости пойти наперекор родителям.
— Чем же она заполняет свое время?
— Не знаю. Я же здесь не целыми днями нахожусь. По-моему, она поднимается не раньше, чем к обеду, а потом слоняется и смотрит телевизор. Боскарва населена стариками. Трудно винить ее за то, что она скучает.
Я машинально сказала:
— Скучают только скучные люди.
Изречение это некогда вдолбила в меня из самых лучших побуждений одна мудрая директриса.
— Боже, как жутко назидательно! — заметил Джосс.
— Я случайно.
Он улыбнулся:
— Неужели вам никогда не было скучно?
— Рядом с моей мамой скучно не было никому.
— «У тебя плохой характер, но не скучно мне с тобой», — пропел он.
— Вот именно.
— Судя по всему, она была женщина что надо. В моем вкусе.
— Так считало большинство мужчин.
Когда мы прибыли на Фиш-лейн, выяснилось, что миссис Керноу нет дома, но у Джосса оказался ключ. Мы вошли в дом, и я поднялась наверх уложить мой рюкзак, а Джосс занялся написанием записки миссис Керноу, в которой все ей объяснял.
— Может быть, надо ей заплатить? — спросила я, спускаясь с рюкзаком в руке.
— Я это улажу при следующей встрече. Так и в записке сказано.
— Но я сама могу заплатить.
— Конечно, можете, но разрешите это сделать мне. — Подхватив мой рюкзак, он пошел открывать дверь, и спорить дальше не представилось возможности.
И опять мои пожитки были брошены в кузов грузовика, и опять мы двинулись в Боскарву, но на этот раз Джосс выбрал приморскую дорогу.
— Хочу показать вам мой магазин. То есть место, где он расположен. Теперь, если я вам понадоблюсь, вы будете знать, где меня найти.
— Зачем это вдруг вы можете мне понадобиться?
— Не знаю. За добрым советом, или чтобы денег одолжил, или просто, если захотите всласть посмеяться. Вот он. Пропустить его трудно.
Дом был высокий, с узким фасадом, втиснутый между двумя приземистыми домиками. Трехэтажный, с окном на каждом этаже, нижний этаж все еще в процессе перестройки: свежее некрашеное дерево, зеркальное стекло витрины заляпано известью.
Когда мы, громыхая по булыжнику, промчались мимо, я сказала:
— Магазин в хорошем месте, люди, желающие потратить деньги, сюда потянутся.
— На это и надеюсь.
— Когда мне можно будет осмотреть его?
— На следующей неделе милости прошу. К тому времени работы будут в основном закончены.
— Хорошо. Значит, на следующей неделе.
— Договорились, — сказал Джосс, заворачивая за угол возле церкви. Он включил вторую скорость, и грузовичок взлетел на холм с тарахтеньем плохо отлаженного мотоциклетного мотора.
В Боскарве мы сразу же были встречены Петтифером, который, услышав, что мы подъехали, вышел из передней двери, как раз когда Джосс доставал из кузова мой рюкзак.
— Джосс, командир внизу в кабинете. Он велел привести к нему Ребекку, как только она вернется.
Джосс внимательно взглянул на него.
— Как он?
Петтифер наклонил голову.
— Не так уж плохо.
— Очень расстроился?
— Он в порядке… а вы оставьте рюкзак, я отнесу его наверх.
— Ни в коем случае, — сказал Джосс, и впервые я порадовалась его властной манере разговора. — Наверх рюкзак отнесу я. Где она будет спать?
— На чердаке… напротив бильярдной. Но командир велел сейчас же…
— Я знаю, — прервал его Джосс. — И знаю, что морской обычай велит всегда приходить на пять минут раньше. Но все равно у нас еще есть время показать этой девушке ее комнату. И перестаньте суетиться, уж будьте так любезны.
Оставив все еще слегка протестующего Петтифера, мы поднялись наверх — я вслед за Джоссом — на два пролета лестницы, по которой я уже карабкалась в то утро; шум пылесоса смолк, зато в воздухе пахло жареной бараниной. Я поняла, что очень голодна, и рот мой наполнился слюной. Длинные ноги Джосса так и мелькали передо мной, и когда я наконец добралась до предназначенной мне комнаты со скошенным потолком, Джосс успел уже поставить рюкзак и широко распахнуть окно, так что встречена я была порывом холодного и соленого морского ветра.
— Подойдите и взгляните в окно.
Я встала рядом с ним. Я увидела море, скалы, золотистый папоротник и первые желтые свечки утесника. А внизу раскинулся сад Боскарвы, который я не могла разглядеть из гостиной за террасой с ее каменной балюстрадой. Сад был разбит террасами по склону холма, а внизу в углу каменной ограды примостился каменный флигель под шиферной крышей, даже не флигель, а подобие сарая с вместительным сеновалом.
— А что это за здание? — спросила я.
— Это мастерская, — объяснил мне Джосс. — Здесь ваш дед обычно писал.
— На мастерскую не похоже.
— С той стороны похоже. Северная стена вся стеклянная. Он сам спроектировал мастерскую, а местный каменщик ее выстроил.
— Кажется, она заперта.
— Так и есть. Заперта и заколочена. Ее не открывали с тех пор, как ему стало плохо с сердцем и он бросил писать.
Меня вдруг пробрала дрожь.
— Холодно? — спросил Джосс.
— Не знаю.
Я отошла от окна, расстегнула куртку и кинула ее на спинку кровати. Комната была белой с темно-красным ковром. Встроенный шкаф, книжные полки, заставленные книгами, умывальник. Я подошла к умывальнику и, прежде чем помыть руки, подержала мыло под теплой струей, поворачивая его разными сторонами. В зеркале над умывальником отразилась я — растрепанная и нервная. Впервые я поняла, как беспокоюсь перед встречей с Гренвилом и как важно мне произвести на него хорошее впечатление.
Я вытерла руки и, раскрыв пряжку рюкзака, извлекла оттуда гребень и щетку.
— Он был хорошим художником, а, Джосс? Как вы считаете?
— Да. Старой школы, конечно, но художник прекрасный. И чудесный колорист.
Сняв с кончика косы резинку, я распустила волосы и, опять встав перед зеркалом, стала расчесывать их щеткой. В зеркале я видела Джосса у себя за плечом — он наблюдал за мной. Пока я орудовала щеткой и расческой, а потом переплетала косу, он не произнес ни слова. Лишь когда я закрепила кончик, он сказал:
— Чудный цвет волос. Как спелая пшеница.
Я опустила щетку и расческу.
— Джосс, нехорошо заставлять его ждать.
— Хотите, я пойду с вами?
— Пожалуйста!
Я осознала, что впервые вынуждена была попросить его о помощи.
Вслед за ним я спустилась вниз, прошла через холл, мимо гостиной к двери в конце коридора. Открыв эту дверь, Джосс сунул туда голову и огляделся.
— Доброе утро, — сказал он.
— Кто там? Джосс? Входи же. — Голос был выше, чем я предполагала, голос человека куда более молодого.
— Я привел вам кое-кого…
Он широко распахнул дверь и, мягко подтолкнув меня в спину, выдвинул вперед, в комнату. Комната была маленькой, с французскими окнами во всю стену, ведущими на плиточную террасу и в потайной сад, согретый солнечными лучами и укрытый со всех сторон живыми изгородями и густой зеленью эскалонии.
Я заметила мерцающий за каминной решеткой огонь, обшитые деревом стены, увешанные книжными полками и картинами, и стоявшую на каминной полке модель крейсера былых времен. Еще там имелись фотографии в серебряных рамках, стол, заваленный газетами и журналами, и сине-белая китайская ваза с нарциссами.
