Борис Виан - Сердце дыбом
Часть третья
155 янвреля
«Я здесь уже четыре с лишним года», — думал Жакмор.
Борода его непомерно отросла.
259 янвреля
Шел противный мелкий дождь. Все кашляли. В парке было мокро и скользко. Море сливалось с серым небом. Ветер трепал над бухтой косые полотнища дождя.
В дождь скучно. Приходится сидеть дома. Ноэль, Жоэль и Ситроен играли в детской. Пускали слюни. Игра была такой: Ситроен проползал на четвереньках вдоль кромки ковра, останавливался над каждым квадратом, наклонял голову и пускал слюну. Ноэль и Жоэль следовали за ним и старались попасть слюной на те же места. Это было непросто.
А дождь все шел и шел. На кухне Клемантина готовила пюре на молоке. Она растолстела. Перестала краситься. Занималась только детьми. Закончив стряпню, она опять пошла к ним.
В детской Пизабелла распекала братьев:
— Поганцы! Грязнули!
— Но на улице дождь, — сказал Ситроен, утирая рот после особенно удачного плевка.
— На улице дождь, — повторил Жоэль.
— Дождь, — лаконично обронил Ноэль. Ему было не до разговоров: ход был за ним.
— А кто будет тут за вами подтирать?
— Ты, — сказал Ситроен.
Тут вошла Клемантина и услышала конец беседы.
— Конечно вы, — вмешалась она, — для того вас и наняли. Надо же бедняжкам как-то развлекаться. Не видите, что ли, какая погода?
— Это ни в какие ворота, — сказала Пизабелла.
— Ну хватит, — оборвала ее Клемантина. — Можете идти гладить. Я сама займусь с детьми.
Служанка вышла.
— Можете плеваться, котятки, — сказала Клемантина братьям. — Если это вам нравится, плюйтесь на здоровье.
— Мы больше не хотим, — сказал Ситроен и встал. — Давайте играть в поезд, — обратился он к двойняшкам.
— Поцелуйте меня, — попросила Клемантина.
— Нет! — отрезал Ситроен.
— Нет, — повторил Жоэль.
Ноэлю, чтобы быть более кратким, осталось только промолчать.
— Вы не любите мамочку? — спросила Клемантина, опускаясь на колени.
— Любим, — сказал Ситроен. — Но мы играем в поезд. И ты садись в поезд.
— Ладно, — согласилась Клемантина. — Оп-ля! Поехали!
— Дуди, — велел Ситроен. — Ты будешь гудок. А я — машинист.
— И я тоже, — сказал Жоэль и запыхтел: — Чух-чух-чух…
— И я, — кратко изрек Ноэль.
— Лапочки вы мои! — Клемантина хотела расцеловать их.
— Дуди! — повторил Ситроен. — Подъезжаем к станции.
. . .
Жоэль замедлил ход.
— Здорово! — сказала Клемантина. Она так долго гудела, что чуть не сорвала голос. — Замечательный поезд. А теперь идите есть пюре.
— Нет! — сказал Ситроен.
— Нет, — повторил Жоэль.
— Тогда я буду плакать, — сказала Клемантина.
— Ты не умеешь, — презрительно заметил Ноэль. Беззастенчивое заявление матери заставило его изменить обычному немногословию.
— Это я не умею плакать? — И Клемантина принялась рыдать.
— Нет, — оборвал ее Ситроен. — Ты не умеешь. Ты делаешь так: хны-хны-хны. А надо так: у-у-у…
— Пожалуйста: у-у-уу! — завыла Клемантина.
— Все равно не то, — сказал Жоэль. — Вот слушай.
Он показал. Ноэль молча выжал слезу. Жоэль вошел во вкус. Ситроен никогда не плакал. Но он скорчил горестную мину. Можно даже сказать: скорбную.
Клемантина всполошилась:
— Да вы что, всерьез, что ли?! Ситроен! Ноэль! Жоэль! Что за глупые шутки! Деточки мои! Маленькие мои! Ну перестаньте! Перестаньте плакать! Что случилось?
— Противная! — обиженно ревел Жоэль.
— Плохая! — злобно визжал Ситроен.
— Ы-ы-ы! — закатился без слов Ноэль.
— Милые мои! Да что вы! Будет вам, я просто пошутила! Вы меня с ума сведете!
— Не хочу пюре! — что есть силы завопил Ситроен.
— Не хочу! — крикнул Жоэль.
— Не-а! — вякнул Ноэль.
Ноэль с Жоэлем сбивались, когда нервничали, на младенческий лепет.
Клемантина расстроилась вконец. Она обнимала, целовала детишек, приговаривала:
— Ладно, рыбоньки мои, ладно. Съедите потом. Не сейчас.
Истерика прекратилась как по волшебству.
— Давай играть в корабль, — сказал Ситроен Жоэлю.
— В корабль, в корабль, давай! — обрадовался Жоэль.
— В корабль, — подытожил Ноэль.
Они освободились от материнских объятий.
— Не мешай, — отрезал Ситроен. — Мы играем.
— Хорошо-хорошо, не буду, — смирилась Клемантина. — Можно, я тут побуду и тихонько повяжу?
— В соседней комнате, — сказал Ситроен.
— В соседней! — сказал Жоэль. — Ура, корабль!
Клемантина вздохнула и нехотя вышла. Хорошо бы они всегда оставались такими же маленькими и хорошенькими, какими появились на свет. Как в тот первый день, когда они начали сосать. Она опустила голову и погрузилась в воспоминания.
373 феврюля
Дорогой нудной и унылой
Тащился пасмурный Жакмор.
Впустую время уходило,
И он пустует до сих пор.
Увы, по правде говоря,
Потуги все пропали зря.
Туман, тоска, и солнца нету,
И клейким грязевым омлетом
Его заляпаны штиблеты…
Тут рядом заорала птица. «А, чтоб тебя, сбила окаянная, — чертыхнулся Жакмор. — Так хорошо получалось. Надо будет и дальше говорить о себе в третьем лице. Это окрыляет». Ему было еще идти и идти. В кустах по обе стороны дороги за зиму развелись прапрагаги (так называют потомственных гагенышей, подобно тому, как человечьих отдаленных потомков называют праправнуками) — белые, похожие на искусственный снег комочки копошились в ветках боярышника и суетливо чистили клювиками пушистые грудки. По обочинам лениво тянулись канавы, полные воды, сочной зелени и зеленых лягушек, наслаждаясь свежестью, пока не наступила августямбрьская сушь.
«Я влип, — продолжал свой монолог Жакмор. — Меня засосало. Я пришел сюда молодым, горячим психиатром, а теперь что: молодой-то я молодой, но весь пыл порастерял. Потеря весьма ощутимая. И все из-за этой вонючей деревни. Из-за этой мерзкой дыры. Помню, как я первый раз увидел распродажу стариков — ого! А сейчас мне на это дело наплевать, сам распрекрасно леплю оплеухи ученикам, хоть и без особой охоты, а как-то раз нахамил Хвуле, потому что иначе было нельзя. Так нет же, хватит! Собираюсь с мыслями и принимаюсь за работу. Так думал молодой Жакмор. С ума сойти, чего только не лезет человеку в голову!»
Под ногами психиатра чавкало. Булькало. Вякало. Клякало. Скользило. Над головой живописно метались вороны, беззвучно каркая — звук уносило ветром.
Интересно, подумал вдруг Жакмор, почему никто здесь не занимается рыбной ловлей? Море рядом, в нем полно крабов и прочей съедобной живности, в чешуе и без оной. Так в чем же, в чем же, в чем же дело?
А дело в том, что не было порта. В восторге от своей сообразительности, Жакмор наградил себя улыбкой.
Из-за ближайшего плетня торчала голова бурой коровы. Жакмор решил учтиво поздороваться, но голова была обращена в другую сторону. Жакмор окликнул животное. Но, подойдя поближе, понял, что это не корова, а одна отрубленная и насаженная на кол голова. Корову наказали. Табличка же упала в канаву. Жакмор подобрал ее и еле-еле разобрал заляпанную грязью надпись: «В другой…» пятно… «раз…» «будешь давать…» пятно… «больше молока…» Пятно, еще и еще пятно.
Жакмор сокрушенно покачал головой. Нет, он никогда не свыкнется. Ученики — это еще туда-сюда. Но бессловесная скотина… Он уронил табличку в грязь. Глаза и морду коровы выклевали птицы, так что она весело скалилась.
Еще работка для Хвулы, подумал Жакмор. Выловит — получит золото. Но на кой оно ему нужно — на него ничего не купишь. Выходит, золото тут непреходяще. И бесценно.
Так размышлял младой Жакмор,
Ума и мудрости палата,
И вот вам доводов набор
О ценности великой злата.
Ого, подумал Жакмор, кажется, ко мне возвращается вдохновение. Хотя сам предмет не представляет интереса: во-первых, ни с чем не сообразная цена золота Хвулы есть следствие особого порядка вещей, а во-вторых, мне на золото наплевать. Зато худо-бедно скоротал еще сотню метров.
Вот и деревня. Красная речка, лодка Хвулы и он сам, ловец отбросов. Жакмор окликнул его. Лодка подплыла к берегу, Жакмор в нее запрыгнул.
— Как дела? Что новенького? — бодро спросил он.
— Ничего, — ответил Хвула.
В голове Жакмора вдруг явственно сложилась мысль, которая смутно шевелилась с самого утра.
— Послушайте, — обратился он к лодочнику, — что, если я зайду к вам в гости? Мне бы хотелось кое о чем вас спросить.
— Пожалуйста, — сказал Хвула. — Почему бы и нет? Пошли. Вот только… вы позволите?..
Его словно подбросило пружиной, и он полетел в воду. Дрожа и фыркая, устремился к какому-то предмету и ловко ухватил его зубами. Это оказалась кисть руки, довольно маленькая, перепачканная чернилами. Хвула влез в лодку.
