Дмитрий Бавильский - Сделано в ССССР Роман с китайцем
Кто ж такой шустрый?
Один и тот же номер. Незнакомый. Кто? Голова работает плохо, иначе бы догадался. Но позвонил на незнакомый, а там – "перезвоните позже, абонент принимает ванну или спит, короче, мужик, ему не до вас, абоненту-то, вали колбаской, по Малой Спасской…" Хмыкнул, пожал плечами, немного встревоженный, позвонил в больницу на пост.
Дежурной сестре, всё ли, на самом деле, нормально?
– Пять минут – полёт нормальный, – сострила дежурная сестра. Нет, не
Анечка, другая. Людмила Евгеньевна. Хотя дежурить должна Анечка
(Олег почему-то помнил). – Почему не Анечка?
Просто так ведь спросил. Без всякого интереса и задней мысли. На автомате. Туго соображая: мысль одна и, как транспарант, натянута от уха и до уха.
Людмила Евгеньевна удивилась, а то не знаешь, мол, Олег Евгеньевич, что Анечка наша уволилась.
– Как уволилась?
– Проблемы со здоровьем.
– Как со здоровьем?
– А крыша поехала на фоне несчастной любви.
56.
Положив трубку, долго стоял без движения. Всё прикидывал: разговор с
Людмилой Евгеньевной (милая такая барышня, бальзаковского возраста, аккуратная, следящая за собой, кажется, НЕ одинокая) ему привиделся или был на самом деле?
То есть на работу он звонил, конечно, вот и номер служебный на мониторе мигает, как последний из набранных, но вот что говорил – убей не вспомнить. Потому что, пока говорил, про другое думал. Про другую. Смешное слово "зюлейка" всплывает в розовой влаге головы.
Между извилин. Откуда оно и что означает? Как то сердце с дерева, о котором поёт Бьорк. Как все те сердца, на дереве качающиеся (Олег видит внутренним зрением мульт с утрированными растениями и сердцем в виде пошленького сердечка), про которые тихая-тихая песня.
Влюбился, что ли? Нет, конечно. Так как столько раз убеждался: не способен. Чтобы несло без руля и ветрил? Я вас умоляю: мгновенно включается голова, и компьютер начинает просчитывать последствия.
После чего опускаются руки и всё остальное. "В нашем-то возрасте…
– любил повторять Самохин, – влюбиться невозможно…" Это точно: умозрительно Олег кивает, молча поддакивает, хотя всё ещё надеется.
И можно сказать, что эта надежда – главное, что у него осталось, что ведёт, продолжает вести его по жизни.
В нём ещё теплится чувство, что невозможное возможно. Нужно только захотеть. Нужно только как следует взяться… и горы свернёшь, покрутишь вокруг оси и поставишь на место. А если ты до сих пор один и без этой, как её там, без любви… Значит, не очень-то хочется, значит, более важные, существенные дела отвлекают, значит, занят и просил не беспокоить.
Да, время уходит, да, привлекательнее и моложе не становимся, но что нам стоит дом построить? Ну, нет и не надо. Гагарин боится признаться себе в том, что боится проиграть. Сколько раз уже обжигался. Хватит. Хотя и в своё удовольствие жить тоже не получается. А если и получается – то как-то кисло. И неубедительно.
57.
"Стоит только захотеть – я смогу разбогатеть…" Стишок, придуманный во время утренней пятиминутки. Взялся из воздуха и навяз на губах.
Шевелит губами, словно пить хочет. Или молится. Решил записать, чтобы не забыть, вспомнил, что "худлитовский" блокнот, Мамонтовой подаренный, остался дома. Черкнул на обрывке рецепта, чтобы потом переписать, да так и забыл в кармане врачебного халата.
Денисенко грустный стоит, подпирает в ординаторской дверной косяк.
Ноль мимики, ни один мускул не шевелится. Бледный, как привидение.
Гагарин решил подбодрить коллегу.
– Подходит ко мне сегодня дедок один. – Олег заранее лыбится, предвкушая комический эффект. – Мол, за советом. А я истории болезни заполняю. Ну и говорю ему механически: присаживайтесь, мол. А сам дальше пишу. Дед или не дослышал, или слишком буквально мои слова понял. Через некоторое время отрываюсь от бумаг, а он приседает раз за разом. Совсем как на уроке физкультуры. Прилежный такой…
Денисенко молча посмотрел на Гагарина. Совершенно затравленным взглядом. Олегу не по себе стало. Пожал плечами, отошёл на другой край кабинета. Уставился в плохо показывающий телевизор, в котором выступала певица Земфира. "А у тебя СПИД, и значит, мы умрём…"
Олег смотрит в окно, за которым тихушничает город, только теперь он понимает, что всеми силами старается не думать о Дане. Потому что это не любовь и даже не похоть. Просто приключение. Но – не думать.
И он не думает, в голове – рабочий полдень, белый-белый, залитый солнцем день. Но когда в кармане халата начинает дергаться куколка телефона, Гагарин хватает его, словно это раскалённый уголь, с мыслью о Дане. Но это не Дана, это от хозяев его квартиры звонят, от ребят-медиков, уехавших в Родезию по контракту. Хорошие такие ребята, буряты, буддисты, Красный Крест. Так вот пропали ребята-буддисты, уже неделю как ищут, оставили лагерь. Сезон дождей.
Повстанцы… Гагарин молча кивает и смотрит по сторонам на коллег, которые не слышат и продолжают заниматься привычными делами.
58.
Только потом, много позже, вечером, до него дойдёт, что ребята-буряты – единственные, кто знают о том, что он живёт в их квартире. И если их не найдут… Лучше, конечно, чтобы их нашли…
Однако шестое чувство подсказывает, что быть этой квартире за ним.
Торопливое и подленькое чувство, но есть, и как от него отказаться?
Пустило корни, прорастает, обыденная, естественная для человеков мысль.
Подумает, да забудет, как только Дана позвонит и позовёт капризным голосом. Номер её определится, Гагарин и поймёт: это она всё время звонила. И голос у неё не капризный, но встревоженный. Голос человека, которому важно быть услышанным. Дана слабее Олега оказалась: он только думал про неё, занимаясь повседневными делами, а она звонила весь день, встречи добивалась. Добилась с полуслова.
Гагарин сначала согласился, потом стал думать. Во-первых, Дана оказалась довольна его мужскими качествами, и это хорошо. Приятно.
Но, во-вторых, она приняла его за "своего", за богатея (чужие в тот ресторан не ходят), за "члена референтной группы", и это не очень хорошо. И не очень приятно. Не факт, что балованной девушке (к тому же замужней – вспомнил Олег и поморщился) захочется встречаться с обыкновенным коновалом.
Хотя не исключён вариант романтического приключения за границами своей социальной категории. Но рисковать не стоит: реаниматолог понимает, что заинтригован, что увлечён, что отношения, которые только-только зарождаются, могут перевернуть всю его жизнь.
59.
Два варианта – либо признаться Дане, что не за того приняла, либо играть эту неожиданно свалившуюся роль до победного. Гагарин – человек честный, чего уж тут. Но не без лукавства, жизнь научила.
Вранье претит, от него иной раз голова болит. В конце концов, кто девушке ценен – сам Олег, в полном расцвете сил, или его мифические миллионы? Вокруг неё полно олигархов, но вот отчего-то на простого врача потянуло. Впрочем, она же не знает, что врач… думает – владелец газет, пароходов или что там он вчера, по пьяному-то делу, цитировал?
Уж лучше горькая (Олег ухмыляется) правда. Однако, когда они второй раз встретятся с Даной и их с головой накроет черемуховой водкой,
Олег не сможет вымолвить признания. Да и требуется ли оно, когда им и так хорошо. Предложение пойти в кино Дана восприняла с восторгом, едва ли не хлопая в ладоши. Про кино Олег придумал уже по дороге, приближаясь на общественном транспорте к месту встречи.
Он не думал, что его могут "выдать" мелочи – к примеру, недорогие
(недостаточно дорогие) часы или неправильная, с точки зрения богачки, обувь. Олег знал, что главное правило джентльмена – чтобы обувь была чистой. Такой уж у него пунктик – когда всю неизрасходованную на людей энергию неудачник тратит на уход за вещами. За автомобилем, если он есть. А если нет автомобиля, то вполне сойдёт и пара кожаных туфель.
60.
С кино неплохо вышло, честное слово. Как если вторая молодость вернулась. Романтики – вагон и маленькая тележка. К тому же к началу сеанса припозднились, едва не опоздали, тут не до разглядывания, не до разговоров. Дана прижалась к нему, ласковой кошкой.
– Я шофёра отпустила. Ты тоже?
Вероятно, решила, что он женат и скрывается. Взял её под локоток аккуратно – и в зал. А там – темнота, титры, телячьи нежности.
Разумеется, фильм показывали про половодье чувств. "Титаник".
Голливуд, скрещенье рук, скрещенье ног, красиво – до жути. Кресла для поцелуев, сбивчивое дыхание, всё как в кино. Дана казалась естественной и органичной, ни в чём не переигрывая, льнула к Олегу и смотрела на него чаще, чем на экран. Ну и всё остальное… Когда
Дана полезла к нему в штаны, Гагарину стало точно не до катастрофы во льдах.
– Давай попридержим коней, – шепнул на ушко, в темноте похожее на кремовую розу с торта.
