Геннадий Баннов - За огнями маяков
У выхода толпился народ. Обступила его толпа крепких ребят во главе… во главе… В общем, тот еще парень стоял во главе! Высокий, стройный, фигура атлета…
— Сибирцев! Олег!
Челюсть у Олега болела, и он невольно подумал, что придется опять драться. Правда, вокруг стояли не только эти крепкие парни: меж ними сновали железнодорожники…
— Не узнал ты, что ли? На берегу-то Белой?!
Да, стоял перед ним тот самый молодой человек, с которым на берегу реки произошла схватка. Как не узнать?
— Мы тогда не познакомились, и ты не назвал себя. А ты же, оказывается, Сибирцев! Ну, так бы сразу и сказал… Ребята! — обратился он к стоящим вокруг парням. — Это мой собрат по спорту и лучший друг, Сибирцев Олег!
Олег расплылся в улыбке: не ожидал такой аттестации.
— Ты назвал себя студентом, но мы сразу поняли, кто ты. Да и встречал я тебя, видел твою свободную походочку. И как только ты вышел на ринг, сразу узнал… Ну, давай руку, что ли, поздравлю и заодно познакомимся.
— Да с чем поздравлять? С поражением? — Олег подал руку.
— А ты хотел чего? Победы? Над чемпионом страны?! Добрую блямбу ты ему засветил, и то хорошо. На память-то! Ребята, видели, как он приласкал чемпиона? Это мой лучший друг! — Еще раз он пожал руку. — А меня зовут Анатолием, фамилия Нестеров. Я веду школу самбо в «Геркулесе». А боксу не худо бы у тебя поучиться. Заходи, ты ведь мимо ходишь.
С Анатолием Нестеровым и его ребятами расстались тепло. Что ни говори, друзей в этом мире прибавилось.
Железнодорожники, как всегда, валили за Олегом шалманом, среди них проглядывались и городские болельщики. Девятая группа, несмотря на подготовку к экзаменам, пришла в полном составе. Олег слушал, о чем толкуют его товарищи и печально усмехался.
— Неправильно присудили победу! — орал Толя Ощепков.
— Факт — неправильно, и я говорю! — поддерживал его Федя Рыжов.
— Че бы вы понимали, — возражал староста Леша Логинов. — Он же, сколько получал, сколько раз ему считал судья!
— Дак а, в конце-то концов, кто сел на задницу? А если бы время не кончилось…
— А фонарь-то ему засветил: долго чемпион будет помнить.
— Уж засветил-то, засветил, — в конце концов, согласился и староста Логинов. — Но все равно надо смотреть на весь бой…
— А вы лучше у него у самого спросите: кто выиграл этот бой? — озадачил всех чернобровый детдомовец, круглый отличник и сильнейший шахматист Юра Лысенко. — Вы лучше у него спросите.
— Ну, ты скажи, Олег, сам скажи, кто победил: ты или он? — пристал еще один, Фарс Валишин из Белебея.
— Точно! Сам и скажи, — потребовала вся девятая группа.
— А че говорить, — Олег возразил тихо. Его, однако ж, все расслышали, и парни сразу примолкли. — Наподдавал он мне, братцы. Так наподдавал, что болит челюсть. Удалось выстоять, и то хорошо.
— А врезал-то под конец, врезал-то как!
— Это, можно сказать, с отчаянья.
— Дак в лоб же закатал!
— А куда еще было: челюсть-то закрывает.
— А я где-то читал, что боксеры в лоб не бьют — берегут руки. — Рядом с Олегом шагал любознательный Юра Лысенко.
— Я хорошо забинтовал. Знал, что бить придется во всю силу.
— А зачем ты с ним вообще согласился драться? Ведь он чемпион страны, такие слабыми не бывают, — дотошно выспрашивал Юра Лысенко.
— Слабые не напрашиваются, это верно. Да и зачем мне слабый? Ну, а этот… он захотел у себя на родине выступить. Покрасоваться, наверно. Неловко ему было отказывать. Да, видишь ли, в позапрошлом году, в это же время я с ним встречался. Здесь, в этом же парке, на этой же эстраде. И бой выиграл. А сейчас у нас был как бы реванш. И согласился, чтобы не подумал, что боюсь его.
Верно, объяснить тут нелегко. А что-то было понятно и без слов: честь бойца, характер, смелость. Парни шли рассыпным строем, постигали смысл разговора и, при необходимости, сами в нем принимали участие и усваивали, хоть и со стороны, самую суть мужественного спорта.
Он думал теперь об этом проигранном бое. О наступающем перерыве в тренировках. Об экзаменах. Думал и о Леночке. «Хорошо, что не пришла, не увидела поражения: тяжелая эта схватка, пожалуй, произвела бы…» Какое впечатление она произвела бы на Леночку, кто знает? А, вообще-то, как она там, чем занята? Как у нее дела?
15. Выпускной вечер
Юра Лысенко, получая диплом с отличием, рассказал, что будет учиться дальше, что куда бы теперь его ни забросила судьба, он всегда будет помнить техникум и свою девятую группу — эту дружную семью; будет помнить эти неповторимые юношеские годы, помнить друзей. И даже первую свою любовь… Ему хлопали. Еще бы: про любовь сказал!
Леша Логинов вручил классному руководителю Софье Андреевне подарок от группы — столовый сервиз. От имени восьмой группы, паровозников, староста Копейник подарил любимому преподавателю Василию Ивановичу радиоприемник новой модели «Урал». Проникновенно говорили преподаватели. Выделилось сверхкраткое выступление военрука, воина-интернационалиста, румына по национальности, подполковника Мушата: «Мое мнение: самый хороший — это четвертый курс!» — и все. И сошел с трибуны.
После ритуала прощания, с дипломами возвратились к себе в общежитие. После чего надлежало опять явиться в техникум, ожидало теперь не менее ответственное дело: гулять на выпускном вечере.
На дворе заканчивался июнь, стояла теплынь. Олег с Гошей надели сшитые по заказу в местном ателье одинаковые шелковые рубашки кремового цвета. Собрались и пошли. Хотели было пригласить с собой добрую комендантшу тетю Оню. «Что вы, ребята! Идите, идите, Бог с вами. Какое уж нам гулянье…» — Она вздохнула. Милая тетя Оня! Вечерами она рассказывала про старые времена, дельными советами парням заменяла маму. Смахнула слезы — жаль ей было расставаться.
Шли пешком. Олег спрашивал у Гоши время.
— Иди, Гоша, я подожду Лену.
А она явилась внезапно: изящно сбежала сверху из переулка, отделяющего техникум от восьмой школы. На ней было шелковое светло-розовое платье с расшитым белым воротничком, приготовленное, по-видимому, к школьному выпускному балу. Туфли на высоком каблуке, русая коса уложена сзади; на лице жизнерадостная улыбка.
— Не опоздала я, нет? — спросила она.
— Здравствуй, Лена. Не опоздала, нет, — будто мимоходом ответил он. Олег восхищенно впивался взглядом в ее светлый образ, в ее красивую голову с замечательными волосами, оглядывал ее всю также, стройную, повзрослевшую. Она была та же Леночка, но было в ней что-то и новое, неведомое и волнующее.
К проходной подошли, взявшись за руки, а в клуб, приспособленный для выпускного вечера, как предписывается правилами, он вошел первым. Зал был уставлен столами под букву «П», накрытыми скатертями и разнообразной едой. Парни и девушки уже сидели за ними с обеих сторон в ожидании команды. В переднем углу, в окружении свиты из преподавателей и мастеров, руководил началом выпускного вечера новый директор, раненный в ногу фронтовик Титов. Стоял смешанный гул голосов, напоминающий гудение потревоженных пчел. Официантки в белых кофточках и передниках, гремя посудой, переходили с места на место. Но вот кто-то подбежал к сидящему в центре руководству, к новому директору, что-то торопливо доложил, кивнул на двери. Эти слова подбежавшего послужили сигналом, по которому поднялись с места три баяниста: замдиректора по хозчасти Севастьянов, мастер Казин, он же руководитель струнного оркестра, и выпускник из девятой группы Витя Ниточкин. Враз слаженно заиграли они заздравную и развернутым строем, шаг в шаг, пошли к распахнутым дверям, где вместе с женой стоял Ермолай Григорьевич Мазов, бывший директор техникума, а ныне секретарь Молотовского райкома партии. Возле Мазова с супругой музыканты остановились, стали в сторонку для сопровождения дорогих гостей своей музыкой до стоящего в центре стола.
Гости уселись, Титов поздравил выпускников с окончанием техникума и представил слово прежнему директору, который открывал учебное заведение и пять лет руководил им. Стосковавшийся по ребятам, Мазов говорил вдохновенно, и выпускники внимательно слушали его. В заключение он предложил тост. Сидящая между двумя товарищами, Гошей и Олегом, Леночка улыбнулась, они поняли ее улыбку с намеком… Наполнили стаканы, девушке налили портвейн и, поглядев друг на друга, подняли.
Из-за спины Олега тут появилась Соня Маннапова со стаканом:
— Олег! Леночка! Я хотела бы с вами, первая… За твое окончание школы и за наше окончание техникума. — Все-то она обо всех знает. — За все хорошее, что нас ожидает в жизни. За вашу дружбу, за ваше, ну, счастье!.. — Обоим положила на плечи руки, головы их прижала к своей высокой груди. Пустила слезу, между прочим. И ушла к своим, к седьмой группе.
