Кнут Фалдбаккен - E-18. Летние каникулы
Он никак не мог уснуть! Один из корней уперся ему прямо в задницу. Он так и подскочил. Плед с него свалился. Несмотря на то, что солнце безбожно шпарило целый день и дождя не было в этой части Норвегии неделями, в палатке было влажно и сыро. К тому же, он почувствовал настоящий озноб из-за перегрева на солнце, а это уж совсем ни к чему. Алиса между тем спокойно спала, ровно дыша. Он рванулся было разбудить ее, чтобы поделиться, как ему грустно и одиноко, но, конечно же, не сделал этого. Потому что ведь как это будет выглядеть: мамочка, я не могу заснуть…
Он подполз к выходу и отодвинул сетку так, чтобы можно было выйти наружу. Прополз через то отверстие, которое в рекламном проспекте называлось «главным входом». Запах палаточной ткани и клея все еще преследовал его, но снаружи было так хорошо, воздух был такой свежий, тьма прозрачной, а песок так приятно скрипел под ногами, что он вполне мог отвести душу. И снова ему захотелось разбудить ее, позвать из палатки, чтобы и она ощутила вместе с ним красоту летней ночи, быть может, они прошли бы вместе, держась за руки, по дорожке, погружая босые ноги в мягкий песок. Там, дальше, кажется, где-то есть старый сад с фруктовыми деревьями. И там росло вишневое дерево, под которым много-много лет назад он сидел с девушкой. Он познакомился с ней на танцах и щупал и тискал ее так, как ему хотелось… Да нет, нет, ничего такого в тот вечер не было. Уже на третий танец она упорхнула с другим. Вполне понятно! Что мог предложить тринадцатилетний мальчишка, у которого — ни дома, ни лодки, ни машины, ни даже мотоцикла или бутылки спиртного. В тот вечер он был один-одинешенек, а не с девушкой под вишневым деревом, предавался забавам не с девушкой, а с самим собой, ощущая свое полное, безграничное одиночество, но, как ни странно, ему было хорошо. Это было новое незнакомое состояние, которого он не испытывал с тех пор (впоследствии он мог увести с собой с танцев любую девушку). И вот теперь он переживал это снова, стоя рядом с палаткой и дрожа от ночного воздуха и свежего дыхания моря, которое было совсем рядом, вглядываясь в ночное небо, в то время как весь палаточный городок вокруг него был погружен в сон.
Кемпинг спал. Он стряхнул с себя наваждение ночи, открыл дверцу машины, забрался в нее, полностью откинул назад спинку сидения и с наслаждением вытянулся. Да, это тебе не на шишках и корнях спать! Он погрузился в знакомые автомобильные запахи: лака, средства для мытья окон и бензина. Эти запахи полностью нейтрализовали запахи природы: смолы, хвои, стоячей воды из заводи. Здесь, в машине, он чувствовал себя на своем месте. Он взял старый номер «Криминального журнала». Девушки, растянувшиеся одна на диване, другая — на шезлонге, улыбались ему. Одна была блондинка, другая — мулатка, обе доступные, без комплексов. Взглянув на них, он тут же заснул.
16.— Почему вы спите в машине? — сквозь сон он услышал писклявый голосок.
Томми начал с трудом просыпаться. Господи, неужели и сегодня при пробуждении он должен испытывать эту дикую головную боль. Ведь он не пил вчера, за что же такие немыслимые страдания?
— А почему вы не спите в своей палатке?
Томми попытался открыть сначала один глаз, потом — другой. Голосок раздавался где-то на уровне его локтя. Наконец, ему удалось повернуть голову. К приоткрытому окну прилипла детская мордашка. Глаза светились лукавством.
— А мы только вчера приехали, у нас палатка «Комби» — комбинированная, она размером с полфургона. Вон она…
Мордашка качнулась вправо. Томми, наконец, принял сидячее положение, приоткрыл дверцу машины и выставил ногу наружу, а голову обхватил руками, именно так он обычно сидел на своей постели по воскресеньям. Да, если бы сейчас сидеть на краю своей кровати!
— А ваша жена пошла в продуктовый киоск.
Ну что ж, значит она уже встала и все устроит сама.
— А мой папа сегодня будет надувать лодку. Он мне обещал.
Голова трещит, спина разламывается, а тут еще этот дьяволенок. Ну, это уж чересчур.
Мимо них пробежал трусцой какой-то турист. Изо всех радиоприемников гремела утренняя воскресная программа.
— Ну, вот пойди и помоги своему папе, — рявкнул он малышу, стоявшему в нескольких шагах и внимательно глядевшему на Томми.
Томми попытался придать своему лицу и голосу строгое выражение, чтобы этот надоеда немедленно скрылся, но так, чтобы уж совсем откровенно не выгонять его. Или ее? Ребенок смотрел ему в глаза.
— Ну, ладно, еще увидимся! — воскликнул он (она?) и пустился бежать.
Светлые вьющиеся волосы болтались из стороны в сторону. Свитер, шорты… Мальчик или девочка. Определить невозможно.
— Привет! Ну что проснулся, наконец?
А вот и сияющая Алиса, несет полный пластиковый пакет покупок.
— Надо сказать, что тут у них в киоске почти никакого выбора товаров. Вот посмотри, — и она принялась выкладывать ему на колени горы покупок.
Утренний туалет — в специальном помещении для умывания. Она купила мыло, зубную пасту, щетки. Ему — тюбик крема для бритья и одноразовый бритвенный прибор. Подумала обо всем. После покупок пришла в хорошее настроение. Все это еще больше сделало их «настоящими туристами».
А встав в очередь в комнату для умывания, они совсем стали такими же, как и все. Впрочем, пожалуй, чтобы вынести стояние в этой очереди требовалось дополнительное мужество. Стоять вот так в очереди с туалетными принадлежностями в полиэтиленовом пакете под мышкой и ждать, пока освободится место у раковины, и слушать доносящиеся изнутри плеск, хрип, фырканье, бульканье, сморкание — настоящий утренний концерт норвежцев на отдыхе, лейтмотивом которого было жизнерадостное ржание, перемежающееся тонким фальцетом, проникающее через непрочные, сделанные из гофрированной жести стены душевой (в душе только холодная вода), а также и более минорные звуки: пуканье, кряхтение и стоны из ряда уборных неподалеку. Над кранами с холодной водой висели крохотные зеркала для бритья, прикрепленные сикось-накось, щетина снималась бесшумно безопасной бритвой или скашивалась электрическими бритвами, которые стрекотали как целая стая кузнечиков. Здесь обнажались разные малопривлекательные участки тела — мылись и припудривались, стриглись ногти на ногах, прополаскивались рты, подравнивались волосы на шее, тщательно промывались шеи и уши у орущих малышей. И все это создавало обстановку такой откровенной, бесстыдной интимности, которую никто не мог бы представить себе в обыденной жизни, если только не вздумал бы участвовать в групповом сексе.
Томми стремительно покинул все это сборище, с остатками мыльной пены в носу и шрамом на подбородке: он уже сто лет не брился безопасной бритвой.
Алиса уже разложила на переднем сидении машины их завтрак: упаковку с нарезанной сырокопченой колбасой, сервелат, баночку печеночного паштета, плавленый сыр трех сортов в различных стаканчиках, клубничное варенье, макрель в томате, икру, тюбик майонеза, хрустящие хлебцы и печенье нескольких видов.
— Ты знаешь, хлеба у них в киоске не было, но зато, представляешь, как здорово, у них в продаже были столовые приборы, ты только взгляни…
И она извлекла из полиэтиленового пакета цветастые картонные тарелки и белые пластмассовые ножи и вилки.
— Вот видишь, чем мы с тобой будем пользоваться, пока не обзаведемся настоящей посудой…
Ее лицо лоснилось от крема, которым она намазалась, чтобы кожа не шелушилась после загара.
Воскресенье на берегу моря.
Сегодня они смогут позагорать по-человечески на пляже. Правда, у них по-прежнему не было купальных принадлежностей, но она извлекла из мешка со старой одеждой свой бюстгальтер, который запихала туда вместе со всей остальной одеждой из прежней жизни (кстати, куртка очень пригодилась ей ночью), бедра она прикрыла полотенцем, потому что после вчерашнего лежания на солнце они покраснели, стали чувствительными и болели, так что и трусики лучше всего не снимать. Зато у нее были шикарные солнечные очки.
Она попросила его натереть ее маслом «защита от солнца» — от обгорания — тип. 6, а потом он помог ей прикрыть наиболее обгоревшие места полотенцем и бельем.
Сам он лежал, подстелив под себя свою майку (ведь чтобы прикрыться как следует, она забрала все остальное), подложив под голову сапоги и закатав штанины до лодыжек. Солнце нещадно жгло его бледную кожу, навевая на него тоску. Его прошиб пот. Но мысль о купании он сразу отбросил, плавок у него не было, а снова повторять вчерашний путь в негостеприимную бухту показалось ему немыслимым. К тому же, если судить по возгласам и вскрикам купающихся, вода была ледяная. Уже минут через десять ему захотелось пить. Молоко, выпитое за завтраком, склеивало рот как клеем. Никакого котелка или кастрюли у них не было, так что сварить себе кофе они не могли.
