Елена Радова - Сука
А может, просто была поздняя осень...
Глава 18
Ольга слушала Алешина, по щекам ее текли слезы. Они уже стояли возле подъезда, как доехали, она не помнила.
– Это про меня, – мягко сказал Алешин, осторожно промокая своим платком ее слезы, которые Ольга размазывала кулаками по щекам.
– И про меня, – еще сильнее заплакала она.
– Почему ты не спросишь, откуда дом узнал, что снилось человеку?
– Какая разница?.. – проныла она.
– Ну спроси, пожалуйста...
– Откуда он узнал?
– А у тебя самой есть какой-то вариант ответа?
– Я думаю, что дом так любил человека, что стал его частью. Он его очень хорошо чувствовал, потому все это знал...
– Быть может, – туманно ответил Алешин. – Домой пойдем.
– Ты меня еще любишь? – спросила вдруг Ольга. Вопрос соскочил с языка неожиданно.
– Не любил бы – давно убил, – коротко ответил Алешин. – Вообще-то этот вопрос обычно предваряют утвердительным сообщением о том, что любят того, у кого об этом спрашивают.
Чего бы ей сказать ему тогда: «Прости меня, родной, за всю боль, мной тебе принесенную»...
«И был вечер, и было утро»... А между ними ночь, когда она увидела алешинскую сказку как на телеэкране. Дом был живой и теплый, весь расцвеченный новогодними гирляндами. С приходом человека по нему проходила волна радости – и, смеясь, зажигались одна за другой разноцветные лампочки. На плите подогревалось что-то очень вкусное, сама собой накрывалась постель и наполнялась благоухающая пышной пеной ванна. И по всему дому играла тихая музыка, которую очень любил человек.
* * *Ольга проснулась с каким-то дурным осадком после этого чудесного сна. Вспомнила, что, когда человек плакал на пороге дома, у нее во сне на него смотрела девочка с ботиночками в руках. Она ее буквально преследовала, эта тщедушная неприятная девочка Кашаева.
Рабочий день начался с громового сообщения о сегодняшней стрелке в 23.00 в одном из баров в центре города. Ольга глупо переспросила Маликова:
– В двадцать три ноль ноль? Так в это время заведение закрывается.
– Don’t be so naive, – продемонстрировал Серёга свое знание английского языка. – Они это заведение контролируют – потому могут приходить туда когда вздумается.
– Ой, мамочки, как интересно все, – отозвалась Ольга.
– Все смеешься, мать, а дело серьезное. Документы с собой возьми. Двое моих ребят будут ждать тебя у входа в бар. Приходи только одна. По-другому тебя не пропустят.
Тут ей стало совсем страшно. Она-то думала, Света с Игорем хотя бы будут ее сопровождать. А тут – одна... Выданные в приданое бритоголовые мальчики совсем Ольгу не интересовали – какая от них помощь? Да и пустые, какие-то высосанные у них глаза.
Целый день фирма нервно шутила, проигрывая в лицах ситуацию. День был отчетный: приехала директор магазина, ребята-рыночники сидели со своими бумагами. В результате получилось, что никто ничего толком не сделал, вышел один сплошной перекур, во время которого репетировались сцены из жизни криминала.
На стрелку Ольга пошла из дома. Алешин категорически взялся ее сопровождать. Когда подошли к бару, она сразу увидела «своих» мальчиков. Заурядная фантазия представителей охранных структур: стандартная бандюковская амуниция. И эти чудовищно выцветшие глаза – без всякого выражения, будто все человеческие чувства им чужды. Нет, скорее, неизвестны. Они представились, и она тут же забыла их имена.
– Это кто с вами?
– Муж.
– Они его не пустят.
– Почему? – спросил Алешин.
– Условие такое, чтобы вы были одна.
– Ладно, Колюшок, оставайся, не убьют же меня там?
– Вообще-то все может случиться, – важно заметил один из телохранителей.
– Так на вас вся моя надежда, – пошутила Ольга.
– Я здесь буду ждать, – сказал Алешин.
Но все-таки попытался пройти с Ольгой. Его лихо и четко оттерли у сияющего входа в бар два накачанных братка.
– Проходите, Ольга Сергеевна, ждем вас... – радушно пригласил ее к столику белесый человек неопределенного возраста в роскошном шотландском свитере с орнаментом.
За столиком сидел Кашаев с симпатичной женщиной, косящей под рафаэлевскую мадонну. Она улыбнулась, распахнув ряд редких неровных зубов, по которым Ольга опознала его жену. Алешина села, мальчики встали сзади. Кашаев смотрел на нее высокомерно и нагло. Когда напротив Ольги сел этот улыбающийся человек со стертым, словно ластиком, лицом, позади него тоже встали двое – постарше ее мальчиков, с абсолютно синхронными чертами лицами, так что она сразу окрестила их: «двое из ларца».
– Будем знакомы... Тельнов, – представился альбиносоподобный. – А рядом с вами – Женя Кашаев и его очаровательная Мария.
– С ними я уже знакома.
– Вот и хорошо. Мы сейчас оставим вас троих минут на двадцать, вы попытайтесь договориться сами. А не получится – мы вам поможем. Но нужно, чтобы все у вас получилось.
Он поднялся с кресла, сделал жест тем и другим мальчикам. Сопровождающие обеих сторон уселись за столик у выхода, а сам Тельнов, скучно посмотрев на припозднившихся посетителей за столиками, присел к одному из гостей.
Проходя мимо этого заведения, Ольга и представить себе не могла, что после закрытия здесь собирается вся эта дрянь. Кто ж знал, что у бара этого два лица? Музыка сейчас не звучала – стоял негромкий полумат. Все, кроме Тельнова, почему-то были в верхней одежде.
То и дело были слышны взвизгивания официанток, попавших под очередной щипок или шлепок выпивающих одинаково экипированных мужчин. Над всем этим будто висело темное тяжелое и грязное облако неприятных дел и делишек. Всем под ним было хорошо и нормально, а Ольге не по себе.
– Ну, чего ты наслала этих ребятишек на джипах? – с досадой начал Кашаев. – Жену с дочкой перепугала, стариков чуть кондрат не хватил.
– Какой Кондрат – Майданников, что ли? Из «Поднятой целины»?
– Он имел в виду, что маму и папу инфаркт чуть не хватил, – пояснила кашаевская Мария.
Ольга не стала вдаваться в тонкости его поведения и исправлять его «ты» на свое «вы», и ответила философски-расплывчато:
– Интересно, что мне было делать: ни денег, ни резины.
– Я ж сказал – все будет, дай только срок.
– Кончились для тебя все сроки.
– Значит, не будешь ждать?
– Чего ждать, если я теперь знаю, что это бессмысленно.
– Тогда не я с тобой буду разговаривать.
Он жестом позвал Тельнова.
Все вернулось к первоначальной сцене.
– Ну-с, давайте ваши документики, – скомандовал Тельнов. – Так, что мы имеем... Подписи получателя нет. Значит, и говорить не о чем.
– Как это не о чем? – заорала Ольга. И один из ее мальчиков положил сзади Ольге на плечо руку, мол, кричать не нужно. – Он взял у меня резину на триста двадцать тысяч рублей, не отдал ни копейки, а говорить не о чем?
– Ничего я у нее не брал, – твердо проговорил Кашаев.
– Каков нахал! – возмутилась Ольга. – Только что пять минут назад, когда вас не было, он признавал, что взял в нашей фирме товар.
– Как же так, Женя... – нарочито угрожающе проговорил Тельнов. – Мне одно говоришь, а без меня – другое?
– Я еще раз повторяю: ничего я не брал. Она все выдумывает. Сами проторговались, а меня к этому делу привязать хотят.
– Да как не стыдно тебе! А вы... Да у вас все заранее решено было, зачем только документы просили принести. Подумаешь, какой высший суд нашелся.
– Вы ей объясните, как нужно со мной разговаривать, – обратился Тельнов к ее ребяткам. – В двух словах.
После чего один из них наклонился к ней и шепнул на ухо:
– Не перебивай его и оценки свои в задницу себе засунь.
После чего Ольга покраснела.
– У меня есть магнитофонная запись, – сказала она волнуясь. – Можете послушать. Из нее все ясно.
– Не будем мы ничего слушать, надо ваше дело решать по совести. Отойдите все, я один с ней поговорю.
Когда они остались один на один, Ольгу залихорадило не на шутку.
– Но он правда накрыл меня на огромную сумму. Вы же знаете...
– Ничего я не знаю. Вот вы, неугомонная женщина, в охранную фирму обратились, а он – ко мне. По старой памяти. Потому что тюремный закон помнит и чтит. А закон этот предписывает за разрешением всякого рода конфликтов обращаться к авторитету.
– Но авторитет зовется так, по-моему, потому, что он вроде третейского судьи должен быть. А у вас получается, что, если он с вами сидел, а не я, так, стало быть, он и прав. Какая же это правда?
– Получается, что документы надо правильно оформлять и следить за этим, чтобы не было подобных случаев. Никому в наше время нельзя доверять. Тем более – верить. Я вот, например, родному брату и тому не верю.
– Нет, так жить нельзя.
– Только так и можно.
– Зачем тогда вообще жить? – горячо и растерянно спросила Ольга, глядя в его белесые глаза, в которых чуть-чуть засветилась искра человеческого участия.
