Мириам Дубини - Танец падающих звезд
— Скажи это моей матери.
У Эмилиано была идея получше.
— Может, покатаемся?
Эмма посмотрела на экран телефона. Ровно час. Минут через десять мать позвонит ей, чтобы выяснить, что с ней и где она. Эмма нажала на красную кнопку, и экран спросил у нее, хочет ли она выключить телефон.
— О’кей.
Грета остановилась посреди улицы в нескольких шагах от дома отца не в силах сделать следующий шаг.
— Что с тобой? — спросил Ансельмо.
— Подожди.
Он остановился:
— Боишься?
— Нет… я… — забормотала Грета, охваченная паническим страхом.
Он смотрел на нее спокойными, как горные озера, глазами.
— …я хочу познакомить тебя с волком, — вдруг выпалила Грета.
Он посмотрел на нее в изумлении, но потом увидел в ее глазах что-то вроде мольбы. Мольбы маленькой испуганной девочки.
— Познакомь.
Грета сунула руку в рюкзак и достала из него мягкую игрушку.
— Как его зовут?
— Волк.
Ансельмо улыбнулся:
— Он добрый или злой?
— Злой.
— А шерстка белая, как у овечки.
— Еще раз так скажешь, он тебя укусит.
— Прости, Волк.
— Волк не хочет идти в тот дом. Волк хочет на море. Он никогда не был на море. Ему так интересно.
— Мне кажется, ему там не понравится. Слишком жарко.
— А он все равно хочет на море.
Молчание.
— Почему Волк не хочет идти в тот дом?
— Потому что там мой отец.
— Они знакомы?
— Да, это он подарил мне Волка.
— Я не знал.
— Я тебе не говорила.
— Ты говорила, что он ушел, когда ты родилась.
— Я бы хотела, чтобы так было. Я редко об этом говорю, но когда приходится, говорю именно так. Но это неправда. Когда я видела его в последний раз, мне было три года. Он держал в руках этот подарок.
Ансельмо посмотрел на волка. Он был смешной. И совсем не казался злым. Но Грета ничего не хотела об этом знать.
— Так давай возьмем с собой Волка. Если твой отец будет себя плохо вести, Волк его покусает и спасет нас. А если он будет себя вести хорошо, Волк его покусает за то, что он плохо себя вел раньше.
Грета весело рассмеялась:
— Что скажешь, Волк?
Грета покачала головой игрушки вверх и вниз.
— Это ответ «да»?
— Да.
Она положила Волка обратно в рюкзак, повесила его на плечи и посмотрела на Ансельмо спокойными глазами:
— Волк говорит, что ты милый.
Маурицио Бианки положил в кофеварку три ложки сахара и быстро перемешал. Добавлять сахар прямо в «Моку» он научился в Неаполе. «Иначе кофе остынет, а остывший кофе — вещь очень грустная», — любила повторять его жена. Это была неправда, но женщины научили его тому, насколько опасна правда, а неаполитанцы — тому, как важен хороший кофе. Теперь у него была неаполитанская жена.
— Спасибо, любимый.
Жена взяла чашку с горячим кофе. Отпив глоток, удовлетворенно выдохнула и поцеловала мужа.
— Папа? — позвал сын.
— Нет, Витторио, тебе это нельзя.
Малыш ударил рукой по пластиковому столику своего высокого детского стула. Но на этот раз он не смотрел на чашку, как делал всегда, почувствовав в воздухе запах кофе. Его зеленые глаза были направлены вдаль, за окно.
— Ма-а-а-ати.
За высокой калиткой ограды стояли парень и девушка. В доме Бианки зазвенел звонок.
— То та? — спросил Витторио.
Его родители обменялись недоуменными взглядами:
— Ты ждешь кого-нибудь?
— Нет.
— Динь-динь. То та? — повторил ребенок.
Маурицио выглянул в окно. Парень поднял руку, приветствуя его. Девушка стояла неподвижно. Хозяин подошел к домофону:
— Да?
Ответила девушка:
— Это Грета.
Чашка выпала у Маурицио из рук и разлетелась на куски. Малыш расплакался, мать тут же взяла его на руки:
— Что случилось?
— Это… моя дочь.
В черных глазах Маурицио расплескалась неуверенная радость. Жена смахнула с его лица слезу.
— Папа паче?
— Да, папа плачет. От счастья.
Малыш явно ничего не понимал. Мать гладила его по волосам:
— К нему в гости пришли его друзья. И сейчас он пойдет с ними гулять. Смотри, какой хороший день…
Ребенок успокоился.
— Иттоио?
— Витторио останется дома с мамой. Мы что-нибудь нарисуем для папы.
Маленькие пальцы выхватили черный локон из маминых волос:
— Колика?
— Да, кролика. Мы нарисуем большого красивого кролика.
Она улыбнулась мужу и нажала на кнопку, чтобы открыть ворота:
— Иди. Она ждет тебя.
Маурицио дрожащей рукой закрыл за собой дверь дома. Медленными неуверенными шагами направился к ограде. Осторожно открыл калитку, прятавшую от глаз маленькую фигурку его дочери.
— Ты здесь. Ты приехала.
Он потянулся рукой к ее лицу. Хотел погладить его и убедиться, что это не сон. Что день, которого он ждал десять лет, наконец пришел.
— Девочка моя.
Он действительно был высокого роста, как говорила мама. У него были светлые волосы, как у Греты. Все остальное мешалось и путалось, стиралось сильной пульсацией сердца. Грета увернулась от его объятий. Отец понял и опустил руку, но его глаза продолжали сиять от радости.
— Пойдемте на море!
Чисто папина фраза. Сакраментальная фраза для жаркого летнего выходного с папой. Звучит красиво и непривычно.
— Может, я оставлю вас вдвоем?.. — предложил Ансельмо.
— Нет, — взмолилась Грета.
— Нет-нет, пойдем с нами. Мне будет очень приятно. Как тебя зовут?
Ансельмо назвал свое имя. Потом сказал что-то еще. Маурицио тоже что-то говорил. Дорога быстро убегала из-под ног. Обещанное папой море становилось все ближе. Волны блестели под солнцем, катясь навстречу их шагам. И Грета вдруг оказалась сидящей на бревне у самой кромки воды.
— Как ты нашла меня? — спросил отец.
Грета смотрела на море и его безразличное движение и пыталась успокоиться, слушая равномерное дыхание волн.
— Я нашла твои письма.
Дальше этого дело не пошло. Все остальное рассказал Ансельмо.
— И как там в Риме? Ты ходишь в школу?
Грета почувствовала, как волна отступает, оставляя пустоту. Конечно, она ходит в школу. Все девочки ее возраста ходят в школу. Что за вопрос?
— Да.
— Тебе нравится?
Еще один пустой вопрос. Она проделала весь этот путь, чтобы оповестить своего отца о школьных буднях? Разговор становился невыносимым. В пустоте показалась пропасть. Из пропасти выступила сердитая тень.
— А что? Тебе это интересно?
Маурицио опустил глаза:
— Очень интересно. Я думаю о тебе каждый день с тех пор, как ушел.
Грета посмотрела в небо, и тень сказала: неправда. Иначе он бы вернулся. Если бы он так скучал по тебе, он бы вернулся. А он не вернулся. Он только и умеет что болтать.
Отец продолжал:
— Бывают дни, когда мне кажется, что в мире нет ничего более важного, чем задавать тебе вот такие банальные вопросы. В другие дни я притворяюсь, что есть более важные дела, но потом все равно понимаю, что это не так. Но хуже всего бывает, когда я вспоминаю, что все это происходит по моей вине. И мне хочется просить у тебя прощения. Но тебя нет.
Неправда. Это его нет. А это разные вещи. Он сам ушел. А это разные вещи. Сказала тень.
— Если бы тебе это было важно, ты бы остался.
Грета сделала невероятное усилие, чтобы выдавить из себя эти несколько слов. Все равно что сдвинуть все море на выдохе одной фразы.
— Я бы мог. Но я… не смог.
Она посмотрела на него так, будто хотела ударить. Он защитился, сложив оружие.
— Когда ты родилась, мне стало страшно. Ты была такая маленькая — и в то же время такая огромная. Бесконечная. Как волны. Видишь, какие они маленькие вдали, а потом становятся все больше и больше. Мне было очень страшно, мне казалось, что меня накрывает слишком высокая волна. Я боялся, что она разрушит мою жизнь. И я сбежал.
Тень стала ростом с Грету. Она почувствовала, как тьма проникает ей под кожу. Миллиметр за миллиметром, до самых глаз. Грета повернулась к отцу.
— Но я сам разрушил свою жизнь, когда ушел. Хотя и понял это много лет спустя. Когда действительно остался один. Мне стыдно за то, что я сделал. Я надеюсь, ты сможешь простить меня, — прошептал он.
Маурицио вытянул руку, ища руку дочери, и нашел сжатый кулак.
— Не трогай меня.
Кулак вырвался и отбросил руку отца быстрым движением запястья. Она хотела обнять его и не думать больше о прошедших годах. Об их боли. Об их тенях. Она бы хотела обнять его — но не могла. Как обнимают папу? Она не знала. Она не помнила. И тогда она сделала то, что умела делать. Кулак рванул, как пуля, в направлении отцовского живота. Но она не успела ударить его. Ее что-то остановило.
