Павел Кочурин - Затылоглазие демиургынизма
Отец сам съездил в МТС и определил Дмитрия на курсы. Узнав об этом тетка Федосья пришла к отцу с нескрываемой обидой:
— Чтой-то уж, Игнатьич, Сашука-то моего оставил?.. Вместе с Митюшкой и учились бы на трактористов.
Пошел и Сашка Жох на курсы в МТС, чтобы быть в передовых.
— Думал тебя, Митя, на агронома выучить, — сказал, отец, собирая его на курсы. — Ну да раз повлекло к трактору… Оно без знания нынешней крестьянской техники и от агронома проку мало, не то будет. А нам, Кориным, у земли заказано жить. По себе сужу. Всякое пережил, перетерпел, а не мог от нее отойти. Сашук — того куда хоть пристрой, все по-его. А у нас в природе крестьянская жилка, она в землю корнями уходит.
Весной после курсов, Дмитрий с Сашкой Жоховым приехали в Мохово на тракторах, на новеньких, гусеничных, вдвоем и вспахали все поќля за два дня, кроме Нижнего за Шелекшей. Перед эмтеэсовским начальством отец оправдывался, что там у озера, место вязкое, трактор сяќдет, да и через реку переезд, брод еще глубокий. Поле и вспахали ло-шадьми.
На следующую весну отец решил доверить и Нижнее поле Дмитрию, Сыну. Поле то так и называлось моховцами — Даниловым. Отец и вправду счиќтал его своим.
День тот Дмитрию ярко запомнился. Утро выдалось слегка пасмурным. Ходили по небу кучевые облака, не предвещавшие непогоды. Направиќлись бродом через Шелекшу, повыше того места, где ставился раньше мост. С приходом на поля тракторов мост наводить проку не было. Трактор по нему не пройдет, а для лошади с телегой привычней бродом.
Отец на тарантасе переехал реку, свернул в сторону, чтобы с высоты берега поглядеть как поедет трактор. По тарантасному следу ползло вроде чудовища какого, уродуя дно реки и взбаламучивая воду. Тарантас черный, лакированный, обрызганный водой, блестел на солнце. Голубка белая, под белой дугой, косила карим маслянистым глазом, пеќребирала беспокойно ногами. На отце темный в крапинку костюм старинќного покроя. Косоворотка, картуз под цвет костюма. Из-под картуза выбивались завитки темнорусых волос. Усы, распушенные пышно, придаваќли лицу неуступчивую строгость. На ногах ладные яловые сапоги своей работы. В костюме, косоворотке, сапогах отец походил на лесничего тог-дашнего их кордона Казенное. Лесничество хирело, а лесничий все еще числился при нем и часто заходил к отцу побеседовать.
В будние дни отец-председатель наравне со всеми работал, а тут выќрядился. И Дмитрию подумалось, что он собирается в район. Посмотрит, как пойдет пахота на Даниловом поле за рекой Шелекшей, и через Кузнецово вывернет на тарантасе на большак. Так, наверное, он и сам намеревался поступить… Сам Дмитрий с прицепщиком в комбинезонах, модной тогда одежде. Комбинезоны выделяли трактористов среди колхозников — деревенского люда. И эмтеесовские парни хвастались: "Мы — союзные".
Вода в Шелекше была прозрачной, дно в мелких камушках проглядываќлось. На стреже играли стайки рыбешек. Выезжая на берег, трактор среќзал лемехами дерновину, оставил черный след земли. Дмитрии заметил, как отец досадно поморщился, отвернул взгляд.
Возле бывшей своей (Даниловой) полоски остановились. Напротив по берегу проели дубки, посаженные отцом еще в молодости как бы в знак закрепления этой земли за собой. Трактор, урча, выбрасывал ядовитые кольца газа, и они уходили ввысь, истаивая. Голубка с тарантасом терќпеливо ждала около самого большого дубка, как возле чего-то родноќго ей самой.
— Вот и начинай, Митя, отсюда, — сказал отец указывая на борозду загона. — И я к тебе подсяду, погляжу…
Отец распряг Голубку, пустил пастись, и сел к Дмитрию в Кабину. Руќки Дмитрия двигали рычаги, отец примечал каждое его движение. Погляќдывал и на прицепщика, плугаря, как он назвал его. Прошли заход, и отец захотел посидеть за плугом. Оказавшись ближе к земле, заметил, что пласт берется глубоковато. Сказал Дмитрию:
— Плуги надо устанавливать по полю, а не по наставлению для всего одинаковому.
Сердился, что Дмитрий с прицепщиком оправдывались, ссылаясь на разные инструкции и строгие указания. Земля, пахота, вот кто "инструкция" настоящему трактористу.
У отца ровнее ложились пласты, по концам выдерживалась ровная лиќния. За какие-то минуты вспахали свою "Данилову полоску", и полоску Жоховых. И тут отец захотел поуправлять трактором. Дмитрий удивился, а отец сказал:
— Надо это мне, Митя, надо… Потому тебя и выбрал на это поле, а не Сашука Жохова. Трактор всему теперь замена и я перед ним в поќклоне. Ты вот и подучи меня. А то я как неуч с вашего брата работу требую. Вас вот одному трактору учат, а надо в первую очередь зе-мледелию учить, науке крестьянской. Вот я и боюсь, что тракторист и поле обернутся друг к другу задом. Вы уже и деревенским мужиком себя не считаете, вроде стыдитесь этого, союз-ные, вишь, пустым и выхваляйтесь.
Через много лет Дмитрий осознал, чего отец стерегся. А в то время про себя подумал: "Знамо, не мужики, не деревня, не косулей землю ковыряем".
Трактор отец сразу почувствовал. Сначала вхолостую подвигал рычагами, уясняя, что к чему, потом поехал. Сделал заход, другой… Дмитрий удивился ловкости отца, а он ответил ему полушутливо, что поле, земля, по воле Божией ему покоряется и потрафляет. Тут и трактор ей подчиняется, делает все как надо. Руки крестьянские с малолетства к ремеслу тянутся, к инструментам разным. А трактор тот же инќструмент для мужика…
За пахотой на тракторе отец и поведал сыну свою сокровенную думу. Высказал, как он выразился "свою чумную блажь". Сидит вот у него в голове эта "блажь", будто кем подсказанная в одночасье — соединись вот эти два поля. Верхнее и Нижнее, сделать одно поле. Свалить Татаров бугор в Лягушечье озерцо и станет все ровным. Само собой и место очистится от клятья, скверны напущенной за грехи наши. И перестанет тут пугать, и черная птица, вещунья скорбей и бед, исчезнет… Дмитрий этот высказ отца как-то пропустил "мимо ушей"… Как можно такое сделать, свалить Татаров бугор в Лягушечье озерцо?.. Подумалось, что и отец говорил об этом как-то не всерьез.
Вспахали Нижнее поле и прежде чем переехать на Верхнее, сели передохнуть, ноги расправить, под дубком на берегу Шелекши. Надо и трактору дать передышку, пошутил отец. Прицепщик решил искупаться. И отец наедине с сыном, как бы продолжил свои раздумья:
— Сотворено это место таким, — сказал отец, глядя на Татаров бугор, — Господней природой. Ладно бы все и красиво… Старец-отшельник скит вот себе тут облюбовал. Тоже не сам по себе… За покоем к нему, молельнику, люд огреховленный приходил, от недуга облегчался. И оставаться бы всему так, как сотворено. Но и другое, видно, было усмотрено… Святое место сгублено во искушение нас, греховных, супостатами. Осквернено оно и нечисть проникла вглубь земли и в само озерцо. И оно потеряло свою целебность, а бугор святость. Невидимое зло и свило тут себе кубло черное. От него только и можно теперь избавиться, если воздать тут чистую Божью ниву… Это вот и вещано было Якову Филипповичу предсказателем, человеком, может единственным на свете, у коего были еще и глаза на затылке… Все и должно свершиться по пророчеству, данному нам. Роду Кориных и означено тут поселиться на жизнь. И это вот должно уже исподволь начаться. С трактором и под силу будет сотворить новое чистое поле. Тебе вот и выпадет заветанье нареченное.
Дмитрий и на эти высказы отца не отозвался. Не знал, что сказать, как поверить в такое. Он, тракторист, должен делать только то, что и эмтэесе велят. И разве могут додуматься до того, чтобы срыть такой бугор с соснами и засыпать глубокое озерцо…
Помолчали оба. Вроде бы и не всерьез был разговор. Отец тоже как-то разом отвлекся от своих дум. Смотрели, как порхали птицы над пашней. Склевывали чего-то и улетали, будто кем гонимые. Три вороны, как вспуганные, вспорхнули е вековечных сосен на Татаровом бугре, защищая от кого-то своих воќронят в гнездах. И тут же, успокоившись, опять взлетели на сосны в свои гнезда…
Отец посмотрел на черное вспаханное Нижнее поле, на матерые сосны, стоявшие вроде как стражнияами чего-то на Татаровом бугре и озиравќшее неустанно все вокруг. В этом молчаливом взгляде отца, Дмитрий уловил какое-то сомнение в том, о чем он только что говорил. Как это можно исчезнуть тому, что с малых лет было перед твоими глазами. Но, борясь с самим собой, прислушиваясь к чему-то в себе и одолевая навязчивые видением сомнения, отец высказал:
— Знамо, и душе и глазу любо привычное с детства. Сосны сами во благо нам тут взялись. А может кем-то и посажены. Как бы вот паќмять и держат о старце скитнике, потому и живут, ждут часа своќего заветанного от тех сосенок, кои были тут при старце-скитнике. Ныќне цыгане сюда заезжают, табором становятся. Их-то, пришлых, не то, что нас, нечисть не морочит. Оно и надо, — повторил отец уже гоќворенное, — чтобы поле пахотное место обновило. То и велит исполнить нам, Кориным, само небо. — Помолчал и опять повторил ровно бы для того, чтобы сын опосля вспомнил. — Нам, нашему роду, вступившему первыми на эту землю, и усмотрено воздать новую ниву. Такое провиденье и явлено для нас Якову Филипповичу. Он сказал о том мне, как велено ему самому было, а я вот тебе говорю, тоже по его слову. Сам-то уж я не успею. Да и тебе всего-то не успеть, а начать вещано.
