Иосиф Гольман - Любовь заказывали? (сборник)
Железнов стоял рядом с маленьким гробом, не в силах отвести глаз от Ленкиного личика. Бледное и очень красивое, оно сейчас было лицом совершенно нормального ребенка. Только мертвого.
Ленку отпел священник, привезенный Еремеичевым из города. Дети, пришедшие попрощаться, вели себя по-разному: троица симулянтов казалась напуганной, некоторые были равнодушны. А Маринка так вообще активно радовалась происходящему, потому что все было красиво и запахи были необычные, торжественные – пахло хвоей и ладаном. И конфеты давали шоколадные.
Священник строго взглянул на расхихикавшуюся девочку, она испугалась, заплакала – ее настроение могло изменяться мгновенно, как у маленького детеныша, кем она, собственно, и являлась. Майка ее обняла, утешила, и уже через минуту Маринка осторожно, как зверек, выглядывала из-под ее руки. Это было и смешно и трагично одновременно: спрятавшаяся «детка» ростом была не меньше Майи Александровны. А уж комплекцией точно превосходила свою защитницу.
Так что беды в Синдеевке тоже случались. Как и в любой жизни. Глеб встрепенулся: он вдруг дошел до понимания, что беда – это норма жизни. Лишь бы она не подменяла жизнь.
Ну вот, елка укреплена. Он призвал на помощь «близнецов», и те начали украшать деревце, следя за справедливостью процесса: каждому должна была достаться часть приятного дела.
Хорошие ребята – еще раз оценил Глеб «близнецов». Все повидали, все испытали. Но не озлобились и не окрысились. Может, вырастут – продолжат дело Майи Александровны, которую не просто любят – боготворят.
А вот и она сама. Обняла кинувшихся к ней детей. «Ни одного не обделила», – отметил между делом Железнов.
– Глеб, есть разговор, – сказала Майя. Железнов напрягся, даже внизу живота заныло. Так же она начала, когда пришла сообщить о смерти Леночки.
– Что случилось? – прорвалась тревога.
– Нет-нет, ничего страшного, – поспешила успокоить она, поняв аналогию. – Просто к тебе приехали.
– Кто?
– Иди домой, – уклонилась от ответа директриса.
– Ружье брать? – спросил он, намекая на прошлых гостей.
– Не надо, – не приняла шутки Майя. – Думаю, так справишься.
«Что за секреты?» – недоумевал Глеб, преодолевая четыреста метров до своего дома. Казалось, между ним и Майей уже и секретов не осталось. Он рассказал ей все. И в ответ тоже узнал много необычного. Например, то, что скрюченная баба-яга Мария – родная Майкина сестра. Старшая.
Ее Майкины папа с мамой родили, еще будучи студентами. Родили вот такой. И по настойчивым советам медиков отдали в соответствующее учреждение. Кто их за это осудит?
Потом родился мальчик, Сергей, совершенно здоровый ребенок. Сейчас торгует дорогими автомобилями. Стал, как и папа, крутым бизнесменом, не только с деньгами, но и с большими связями – всем нужны «Мерседесы». Оставшись при этом любящим братом – он уже приезжал: посмотреть на всякий случай на Глеба.
А еще через десять лет родилась Майка, любимица семьи, росшая в нежности и уже в роскоши.
Но, как водится, не в коня корм. С детства таскала домой покалеченных кошек и птичек. Искренне страдала, когда вылеченная кошка сжирала вылеченную птичку. Мучилась несовершенством мира, но вовсе не собиралась пускать его развитие на самотек.
И вот такой человек, добрый, чистый – и богатый! – вдруг узнает страшную семейную тайну.
Она перевернула Майкину жизнь, в итоге приведя ее сюда, в Синдеевку. Здесь деньги и связи ее семьи помогали ей строить тот мир, который Майе казался правильным. (В богатой Москве этих денег точно бы не хватило…)
Дальше рассуждения Глеба не пошли, он уже подходил к повороту в проулок, ведущий к его новому дому.
А вот и сюрприз: прямо перед домом стоял голубой «Лендкрузер» Тамарки.
Ни в машине, ни рядом никого не было. Значит, Томка в доме. И значит, встретила ее Майя – кто-то же должен был открыть дверь, а у Майки ключ есть. И последнее «значит»: значит, две его женщины друг с другом уже общались. Вот ведь забавное дело!
Он поднялся по ступенькам и зашел в дом. Снял дубленку, ботинки, развернулся, и… на шее повисло теплое, родное существо! Томка целовала его в губы, в щеки, в глаза. И плакала при этом.
– Ну ладно тебе, Томчик! – ласково успокаивал он жену. Злости уже не осталось, осталась только жалость. Ведь наверняка готовилась Томка к встрече, а на макушке – седая прядка.
– И это все? – улыбнулась, подняв голову, Тамарка.
Нет, жалеть ее еще рано! Кошка! Точно кошка! Одним длинным движением скинула с себя и блузку, и юбку, прижалась к Глебу всем телом, и… мир поплыл!
Остановился он только минут через пять. Они лежали в расстеленной постели, застланной нежным, шелковым, привезенным Томкой бельем («Все предусмотрела!» – мелькнула мысль), курили одну на двоих сигарету.
– Ты мой милый, – шептала Томка. – Ты – мой, никому не отдам.
– А где водитель? – вдруг спросил Глеб. Они ведь даже дверь не закрыли входную.
– Нет водителя. Я сама за рулем.
– Как – сама? – поразился Глеб. – Ты же никогда на дальние расстояния не ездила?
– Значит, когда-то надо начинать, – улыбнулась жена.
– Ну, ты даешь, – покачал головой Глеб. – Полторы тысячи километров!
– Ничего страшного, – озорно махнула головой Томка. – Вчера днем выехала, машина – автомат, дави себе на педали.
– А если б сломалась в дороге?
– Новые «Лендкрузеры» не ломаются, – даже слегка обиделась Тамара.
– У тебя новый? – удивился Железнов.
– Ага. Просто того же цвета. Я ведь теперь богатая.
– С чего бы это? – недоверчиво хмыкнул Глеб. По тону Томка поняла, о чем он подумал.
– Слушай, Глебка, – серьезно сказала она, сев на кровати. – Ты прости меня. Я ведь больше никого не люблю. Только тебя. Я с ним больше ни разу не виделась, как ты ушел. – Имя не называлось, но и так все было понятно.
Глеб молчал. Докуривал сигарету.
– Мне больше никто не нужен, – тихо сказала Томка. – Только ты. А деньги – по новым заказам. Это только моя работа. Никто не помогал. Ты не веришь? – испугалась она.
– Верю, – тихо ответил Глеб. Томка попыталась еще раз приласкать мужа, но, не почувствовав встречного влечения, как ни в чем не бывало начала приводить себя в порядок.
– Сейчас мы чайку попьем, – сказала она, смешно выговаривая звуки – в зубах держала две длинных шпильки, – и поедем.
– Чайку попьем, – согласился Железнов.
Они сели за деревянный стол, сколоченный – и красиво сколоченный – лично Еремеичевым, и приготовили себе чай. Чайник, правда, в домостроевский стиль не вписывался – обычная бытовая электроника из магазина «колониальных» товаров. Зато варенье было Майкино, сваренное на домашней плите из вручную собранных ягод. Правда, Глеб благоразумно воздержался от манифестации этого факта. Про стол – сказал, а про варенье – нет.
– Вкусно, – невольно похвалила Томка соперницу.
– Ага, – подтвердил Глеб. Теперь он чувствовал себя немножко неловко, причем – перед Майкой. Хотя, с другой стороны, половая близость с собственной женой нигде преступлением не является. А Томка ему жена, даже в паспорте зафиксировано.
– Здорово тут, – сказала Тамара. – Дышится легко.
– Бревна сам выбирал, – похвастался Глеб.
– Да, у тебя оказалось много скрытых талантов, – согласилась жена. И вдруг, без перерыва: – Поехали домой, ладно?
– Как? – опешил Глеб.
– Встаем – и сразу едем, – объяснила она. – Паспорт только с собой возьми, если ночью останавливаться придется.
– Ну, ты даешь! – еще раз оценил стиль Томки Глеб. – Я не могу взять и уехать.
– Почему?
– Ну, потому что здесь моя работа, – начал перечислять Глеб.
– Она и останется твоей! – горячо заговорила Томка. – Я действительно заработала кучу денег. Выкупим у твоего партнера равную долю, наймем менеджеров.
– Здесь мой дом.
– Будем приезжать сюда на лето. – Заметив недовольство, добавила: – И зимой можно, на лыжах кататься. Дом очень хороший. А хочешь, – вдруг загорелась она, – его можно разобрать и перевезти в Подмосковье. Участок купим, какой сам выберешь.
– Ты как ребенку игрушки сулишь, – беззлобно улыбнулся Глеб. – Но я уже не ребенок, Томка. У меня у самого тут дети, – неожиданно добавил он.
– Какие дети? – насторожилась жена.
– Настоящие. Двадцать семь человек. А было двадцать восемь, – горько вздохнул он.
– А-а, ты про этих, – облегченно вздохнула Томка. И тут же поправилась: – Я не против помогать этим детям.
– Им не деньги нужны, – сказал Глеб.
– Да, жизнь им посвятить я не готова, – честно созналась Тамара. – Но ведь и ты не готов! А зима только начинается, и она здесь длинная!
Они сидели, разговаривали, пили чай. Уже по третьей чашке. Уже не хотелось. Но Томка боялась услышать окончательное «нет», а Глеб боялся его выговорить: он отлично помнил про ее порок сердца. А может быть, дело не в Томкином сердце? – мелькнула мысль. Может, он тоже хочет оттянуть миг окончательного решения? Не такой уж и явный выбор между Москвой и Синдеевкой. А между Томкой и Майкой?
