Татьяна Дагович - Хохочущие куклы (сборник)
– При чем тут работа?
– Так один из парней оказался…
– Кем?
– Да владельцем – и отеля, и клиники, и дома отдыха, и санатория.
– Не может быть! – воскликнули хором. – Парень! На пляже с пивом! На подстилке!
– Так и есть! Я ему страшно понравилась! Но у нас… быстро прошло. Не сошлись физиологией. Он кончал раньше меня. Зато работа осталась.
– Почему, если он самый главный, он тебя уборщицей устроил?!
– Но мне нравится! – обиделась Света. – Горничной, а не уборщицей. Работы мало, свободное время провожу как мне заблагорассудится. Вот сейчас – не сезон, кроме вас, никого и нет. Три номера в день – вполне приемлемо, тем более вы не требовательны к чистоте.
– Постойте, а люди в столовой, в коридорах? – изумился студент.
«А очереди у врачей?» – подумала ему в унисон Настя.
«Ты в порядке? Ты вся побелела», – прошептал ей встревоженно муж.
– Статисты! – отпарировала Света.
– Что-то не понимаю, – Варвара Семеновна наклонила голову. – Как это?
– Да, что-то не сходится, – вторил ей Константин. – Неясно. Несоответствие затрат и прибыли. Как удав, проглотивший слона.
– Шляпа! – безразлично пробормотала Настя.
– Как удав может проглотить слона, он же маленький? – Глаза Светы расширились от изумления, они стали такими большими, как две пустые расширяющиеся Вселенные.
– Сможет, – уверенно ответила Варвара Семеновна. – У них так устроена челюсть. Потом он будет десятилетиями, веками переваривать слона. Лежать и переваривать…
– Как?! – не могла понять Света. – Кролика еще, ясно… Но слона! Он же большой!
– Тысячелетиями…
Константин и студент смотрели друг на друга и давились немым хохотом. Впервые за все время между ними проскользнуло нечто дружественное. Однако студента очаровывали эти пустые глаза, еще минуту назад полные отблесков от бутылок пива, моря и темных очков незнакомых парней. Хозяйка отеля и клиники. Виталий вставил бы свою обаятельно-ироничную реплику, и все бы пошло как по маслу. Но неуловимый, просачивающийся сквозь тяжелые занавески запах технических масел и пыли медленно овладевал его сознанием. Он еще не забыл, как вчера ночью блуждал здесь. Напоминая себе, что он на территории завода, студент напрягался. Ноги, вспотевшие в дерматиновых ботинках, мерзли. Нет никаких легких реплик и жестов здесь. У него есть Наташа.
Анастасия что-то мусолила на маленькой тарелочке, ей совсем не был смешон разговор про слона. Она расправлялась с блюдом медленно, но явно не по правилам этикета. «Хорошо сидеть так высоко, на таком мягком стуле, и смотреть на Константина. Буду с ним нежной. Как же он притягателен!»
– Вообще-то, я предполагаю, у меня получится в будущем стать врачом, – поведала Света о своих планах. – Всю жизнь в уборщицах сидеть я не собираюсь. Врачи столько денег гребут, я заметила. Им постоянно несут взятки.
– Для этого нужно как минимум окончить медицинский институт!
– Да. У меня как раз знакомый один есть, давний. Не актуальная история, в троллейбусе познакомились. Он обещал меня на заочный в медицинский пропихнуть. А пока ассистенткой устроюсь. У одного врача ассистентка скоро в декрет уходит. А я – на ее место. Я знаю, потому что убираю у него иногда, когда заплатит. Пока она выйдет, у меня неоконченное высшее будет, смогу начинать докторить.
– Я уверена, Света, что у тебя получится, как ты задумываешь, – подала голос Анастасия.
Горничная с удивлением посмотрела на нее, будто только что заметила.
– Да ты-то в этом не разбираешься, у тебя же специальности нет! – Света ждала одобрения от кого-нибудь другого – Константина или хотя бы студента, но они не обратили внимания или не придали значения ее словам.
Анастасия откинулась на мягкую спинку стула, кусая губы. Укол самолюбию. В детстве Настя смотрела на Свету несколько свысока, себя считая развитее и умнее. Это была компенсация за то, что Анастасия не скользила с легкостью, как остальные живущие, а погружалась, тонула и всплывала. Барахталась. И вдруг осенило: Света будет учиться! Легко, как живет, схватывать логические построения, системы знания. Самой жизни, самого организма. А что она, Анастасия, знает? Запертая в своем доме, кого и что она видела? Она не способна с уверенностью говорить о том, как выглядит улица, на которой стоит ее дом. «Только о том, как выглядит обнаженное тело Константина, больше ничего. И о том, как в детстве поднималась по лестнице, эту лестницу можно описать в мельчайших деталях, до последнего этажа. Света не помнит, вероятно, как громыхал поезд, когда ехали в лагерь, а я помню, но кому это нужно, если она узнает, из чего состоит человек, из чего состою я, и все поймет».
Уязвленная гордость подсказала Анастасии, что она тоже могла бы учиться, что-то узнать. Узнать такое странное, чтобы снова смотреть на Свету свысока. Нанобиологию. Социолингвистику. Геоморфологию. Тоже заочно. Несколько минут, представляя себе, улыбалась. Заметила зеркало в другом конце зала и свое тусклое, искаженное расстоянием, отражение в нем. Постепенно улыбка угасла, как и приступ тщеславия. Сменилась ужасом. Придется вставать до рассвета, идти в чужие, сырые бетонные здания, ко многим чужим людям, делать то, что прикажут они… И будет болеть голова. Весь день. Потом эти чужие на экзаменах будут задавать дурные вопросы, и она на ходу будет сочинять дурные ответы. Добровольно нельзя обречь себя на такое! Бог с ней, Светой. Света милая, смешная… И младше… (А вот студент! Анастасия посмотрела на него по-новому: неприязнь теперь мешалась с уважением.)
Настя вспомнила, как они вместе со Светой катались на качелях. Сбежали из отряда почти сразу по приезде в лагерь. Несмазанные шарниры качелей скрипели, перебивая друг друга, и обе девочки улыбались. Одна – беззвучно приоткрытым ртом с шатающимся зубом, другая – тараторя без умолку. Как кукла, выпуская поток фраз через неподвижные губы. Рассеченный воздух приобретал счастливый запах озона. Разлетались, встречались посредине и снова разлетались в разные стороны, в сторону падающего неба, в белую мякоть облаков. Немой хохот. Они были куклами, и они хохотали с неподвижными лицами. Им было так весело, что немыслимо теперь сердиться на Свету, какие бы та ни несла глупости, как бы отчаянно ни строила глазки мужу Анастасии. Немыслимо даже при том, что, кроме мужа, у Анастасии в жизни нет ничего. И никакой он не дядя – вероятно, некогда им побывал, но сейчас – муж. Но за хохочущих кукол можно простить всё.
– Учиться на заочном тяжело, – задумчиво сказал Виталий. – Особенно если на полную работаешь. Если хочешь получить какие-то знания… А разве есть заочный в медицинском?
– Во всяком случае, до профессорского звания не так легко добраться, а в этой клинике без него вообще делать нечего, – сухо заметил Константин. Он-то знал, он сам в свое время защитил диссертацию.
– Ой, я прошу вас! – фыркнула Света. – Всё это решается.
Над столом повисла неприятная тишина, которая, правда, вскоре была разбавлена позвякиванием приборов и перестала быть неприятной. Все всерьез принялись за еду. Хотя не были голодны, увлеклись – вкус у блюд оказался утонченным до отвращения, и страшно даже спросить, из чего это все приготовлено. Им сказали, что, когда они устанут, должны спуститься вниз, где их будет ждать машина. Возле зеленых ворот.
Стоя под этими воротами, Анастасия считала – в высоту они двенадцать ее ростов, а может, в тридцать шесть или еще выше, потому что верхняя их часть выглядела гораздо у́же, чем нижняя. Даже в темноте – по законам перспективы. Машина оказалась черной «Волгой» самой старой модели, но выглядела презентабельно. Фары светились чужим, у «бьюика» заимствованным, светом. Расположились на проваливающихся диванах. Анастасия оказалась у окна, прижатая к Константину. Почему-то ей стало печально (так бывает, когда в очередной раз понимаешь, что утекшее время, даже предыдущий миг, никогда не вернется, и думаешь: да кто же вообще мы, растянутые в этом времени, каждую секунду заменяемые кем-то другим, но уверенные в своей цельности, кто мы, как не размазанные из-за недостаточной выдержки фотографии?). Муж погладил ее по голове, провел широкой ладонью по затылку к голой шее и оставил руку на шее. Весь путь она ощущала это прикосновение, не свыкаясь с ним, не забывая о нем.
Свет фар казался то голубым, то розоватым, как в зимний вечер, в раннем детстве, на границе первых воспоминаний, когда они шли рядом и говорили о звездах. Скрип тормозных колодок на поворотах повторял скрип коньков. Как она падала. Как они любили друг друга. Как никогда после. Какие бы чувства ни посещали их сердца. Света была прижата к Константину с другой стороны, все-таки вчетвером на заднем сиденье тесновато, даже в «Волге». Варвара Семеновна, как самая полная, заняла место возле водителя. Света постоянно шепталась о чем-то со студентом, он говорил неразборчиво, а у нее то и дело вырывались громкие слова: «…так я и думала…», «…дубленку следующую…», «…сбежал потом…». В отеле все почему-то снова поднялись в номер Саницких, где имелось только два стула.
