Мари-Лора Пика - Сердце матери
Я действительно хорошо подготовила своих старших детей. Относительно моей болезни не было никаких табу. С самого начала я держала их в курсе развития болезни, объясняла, что такое рак, и рассказывала, что пытаются сделать врачи, чтобы вылечить меня. Я никогда ничего от них не скрывала, а когда узнала о приближающейся смерти, то сразу же сказала им, сколько мне осталось жить. Обычно журналисты отводили Жюли, Тибольта и Матье в сторону, чтобы спокойно побеседовать, и я никогда не спрашивала у детей, что они отвечали. Я не хотела, чтобы они еще раз возвращались к этой болезненной теме. Я ничего от них не скрывала, они мне доверяли, и я старалась оправдывать это доверие. Я знала, что если журналисты смутят их каким-то вопросом, то они непременно придут ко мне поговорить об этом.
Что касается Марго, то она делала все то же, что и раньше: любого журналиста мужского пола она называла папой и вешалась на каждого вновь прибывшего с криком «На ручки, на ручки!».
Тибольта и Матье их происходящее скорее раздражало. Они были не слишком разговорчивыми и поначалу охотно отвечали на вопросы, но потом устали. Матье довольно легкий ребенок, и если я просила его присесть на диван, чтобы нас сфотографировали, он соглашался, несколько секунд позировал, а потом без предупреждения возвращался к своим играм, даже если съемка не была окончена. Тибольт всегда был более чувствительным, чем остальные. Его тревожило присутствие в доме незнакомых людей, и он проявлял свое недовольство ворчанием.
Однажды вечером я решила поговорить с ними об этом.
— Скажите, вам не надоедает происходящее сейчас в доме? То, что вы никогда не остаетесь одни, что вас постоянно фотографируют?
— Нет, это весело!
Это был ответ Жюли. Она единственная находила это забавным. Матье лишь пожал плечами, а Тибольт разозлился:
— А меня все это достало! Эти люди мешают мне играть и постоянно пристают с вопросами.
Возбуждение сменилось раздражением… Этого следовало ожидать. Через десять дней даже Жюли надоели журналисты, каждый вечер заполнявшие нашу кухню. Пинье тоже досталось. Журналисты выискивали каждого человека с этой фамилией в Пюизо. Телефон матери Жана-Марка звонил не переставая в течение трех дней. Валери и Жан-Марк не уступали просьбам тех, кто хотел заснять их на видео или взять у них интервью. Валери, позвонив в генеральный совет с вопросом о том, как вести себя, объяснила мне, что ответ был категоричным:
— Как приемные родители вы должны держать язык за зубами. Ни в коем случае не следует общаться с прессой, а тем более пускать журналистов в комнаты детей.
После десяти дней этого наваждения, после того как моя история была рассказана на TF1 и France 2, в 20–00, а также на France 3 и М6, не считая национальных радиостанций и крупных ежедневных газет, мне позвонили из Организации по защите прав матери и ребенка.
— Мадам Мезоннио, у нас есть хорошая новость для вас.
— Да?
— Контракт по поводу размещения ваших детей у Пинье готов. Вам остается лишь подписать его.
Я победила! Я не могла поверить своим ушам. Когда я объявила эту новость детям, они ответили.
— Супер, тебе это удалось!
Я догадывалась, что за их радостью скрывается нечто большее, чем уверенность, что они будут жить у Пинье. Это было облегчение: узнать наконец-то свою дальнейшую судьбу. В среду, 3 декабря, Пинье подписали контракт с отделением Организации в Питивье. В четверг контракт, в свою очередь, подписала я. В пятницу документы, определяющие будущее детей, подписал Жиль. Итак, Жюли, Тибольт, Матье и Марго будут жить с Валери и Жаном-Марком до достижения совершеннолетия. Однако полной гарантии по-прежнему не было, так как контракт был подписан всего лишь на год. Мне сообщили, что это стандартная процедура: контракт продлевается каждый год. Я доверяю Валери и Жану-Марку: даже если контракт не будет продлен, они будут стоять до последнего, чтобы сохранить за собой право опеки над моими детьми. Это не считая всех тех, кто помогал мне и кто вновь будет бороться, если будет нужно. Я договорилась с Сесилией, что она будет настороже. Если после моей смерти Организация по защите прав матери и ребенка по какой-либо причине откажется выполнить мою волю, Сесилия снова «заварит кашу» и мобилизует всех журналистов, с которыми мы познакомились и которые, когда я заговорила на эту тему, заверили меня в своей поддержке.
— Не волнуйся, Мари-Лора. Если детей попытаются у Пинье забрать, мы выступим в их защиту.
Я уверена, что в случае необходимости они это сделают, они дали мне слово…
Теперь, когда я выиграла дело, можно наконец расслабиться. Пора сделать это, поскольку не только мои дети не могли выдержать напряжения: я тоже устала, а дефиле журналистов вконец меня изнурило. Репортеры — это не то же самое, что друзья: по вечерам после игры в «Скрабл» я могла запросто выставить Джо за дверь, если чувствовала себя разбитой, но с людьми, проехавшими сотни километров, чтобы встретиться со мной, дело обстояло гораздо сложнее. Мое тело не выдерживало такого режима, а позвоночник под давлением опухоли причинял сильную боль. Проблема заключалась в том, что долгое время я отказывалась верить в то, что мое здоровье действительно ухудшается. Я не хотела знать, что мое тело «умирает изнутри», как выразился доктор Пико, прекрасно себя чувствовала и не береглась, как советовал Карим. В общем, я перегнула палку, и мне, как и детям, необходимы были отдых и покой. Именно тогда я и решила записать свою историю. Что извлекут для себя мои дети из всех этих статей, напечатанных в газетах? Именно поэтому я хотела изложить все на бумаге — чтобы они лучше узнали меня, чтобы поняли мою борьбу. Когда они повзрослеют, меня уже не будет. Я не смогу рассказать им, кем я была, как сильно я их любила и что я для них сделала.
12
ЧАСТИЧНАЯ ЗАМЕНА
— Смотри! Вот люди, у которых я буду жить, когда мама умрет.
Это было ноябрьским вечером. Одобрение еще не получено. Пинье, которые постоянно заходили к нам выпить чашечку кофе, чтобы дети привыкали к ним, только что вошли. Дети пришли поздороваться с ними. Среди них был друг Жюли. Матье повернулся к нему, чтобы представить ему приемных родителей. Он говорил так, как будто это было самой естественной вещью в мире. Валери растерянно молчала. Жан-Марк тоже не знал, что делать: проигнорировать эти слова или вмешаться. В конце концов Валери заговорила:
— Не стоит так спешить, малыш. Еще не все решено.
— Да, да, я знаю.
Валери и Жан-Марк чувствовали себя неловко: когда пятилетний ребенок говорит о подобных вещах безразличным голосом и выглядит так, словно вся ситуация является абсолютно нормальной, это немного пугает. К счастью, Пинье хорошо понимали, что за напускным спокойствием скрывается огромное волнение. Для моих старших детей то, что произойдет с ними после моей смерти, все еще было малопонятным. Я думаю, что они никогда не говорили об этом между собой, что эта тема была для них запретной. Я и Пинье считали важным, чтобы дети начали как можно скорее свыкаться с мыслью о своей будущей жизни, чтобы этот переход был как можно более плавным. Поэтому мы решились на попытку — выходные.
— Дети, как вы смотрите на то, чтобы провести выходные у Валери и Жана-Марка?
— А что мы будем там делать?
— Осмотрите дом, в котором будете расти. Хотите увидеть свои комнаты?
— Да!
Это полный энтузиазма ответ Матье. У меня никогда не было проблем с младшим сыном: он немного непоседливый, но послушный. Когда я говорила «Сегодня ты ночуешь у Сесилии», то не успевала еще закончить фразу, как он уже шел за своими вещами. В то же время он — отшельник, который любит сидеть в уголке и разыгрывать истории со своими машинками. Он может три-четыре часа подряд играть с «Лего» или «Плеймобилем». А еще Матье обожает, когда ему читают вслух. Он живет как будто в собственном мире и многое держит в себе. Жюли отреагировала более пассивно, но не противилась: она знала, что это для их же блага. Больше всего я опасалась реакции Тибольта. Старший сын плохо переносил разлуку со мной и был более чувствительным, чем его сестры и брат. Время от времени он ночевал у своего друга Стивена, но большую часть времени предпочитал проводить дома. Тибольт мягкий, но чувствительный. Он высказывает все, что чувствует: это и преимущество, и недостаток одновременно. Если ему что-то не нравится, он тут же, рассердившись, даст знать об этом. В школе из-за этого иногда возникали проблемы: он не видел никакого смысла в занятиях и не признавал авторитета учительницы. Поэтому я была уверена, что он ловко выкрутится, когда я объявлю о перспективе проведения выходных у Валери и Жана-Марка. Но я ошибалась. Он пожал плечами и сказал:
— Хорошо.
Когда в субботу, 15 ноября, я привезла их к Пинье, Тибольт и Матье страшно разволновались, узнав о праздновании дня рождения Валери. Прощаясь со мной, никто из них не расстроился. Мне не нужно было рассыпаться в советах: я полностью доверяла Валери и Жану-Марку. Я только передала им листок, на котором написала список того, что больше всего любит Тибольт, а именно: хлеб, сливочное масло, рубленые котлеты с полосками (если полосок не было, он говорил, что это есть нельзя), пюре, жареный картофель, зеленую фасоль, которую он обожал, и помидоры. Список был полным. Валери просила меня составить аналогичные списки для каждого из детей, но я предпочла, чтобы они с мужем сами придумали что-нибудь. В конце концов, со мной и с другими людьми дети ведут себя совершенно по-разному.
