KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Современная проза » Амели Нотомб - Биография голода

Амели Нотомб - Биография голода

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Амели Нотомб, "Биография голода" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Простительно забыть какие-нибудь технические детали мироздания: дату битвы при Мариньяно, американский гимн, теорему Пифагора или периодическую систему элементов. Но не помнить того, что хоть сколько-нибудь тебя взволновало, – настоящее преступление, которое совершало множество людей вокруг меня. У меня это вызывало физическое и нравственное отвращение.

В ночь с 5 на 6 января 1981 года я провела первый сеанс эмоциональной кинохроники: передо мной как на экране предстало все, что я почувствовала за день (в основном все эмоции были связаны с голодом). С тех пор, то есть с 5 января 1981 года, такая бобина со скоростью света прокручивается у меня в голове каждую ночь.


Потому ли, что мне было тринадцать с половиной лет, а в этом возрасте потребность в пище особенно велика, но голод стихал очень медленно. Он терзал мое нутро еще месяца два, и это время было для меня страшной пыткой. Напротив, память приручилась очень быстро.

Через два месяца долгожданное чудо наконец произошло: голод исчез, уступив место несказанной легкости. Я убила свое тело и праздновала грандиозную победу.

Жюльетта похудела, я же превратилась в скелет. Анорексия пошла на пользу: заморенный голодом внутренний голос умолк; грудь снова стала совершенно плоской; я не испытывала больше ни малейшей тяги к английскому мальчишке и, честно говоря, вообще ничего не испытывала.

Такая янсенистская аскеза – полный физический и душевный пост – заморозила во мне все чувства и дала передышку: я перестала ненавидеть себя.




Отказавшись от еды, я решила питаться словами и для начала проглотила целый толковый словарь. Вбирала в себя все, не пропуская ни одного блюда: как узнать, не попробовав, что какие-то из них ничего не стоят?

Конечно, у меня было сильное искушение перескакивать с буквы на букву, как обычно и делается. Но я действовала, как задумала: перемалывала все строго в алфавитном порядке, чтобы ни крошечки словарного запаса не пропало даром. Результат оказался ошеломляющим.

Опытным путем я постигла энциклопедическую несправедливость: одни буквы были намного интереснее других. Самая увлекательная из всех – это буква А; может, причиной тому ее подмеченная еще Рембо чернота? Или просто действует нерастраченная энергия начала?


Теперь мне кажется, что, затевая это чтение, я подсознательно преследовала еще одну цель: помешать полному распылению мозгов. Ибо чем больше я худела, тем явственнее таяли остатки моего разума.

Тем, кто восхваляет духовную мощь аскетов, надо бы самим перенести анорексию. Длительный пост – лучшая школа самого прямолинейного и грубого материализма. Когда перейдена некоторая черта, так называемая душа чахнет и полностью испаряется.

Плачевное умственное угасание истощенного голодом существа может толкнуть его на героические шаги. В нем говорят гордость и инстинкт самосохранения. В моем случае это вылилось в такие монументально-интеллектуальные подвиги, как чтение словаря от А до Я.

Ошибочно видеть в голодовке средство, стимулирующее мышление. Пора наконец раз и навсегда понять: аскеза вовсе не обогащает духовный мир. В лишениях нет никакой доблести.




Нас возили на гору Поппа, на вершине которой, на неправдоподобной крутизне, стоит буддийский монастырь.

Мне было уже четырнадцать, и я была вполне недурна, особенно одетая. Монахи долго разглядывали меня и сказали отцу, что хотели бы меня купить. Мама спросила, чем объясняется такое желание.

– У нее лицо как у фарфоровой куклы, – отвечали монахи.

Польщенные родители сделали вид, что предложение их заинтересовало, и стали обсуждать цену.

Мне же все это не показалось смешным. Я переживала период болезненной застенчивости.

В ту пору я весила сорок килограммов и продолжала худеть. Еще немного – и ни один монах даже в шутку не даст за меня ни гроша. Утешительная мысль.




Я впервые прочла «Пармскую обитель». Этот роман, как и другие книги, в которых идет речь о тюрьме, глубоко взволновал меня: выходило, что настоящая любовь возможна лишь в заточении. Почему-то мне это было важно.

Кроме того, эта книга входила в золотой фонд цивилизации. Я же, из-за своей анорексии, жила в отрыве от мира и страдала от этого. Не меньше увлекали меня книги о концлагерях: «Смерть – мое ремесло», «Человек ли это?». У Примо Леви мне попалась фраза Данте о том, что «люди созданы не для животной доли».[16] А я жила как животное.


За исключением таких вот редких моментов отрезвления, когда мне открывалась вся мерзость моей болезни, я ею даже кичилась. Гордилась тем, что превзошла человеческую природу.

Мне казалось, что принуждать и даже попирать себя очень полезно. Я вспоминала лето, когда мне исполнилось тринадцать и я смахивала наличнику, которая никак не превратится во что-нибудь путное. Теперь я прекратила есть, и во мне закипела физическая и умственная энергия. Я победила голод и наслаждалась пьянящим вакуумом.

Если разобраться, то во мне говорил голод высшего порядка: голод по голоду.




Лаос – страна небытия. Не то чтобы там ничего не происходило, но вьетнамские власти умели так все придавить и разгладить, что создавалось впечатление полного отсутствия жизни.

Диктатура подло прятала концы в воду. Неугодных забирали только по ночам. Утром люди просыпались и обнаруживали, что их сосед исчез. Причины? Самые диковинные: например, он разговаривал с иностранцем или слушал музыку.

Удушающая колонизация не отнимала у лаосцев их утонченности: даже брошенные в небытие, они прозябали изящно и изысканно.


Меня переезды из страны в страну больше не волновали: не все ли равно, где голодать.

В пятнадцать лет я весила тридцать три килограмма при росте метр семьдесят. Волосы вылезали целыми прядями. Я запиралась в ванной и любовалась собой – ходячий труп. Это было приятно.

Глядя в зеркало, я слышала комментарий за кадром: «Она скоро умрет». И умилялась.

Родители сходили с ума. Я не понимала, почему они не радуются вместе со мной. Ведь эта болезнь излечила меня от другой: от страсти к алкоголю. Мама регулярно взвешивала меня. Я обманным путем прибавляла себе килограммов восемь: прятала под майкой железки и перед взвешиванием подвергала себя пытке водой – выпивала три литра за четверть часа. Это страшно больно.

Вот когда было особенно здорово посмотреть на себя в зеркало: скелет со вздутым животом. Чем страшнее я выглядела, тем больше себе нравилась. Вот только жалела, что неутолимая жажда тоже меня оставила, было бы не так противно накачиваться водой.

Человеческий мозг состоит по большей части из жира. Именно он порождает самые возвышенные мысли. Чтобы не отупеть окончательно, я лихорадочно переводила «Илиаду» и «Одиссею». Так что уцелевшими нейронами я обязана Гомеру.




Однажды ночью, когда мне было пятнадцать с половиной, я вдруг почувствовала, что жизнь меня покидает. Тело стало холодным-прехолодным.

Головой я все поняла и приняла.

Но тут произошло нечто невероятное: тело взбунтовалось против головы. Оно отказывалось умирать.

Вопреки приказам головы тело встало, пошло на кухню и принялось есть.

Я ела и обливалась слезами – мозг возмущался тем, что делало тело.

Тело принялось поглощать пищу каждый день. Но оно отвыкло ее переваривать, и к моим душевным мукам прибавились физические. Я воспринимала пищу как что-то чуждое, как зло. Слово «дьявол» означает «вносящий раздор». Еда была дьяволом, который сеял раздор между головой и телом.

Я не умерла. Но лучше бы умерла – такими нечеловеческими страданиями сопровождалось выздоровление. Ненависть, на два года усыпленная анорексией, проснулась и терзала меня как никогда. День ото дня мне становилось все хуже.


Наконец мое тело приобрело нормальный вид. И я ненавидела его с чудовищной силой.

«Превращение» Кафки я прочла единым духом – это про меня! История человека, который превратился в жуткое насекомое, стал внушать страх домашним и в первую очередь себе самому, ибо собственное тело стало чужим, враждебным.

Как и Грегор Замза, я не покидала своей комнаты. Боялась, что вызову у людей отвращение, что меня раздавят. Я была в плену тягостного наваждения: внешне выглядела как обычная шестнадцатилетняя девушка – не самое противное зрелище в мире, – но чувствовала себя огромным тараканом и не могла выйти из этого состояния, так же как не могла выйти из дому. Даже не знала, в какой стране нахожусь.

Я жила в комнате вместе с Жюльеттой. Но она там только спала, я же проводила круглые сутки.


С постели я не вставала еще и потому, что была по-настоящему больна. После нескольких лет вынужденного простоя пищеварительный тракт ничего не усваивал. Все, кроме риса и вареных овощей, вызывало жуткие боли.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*