Ада Самарка - Дьявольский рай. Почти невинна
Вера спала, трогательно свернувшись калачиком на погруженном в тень лежаке. Господи, сколько детского было в ней теперь, какая беззащитность!
Зинка, ничего не сказав, угрюмо потопала к пирсу и на какое-то время скрылась из виду.
Он глянул на меня так, будто всего час назад мы вылезли из постели: такой, знаете ли, родной, одомашненный, немного собственнический и довольно равнодушный взгляд.
– Я вот Зинку решила на море выгулять.
Он слушал через один наушник что-то черное, прямоугольное, чем-то напоминающее маленький плоский телевизорчик.
– Это что?
Он равнодушно смахнул мой волос со своего плеча:
– Приемник. Цифровой. Память на двенадцать радиостанций. Так… хорошая игрушка.
Боже мой! И он отвернулся! Отвернулся с безошибочным раздражением, напуская на свое темное лицо пятно неприязненной усталости.
Я просидела так – на одном полотенце, на волшебном расстоянии в полруки, все ожидая, когда, наконец, будет выдохнуто волшебство из округлившихся губ, коснется моего плеча так, что станут заметны приподнявшиеся волоски. Или… или он хотя бы спросит меня о чем-то.
Впрочем, уж слишком демонстративным было это игнорирование. Слишком театрально он тыкал пальцем в лоснящиеся черные кнопочки, чересчур увлеченно слушал что-то в наушнике.
Все немногое, что было на мне, теперь лежало, свернутое клубочком, на его лежаке. В одних трусах я помчалась в море.
В меру порезвившись, я оставила белобрысую наблюдать за ходом событий со своего пирса, а сама, с горящими глазами, совсем без лифчика, мокрая, в пупырышках, рванула наверх, под тент.
Альхену пришлось приподняться, чтоб я могла воспользоваться его полотенцем. Создание и Рыжая куда-то исчезли.
Я бежала слишком быстро и остановилась слишком резко, так, что теплый вальяжный Гепард поймал меня в спасительный тупик своих крепких рук.
Я дрожала и улыбалась, с морскими капельками на ресницах.
Глаза.
Прогресс!!! Эти глаза… да вы посмотрите! Он держал меня за талию и где-то между лопаток, и вместо того чтоб отпустить, увлеченно обратившись к приемничку, Гепард продолжал смотреть на меня. До тех пор, пока на его обветренных губах не появилась томная, знойная улыбка.
– Я вижу, морские купания приводят тебя в хорошее настроение, – изменившимся голосом промурлыкал он, отпуская меня и как бы случайно проводя рукой по позвоночнику.
– Оно у меня всегда хорошее, – соврала я и бухнулась на полотенце.
– Ну, сейчас оно у тебя просто восхитительное.
– Как и я сама?
– У тебя очень красивая грудь. Ты действительно похорошела. Да и свобода, я смотрю, все-таки более выражена. Уж очень я сомневаюсь, что в прошлом году ты рискнула бы прийти сюда совсем одна.
– Я с Зиной. Ответственная миссия – выкупать ребенка.
– Брось ребенка, я прошу тебя. Это дитя такая же стерва, как и большинство баб. Как же ты не понимаешь, что у нее в груди сидит огромная жаба на тебя. Ты, глупенькая, пойми, что на свете нет ничего страшнее, хитрее и безжалостнее ревнующей женщины.
– Думаешь, она тебя хочет?
Далее он пытался внушить мне, что девчонка мне страшно завидует, что она в этой своей приморской глубинке чахнет от скуки, что она просто мечтает оказаться на моем месте, а я шипела, что он сошел с ума и что от секса крыша таки едет. В конце концов он сказал, что уж мне, во всяком случае, должно быть известно, что девочки в 11–12 лет играют не только с куклами.
Спустя какое-то время я повернулась к нему, коснувшись локтя.
– Ты мне лучше расскажи, чем ты занимаешься в свободное от любви время.
– Я коммерсант.
– А точнее?
– У меня своя фирма.
– А еще точнее?
– Я уволил почти всех сотрудников, остались лишь избранные, лучшие, те, чьи интересы никоим образом не соприкасаются. У нас царит полная гармония и взаимопонимание. Никто ни от кого не зависит, никто никого не раздражает, и все очень работящие люди. – Он задумчиво поджал губы, сделал повествовательный жест рукой: – Умеют мыслить и, главное, любят работать. Полная идиллия – лучше дружбы, в какой-то мере. У нас отличный офис – спортивный зал, душ, у каждого свой кабинет с компьютером и прочим оборудованием. Есть видик, когда мало работы, то фильмы смотрим. У нас очень много интересных кассет.
– Это все очень хорошо. А ты можешь раскрыть тайну вашего профиля?
Он глянул на меня из-за только что надетых и тут же съехавших на середину носа темных очков.
– Водку продаем.
– Водку?
– Это в основном.
– А еще?
– А еще… ну, еще к нам приходят женщины, матери, приводят девочек. Мы с ними занимаемся, развиваем их, учим двигаться, танцевать. У нас, можно сказать, целая лаборатория. Из самых закомплексованных, загнанных, хилых созданий мы делаем почти роковых женщин.
– Ах, женщин… – Я криво улыбнулась. Что-то подобное я уже слышала от него и в позапрошлом году.
М-да. Продаем водку и совращаем малолетних. Весело живем, Шурка!
– Вот ты мне все зубы заговариваешь, а давно хочу у тебя кое-что узнать.
– Я вся – внимание.
– Какого черта ты рассказала Зинке все ? Знаешь, наши с тобой отношения в прошлом году как-то не позволяли подливать еще масла в огонь, но сейчас ты уже соображаешь, что так поступать нельзя? – Он выдержал классическую паузу и потом резко подался вперед: – И, как ты понимаешь, уголовный кодекс и все эти параграфы на их стороне. И если кто-то узнает… какая-нибудь недотраханная стерва, то будет полная жопа.
– А мне-то что, – буркнула я, – я вообще еще девственница и знать ничего не знаю.
– Да прекрати. Мне, прежде всего, тебя жалко. А если хочешь напакостить, то у тебя ровным счетом ничего не выйдет.
– Ты так уверен?
– Да. Потому что вот он – я. И меня, к твоему сведению, вся эта история беспокоит только потому, что меня беспокоит твоя жизнь.
– Ах, как трогательно… – Я не очень удачно передразнила его.
– И после очередной такой выходки с откровениями вполне возможно, что все дерьмо в итоге будет вылито на тебя же.
Я молчала.
– Именно поэтому никому и никогда не рассказывай о своей закадровой жизни. А особенно теперь. В прошлом году папаша держал тебя на поводке, очень коротком. Но теперь, я вижу, ситуация более благоприятная, и…
– Не более, а менее. Скоро приедет моя сестренка, и ты увидишь, что такое ходячий монумент целомудрия.
– Сестра? Посмотрим. И запомни – ты не должна никому ничего говорить. Ради бога. Ты только посмотри на себя… еще буквально год, и, если ты пойдешь не тем путем… ты превратишься в заурядную, с низкой попой, девицу. У тебя предрасположенность к целлюлиту. Я уже сейчас все вижу. А этой Зинке, послушай моего совета, скажи, что я отослал тебя на все четыре стороны, отправил к чертям подальше. И если придешь, то без нее . Она, между прочим, все это время за нами с пирса наблюдает. Так что прислушайся к моему мнению. Она хитрая дура.
Ну, а потом мы заговорили о моей киевской жизни. И я врала с беспечностью и удовольствием.
Внезапно, на полуслове (таинственный гуру под псевдонимом «Эдик» как раз раскрывал мне прелести тантрического секса. Киностудия Samarkandova Pictures, в главной роли А. Самаркандова, сценарий и режиссура ее же) прозвучало:
– Смотри, Зинка сюда идет.
– Нам уже домо-о-о-ой надо! – с недовольной гримасой прохныкала она, стоя у перил. Подойти ближе (хватило мозгов) она не решалась.
– Да, да, еще пять минут… и еще пять в зоне безопасности, три для изображения сонного вида и десять на дорожку. А ты иди позагорай – вон вся задница мокрая!
Прогнусавив что-то в ответ, она отвернулась и стала наблюдать за купальщиками внизу.
– Смотри, сейчас мы сделаем небольшой тест, – сказал Альхен.
– Где?
– С ней. Сейчас я пошлю ей энергию ян-ци. Это сексуальная энергия. Помнишь, я рассказывал тебе?
– Да. А мне ты тоже посылал?
– Конечно.
– И что?
– И ничего. Ты почему-то вообще никак не реагируешь. Даже странно.
– А как я должна реагировать?
– Смотри.
Зинка принялась рассеянно чесать свою мокрую задницу в серых «велосипедках».
– Видишь, это была реакция.
– Ух ты…
Альхен усмехнулся:
– Берегись, – потом после паузы: – Знаешь…
– Не знаю.
– Перестань. Дай сюда свои руки.
Я с наигранно мрачным видом протянула ему кисти своих рук, и он разместил их у себя на ладонях. В его глазах происходило что-то… мне хотелось родиться заново… внутри этих глаз. Провалиться куда-то. К нему тянуло тупо, безрассудно и безнадежно, как к наркотику.
– Видишь эти тоненькие ручки. Именно здесь все и кроется. Ты должна САМА поймать свой шанс. Разобраться в своей жизни. Найти какой-то излом в родительской бдительности. Какую-то брешь в том, куда тебя посадили. Поймать его. Шанс. Это твой долг.
