Марина Юденич - Нефть
— Ну, а вы?
— Что мы — сынок?
— В чем заключается ваш вариант номер два?
— В войне, разумеется. Ребята Буши не довоевали на Ближнем Востоке. Саддам не то, чтобы надавал нам по заднице, но плюнул в рожу. А это еще обиднее. Потому будем бодаться до тех пор, пока не заполучим его башку. Как в Средние века, на золотом блюде.
— И значит, у вас не будет психов?
— Ты слишком умен, малыш. Но даже это не заставит меня ответить, потому что наш «вариант два» может оказаться во сто крат страшнее кремлевской стряпни от Мадлен.
— Не понимаю, о чем вы, но искренне хочу надеяться, что до этого дело не дойдет, сэр.
— Твои бы слова — Богу в уши, малыш…
Похоже, это действительно было важно для Энтони Паттерсона. Он даже поднял прозрачный бокал на тонкой ножке, потянулся навстречу Стиву. Они чокнулись. Молча, будто пили за что-то важное, без слов понятное только им обоим.
1993 ГОД. МОСКВА, ИЛЬИНСКОЕРесторан в Ильинском был и клубным, и дачным одновременно. Бывшая столовая на территории цековского дачного поселка, приведенная в божеский вид — с неким даже намеком на европейское изящество. Кормили вкусно. Но главное — здесь не было посторонних, на территорию поселка, как и прежде — в строгие советские времена — пускали исключительно по пропускам, у членов ресторанного клуба — пропуска были. Можно было, разумеется, привести с собой гостей, но — что называется — под собственную же ответственность. Здесь редко бывало людно, разве что в выходные, когда по дороге из города на дачу или просто пешком из дачного дома — приходили пообедать или поужинать с семьями.
Сегодня была среда. День еще только катился к вечеру, смеркалось, и в этом сумеречном полумраке казалось, на открытой летней площадке ресторана — пусто. Только казалось. За дальним столиком, почти скрывающимся в зелени пышных кустарников, обрамлявших площадку, расположились двое мужчин. Они появились одновременно, но порознь. Один — невысокий, седой, с простецким лицом — директора затрапезного колхоза или небольшого заводика где-нибудь в Урюпинске, подкатил ко входу на служебной Audi 8, государственный номер которой начинался двумя нулями и был обрамлен вдобавок государственным триколором. Посвященному взгляду эти мелкие детали говорили о том, что перекусить пожаловал не какой-то случайный чиновник, а федеральный российский министр — предметно и персонально. Второй — появился на тенистой аллее, ведущей к ресторану, пешком. Одет был небрежно, по-дачному — в джинсах, светлой рубашке с расстегнутым воротом и в легком трикотажном пуловере, наброшенном на плечи. На босых ногах — легкие мокасины. Ясно было, что человек шел из дома, да — собственно, и здесь, в ресторане — чувствовал себя совершенно по-домашнему. Спросил чаю с лимоном, внимательно в упор разглядывал собеседника, подперев кулаком острый подбородок, — такая была у него любимая поза. Так слушал и смотрел. Собеседник — впрочем — не смущался нисколько, заказанный ужин уплетал с аппетитом, пропустив уже — между делом — несколько рюмок водки. Жевал, временами причмокивал, кряхтел, опрокинув рюмку, — но говорил. Ибо затем и приехал, а вернее — был зван сегодня. Рассказывать. — Вот что меня искренне удивляет, Саша… Ну, был бы чекист. Ну, гебье — оно и в Африке гебье. У них — инстинкт, бульдожий: сжал челюсти — надо не надо, уже не отпустит. Но этот — мент. Опер. И — туда же. Короче. Совещание закрытое для сотрудников и слушателей академии безопасности. Выступал минут сорок. Я так понимаю, Саша — репетировал. Потому как — для таких откровений аудитория явно не та.
— А какая — та?
— А не знаю. Может, Верховный совет, может, съезд. Может — госсовет. Или Совбез.
— Ну, и зачем ему какие-то репетиции? Первый год замужем?
— Не знаю. Допускаю — сознательную утечку. Бросил камень, посмотри теперь, как пойдут круги по воде.
— Ладно, это выясним. Что говорил?
— Коротко. Пять разломов. Пять точек, ну, вернее, проблем, которые могут погубить Россию, если не предпринять следующих мер.
— Вот так, значит. Глобально. Ну, давай по порядку. С первой по пятую.
— Даю. Первое — развал структур бывшего КГБ СССР…
— Ну, это уже слышали не раз. Понятно — мужик бьется за бюджет. Штаты, оборудование, обучение, привлечение. Мне мой начальник службы безопасности ту же песню поет каждый божий день.
— Нет, погоди, тут не все так просто. Он не о деньгах и не о штатах. Во-первых, вывод погранвойск, в результате чего утрачена связь между первым эшелоном защиты и центральным звеном. Во-вторых, вывод ФАПСИ…
— Ну, понятное дело — уходит вся прослушка. Обидно.
— В-третьих — вывод следственного управления.
— Ну, это тоже понятно. За следствие бьются все: и ГБ, и прокуратура, и ты…
— У меня нет следствия.
— Знамо дело. А хотелось бы. Возбудил бы сейчас против меня пару-тройку дел, и говорили бы мы с тобой, Валентин Алексеевич, совсем по-другому. Правда ведь? То есть, это ты со мной говорил бы совсем по-другому. Ладно. Шучу. Это ваше ведомственное, ничего принципиально важного для себя я пока не слышу.
— В четвертых, хаотичное формирование новых спецслужб, наделенных правом ведения оперативно-розыскной деятельности. Ну, сам понимаешь — наружное наблюдение, «прослушки»…
— Ну, это еще более понятно. Конкуренция.
— Конкуренция конкуренцией, Саша, но по мне, не есть хорошо, когда одна спецслужба России бегает за другой.
— Это ты про ребят Коржакова, которые тебя пасут?
— Это я вообще.
— Ладно. Это все пять?
— Нет. Это пока только про развал КГБ.
— Понял. Проехали. Дальше.
— Развал оборонки, который программируется на законодательном уровне. Правительством, и даже президентом подписываются распоряжения и указы.
— Понял. Можешь не продолжать. Примеры приводил?
— Зачел несколько. Из целого списка, как я понял.
— Нужен весь список.
— Ну, попробую.
— Дальше.
— Отрыв сырьевых ресурсов от производственных, перерабатывающих комплексов. В качестве примера привел вывод и уничтожение предприятий химической промышленности, связанных с азотными удобрениями, что приведет к тому, что уже через пару лет у нас возникнет кризис…
— Хм, это большой привет господину Авену.
— Ну, этого я не знаю, это уже ваши проблемы — кому какой привет. Четвертое. Работа с политическими партиями и движениями — в том смысле, что сегодня с ними активно работают западные представители.
— Это работа называется раздачей денег. Раздавайте вы — будет ваша работа.
— Идеология. И особенно — пресса.
— Ну, это уже не со мной. Я газет не читаю, телевизор не смотрю, сижу вот, починяю примус.
— Тебе что, неинтересно, Саша?
— Почему неинтересно, очень даже интересно. Только поздно уже, а вставать завтра ни свет ни заря — такая у нас, у бизнесменов, нынче служба, не то что ваше чиновное сладкое житье.
— Да какое — поздно, Саша, десятый час?!
— Не сердись, Алексеевич, у меня еще пара терок в окрестностях. А ты — не спеши. Ты ужинай. Сегодня десерт говорят — сумасшедший.
— Да иди ты со своим десертом. Я сладкого не ем. Я в бильярд хотел партийку сгонять.
— И сгоняй. Хоть партийку, хоть две. Я сейчас тебе Соню пришлю, помнишь, девочка такая с кошачьей походкой, она теперь здесь, в баре. И по совместительству в бильярдной. В качестве спарринг-партнера.
— Баба? В бильярд?
— Эта баба в бильярд обставила здесь уже столько народу, что я подумал — не определить ли ставки? Поверь на слово, Валя — что она вытворяет с кием.
— А с хуем? — бутылка «Столового вина № 21» — водки, которую всем прочим предпочитал Валя, была уже почти пуста. И это сказывалось. По лицу собеседника пробежала едва заметная гримаса, но реплику он парировал непринужденно.
— И с этим… тоже… проблем не возникнет.
Через полчаса тот же самый человек в мокасинах на босу ногу прогуливался здесь же, в Ильинском, вдоль берега реки с другим — по виду — таким же, как и сам, дачником. И только одна деталь диссонировала с этой почти пасторальной идиллией теплого летнего вечера. На узкой дороге, ведущей из Петрово-Дальнего на Рублево-Успенское шоссе, замерли, выстроившись гуськом, три машины — два лимузина BMW, один из которых вдобавок был бронирован, и массивный джип сопровождения. Крепкие молодые люди в темных костюмах, светлых рубашках, туго схваченных у ворота строгими галстуками, как на плацу выстроившись вдоль обочины, напряженно наблюдали за гуляющими вдоль реки дачниками.
Очевидно было, что сюда, к месту встречи, тот, что пил чай в ресторане, добирался уже не пешком, и собеседник — хотя, судя по всему, и жил поблизости — подъехал со всей дежурной свитой. И трудно было понять, действительно ли это продиктовано соображениями безопасности, либо налицо обычный выпендреж одного участника движения перед другим. Да и неважно.
