Галина Таланова - Бег по краю
Лидия Андреевна любила детей ревностно, патологически…
Василиса росла послушной домашней девочкой. У неё почти не было друзей, она никогда не раздражала их с Андреем частыми приходами своих друзей, многочасовым трёпом по телефону и частыми отлучками из дому. По субботам она убиралась в их большой квартире, стирала и делала уроки. Часто читала, закрывшись у себя в комнате. Лидия Андреевна иногда смотрела, что она читает: книги были в основном серьёзные, всё классика или современные романы. Иногда дочь читала что-нибудь из популярной психологии, например, В. Леви: «Искусство быть собой» и «Искусство быть другим».
Это был какой-то ненормальный диктат. Когда-то свёкор предложил купить Васеньке путёвку в «Артек» через свои каналы. Побывать в «Артеке» – это было тогда очень престижно и непросто. Когда-то туда отправляли только по разнарядкам из обкома ВЛКСМ: в основном, особо отличившихся детей и не только учёбой. Лидия Андреевна категорически была против поездки и безапелляционным голосом заявила, что ребёнку это не нужно и совсем не интересно. А Вася так мечтала съездить посмотреть на море! Об «Артеке» ходили легенды, и ей, никогда не отдыхавшей даже в местных пионерских лагерях, этот лагерь казался недостижимым сказочным замком. Она жила уже во времена, когда путёвками в такие лагеря детей не награждали даже за деньги. Все разнарядки в школы давно закончились даже за деньги родителей премируемых учеников. Стали всё распределять обкомовским деткам. У Васи уже двое одноклассников побывали в этом лагере. Родители отличницы из параллельного класса подошли к директору школы и попросили того выбить для их дочери путёвку в этот лагерь за их, разумеется, кровные. Отличница из параллельного класса поехала в «Артек». Вася сначала не знала, что это родители купили девочке путёвку, она так переживала, что путёвку дали Наташе, а не ей, ведь она тоже была отличницей, только из класса «5Б». Но потом к ней подошла классная руководительница пятого «А» и спросила её, не хочет ли она тоже поехать в этот легендарный лагерь. Василиса испуганно ответила: «Нет. Не хочу. У меня родители сами могут путёвку достать, мне они предлагали, я не хочу». «А…» – радостно сказала учительница и отошла. Вечером Василиса долго не могла заснуть и плакала в подушку. Ей всё мерещилось прозрачное, бирюзовое море, как вода в ванной с пеной «Бадузан», ласкающее прибрежные камни. По морю бежали белые барашки, которые она видела в книжке на картинке. Барашки напоминали маленьких ягнят, что гоняли пастись на бугры у них под дачей. Она без конца представляла себя участницей разных забавных конкурсов и состязаний, где она, если и не станет победительницей, то будет целый месяц находиться в эпицентре взрывов веселья и смеха, согревающих, словно искры большого костра, под которым они по вечерам станут сидеть на берегу потемневшего, разлившегося нефтью моря, и смотреть на ковш Большой Медведицы, что бескрайность неба опрокинула над их головами – и теперь из него капает будоражащий душу свет…
В её детстве был ещё случай, когда соседка принесла приглашение на новогоднюю ёлку. Билет был один. Ёлка была в большом Дворце культуры, родителей на неё не пускали: они ждали детей в вестибюле. Василиса так была рада этому билету. Зажмурившись, она представляла себя в большом зале, где на сцене идёт завораживающая дивом сказка обязательно с хорошим концом. Занавес медленно открывает заснеженный лес, освещённый в ночи фосфоресцирующей луной, летящим фейерверком бенгальских огней и цветными юпитерами с балкона: он кажется лиловым, будто пятипалая сирень, которую папа научил искать в кистях соцветий на даче, чтобы стать счастливой… Она и жила несколько дней с ожиданием этого чуда…
В выходной за обедом она нагрубила маминой подруге – и была наказана. Ей выговорили, что на ёлку она не пойдёт, но подарок ей всё равно, так и быть, возьмут. Вася сначала даже не верила, что не пойдёт, этого просто ну никак не может быть, а потом до неё дошло, что да, это так. Только причина не в том, кому и что она сказала, а в том, что родители просто боятся пускать её одну в большой дворец… Когда она это осознала, то плакала опять целых три дня, стараясь, чтобы никто не видел, и ей больше уже не казалось, что в новый год происходят чудеса. А сладости в подарке, который отец принёс с ёлки, она тогда есть отказалась.
Василиса не раз слышала, как мама говорила о каких-то знакомых своих знакомых:
– Выходила бы замуж, пока ещё можно. – Она усмехалась и думала о том, что её вот замуж не пускают и говорят ей: «Замуж? Зачем? Ты что, бросишь работу? Это же надо додуматься, в наши времена замуж!»
Вася была первым ребёнком, и, в сущности, с ней не было у родителей каких-либо проблем. Она хорошо училась, кончила школу с золотой медалью, как медалистка поступила в университет без экзаменов. Она редко ходила гулять, Лидия Андреевна даже иногда просто выгоняла её на улицу, например, покататься на лыжах. Лидия Андреевна поймала однажды дочь на том, что та вместо того, чтобы пойти кататься в парк, мочила лыжи водой, будто растаявшим снегом, и спокойно сидела на диване с книжкой в руках. Дочь редко выходила из дома, но если вылезала, то даже её визит в кино, театр, за город вызывал необъяснимое раздражение такой силы, с которой штормовой ветер вырывает с корнем вековые деревья. Лидия Андреевна иногда сама себя спрашивала: «Почему?» Конечно, она боялась глухих неосвещённых улиц, где ей мерещились на каждом углу тёмные личности. Да так и было всё… Но она ловила себя на мысли, которую даже не очень прятала от себя, что она не может не ревновать дочь. Нет, это была ревность не к мужчинам. Это была ревность к утраченным возможностям успеть: успеть состояться, успеть стать счастливой, успеть полюбить…
Когда Лидия Андреевна начинала голосом, не требующим каких-либо маломальских возражений, давать распоряжения, дети реагировали по-разному. Гриша почти всегда молчал и шёл согласно всё исполнять, Вася чаще всего тоже всё безропотно делала, но иногда начинала возражать голосом капризной девочки или просто огрызалась, как молодой щенок.
Муж ей говорил, что она на всех давит. Но самого Андрея это не очень-то и задевало. Пожалуй, Лида в чём-то напоминала ему его собственную мать. В сущности, за Лидией он был, как за каменной стеной. Ушли родители – Лида подвинулась на их место и их заменила.
Лидию Андреевну захлёстывало и несло по горной, пенящейся и брызжущей слюной речке. Лидия Андреевна благополучно огибала все встречающиеся на её пути камни, разбрасывая маленькие камушки своей бурлящей силой: не попадись! Дочь иногда закрывалась от неё в комнате и ложилась на кровать, так же, как и отец, отвернувшись к стене. Лидия Андреевна тогда места себе не находила, не выдерживала и начинала её задевать. Но, если Андрей и сын молчали, будто оглушённые свалившимся на них бревном, то Василиса сначала тоже старалась не откликаться на приставания матери, а потом не выдерживала и отвечала что-нибудь резкое. Лидия Андреевна, чувствуя, как накатившая ярость выносит её опять на гребень, обрушивалась волной на дочь: сдёргивала с неё покрывало, которым та обматывалась с головой, или звукоизолирующую подушку, под которую была зарыта её голова. Тогда, когда бешенство удушливой волной накатывало на её сознание, Лидия Андреевна с силой щипала детей, выворачивая наизнанку нежную кожу, или выкручивала им руки. Она могла это сделать и под столом в присутствии гостей или в тесном автобусе, если что-то сказанное детьми выводило её из себя. Слушать её раздражённые крики было невозможно, это моментально нарушало равновесие, не давало работать, хотелось выскочить за порог. Вася иногда придвигала массивный письменный стол со стороны закрытой двери в своей комнате. Настоящих замков в комнатах не было… Но и это не помогало. Лидия Андреевна пару раз сдвинула стол, оставив на полу длинные белые царапины, похожие на гноящиеся раны.
Как-то получалось так, что Лидия Андреевна изгоняла почти всех друзей детей. Василиса хорошо помнит, что в детстве у неё было полно подружек, потом друзья как-то незаметно исчезли, словно цветы в неухоженном саду, зарастающем колючим чертополохом и жалящей крапивой… Она просто перестала их звать, так как Лидия Андреевна умудрялась создать такую обстановку, что казалось: вот-вот проскочит искра, так всё было наэлектризовано – будто волосы под пластиковым гребнем, все стояли навытяжку. В её детстве же все друзья приходили к ней, а не она к ним. Подруг было не очень много: четыре-пять, она уж и не помнит, кого считать за друга, кого нет. Они даже иногда обедали у них, их брали на дачу и в лес, когда они с отцом ездили за грибами. В студенческие годы к ней ходило полно общежитских, и она помогала им делать домашние задания. Потом подруги начали одна за другой выскакивать замуж и приходили к ней всё реже. Васе не то чтобы не нужны были подруги, просто она стала чувствовать, что они вносят в родительскую жизнь дискомфорт. Она знала, что даже в их большой квартире, если напрячь слух, то можно услышать все разговоры. Это угнетало её. Она стала бояться вывести из равновесия родителей. Потом ей совсем не хотелось лежать голой беззубкой в распахнутой любопытному взору перламутровой ракушке на отмели… Ей было просто удобнее не иметь друзей…
