Маргарита Симоньян - В Москву!
Но главное — сплюнет местный — бздыхи все время торчат на море. Взрослые люди! Как можно радоваться этой грязной луже, местные не понимают. Сами они к окончанию средней школы теряют к морю всякий интерес.
«Хорошо, что я не бздышка, — подумала Нора. — А то бы уже сгорела».
Между тем вечерело. Южное солнце, как огромный малиновый батискаф, стремительно погружалось в воду. Нора решила было продолжить писать Марусе опять в том же духе — что, мол, Бирюков такой мерзавец, но при этом такой красавец, да к тому же еще олигарх, и что же теперь с этим делать — но тут телефон зазвонил прямо у нее в руках. Это был олигарх-мерзавец.
— Молодец, что приехала, — сказал он. — Я скучал. А ты?
— Мне было некогда. И я приехала не по своей воле, как тебе хорошо известно.
— Извини за Шмакалдина. Правда, извини. Я не знал, как еще тебя сюда затащить, и ничего умнее не придумал. Предлагаю сегодня напиться. Твои «Южные Вежды» меня окончательно утомили.
Напиваться отправились в бар при «Эдисон-Лазоревой», потому что Майдрэс сказал, что «у кого бабки есть, нигде больше не бухают, кроме там».
Восьмиминутный рекламный ролик, крутившийся в эфире «Югополиса-Восемь» вместо новостей, не врал ни секунды. В бывшей вшивой «Лазорьке» теперь практически все было конкретно элитное. Остальное было престижное. Ну и самый чуть-чуть скромненько соответствовал лучшим мировым стандартам.
Борис и Нора уселись на престижный диван, и к ним подошла элитная официантка в соответствующем лучшим мировым стандартам фартуке с жирным пятном. На столе лежали престижные полотенца и элитные вилки. Нора с Борисом выпили соответствующего лучшим мировым стандартам вина из престижных бокалов и напились в хлам.
— Знаешь такой анекдот, — спросила Нора, — сидит шикарная блондинка в баре, а к ней подходит Джеймс Бонд, весь такой из себя, протягивает визитку и говорит: «Bond. James Bond» А она ему: «Off. Fuck off».
— Это ты к чему?
— Да так, к слову пришлось.
— Я брюнеток предпочитаю.
— Это ты к чему?
— Тоже к слову.
— А жена у тебя блондинка или брюнетка? — спросила Нора.
— Блондинка.
— Ну вот, а сам говоришь.
— Мы давно познакомились — у меня с тех пор изменились вкусы, — сказал Борис, прищурившись, от чего кожа вокруг его глаз сложилась в ровные взрослые складки, которые почему-то немедленно взволновали Нору.
— А как ты познакомился с женой? — спросила Нора.
— Здесь же, в Сочи. Я ее увидел и обомлел.
— Какая она?
— Чудесная.
— Ты всегда, когда девушку клеишь, про жену рассказываешь?
— Нет, первый раз, — засмеялся Борис.
Нора стучала по столику обломанными волнорезом ногтями. Борис вспомнил безупречные маникюры Алины. «И зачем она их делает? Противно смотреть на искусственные ногти, — подумал Борис. — И волосы нарастила. Где она, кстати, вообще? Что-то давно не звонит. Интересно, у этой свои?»
А сам спросил:
— Нора, о чем ты мечтаешь? Что ты думаешь дальше делать в жизни? Вот опубликуешь статью про то, какой я говнюк, и что будешь делать?
«Не говнюк, а мерзавец», — подумала Нора.
— Не знаю точно. Я в Москву думала уехать. Здесь же невозможно ничего добиться, никакую карьеру не сделаешь. И не платят совсем.
— А в Москве тебя ждут?
— Если бы ждали, уже бы уехала.
— А почему в Москву? Почему не в Рим? Или Лос-Анджелес? — спросил Борис, снова прищурившись.
— Я бы не смогла жить не в России. Мне кажется, лучше, чем в России, нигде не бывает, — сказала Нора.
— Ты просто нигде не была, — сказал Борис.
На престижной люстре затренькали соответствующие лучшим мировым стандартам висюльки. К пианино подсел элитный музыкант. Нора отлучилась в престижный туалет. Борис оплатил элитный счет, оставил соответствующие лучшим мировым стандартам чаевые и вышел за ней.
В элитном коридоре он взял ее за руку чуть выше локтя. Ее кожа на ощупь была как натянутый барабан. «Совсем молодая», — подумал Борис, потянул на себя и уткнулся лицом в ее волосы. На вкус волосы оказались солеными. «От морской воды», — подумал Борис.
— Пойдем ко мне, — сказал он тихо, не отнимая губ от волос.
Нора почувствовала, как что-то внизу у нее трепыхнулось, и запульсировало, и стало наливаться тяжелым соком, как тугая почка каштана перед весной. «Так вот почему Димка дрожит, когда я до него дотрагиваюсь», — пронеслось в голове у Норы.
— Пойдем, — сказала она еле слышно.
Большая уверенная тяжесть прижала Нору к кровати. Она увидела, как ее нога, сжатая у лодыжки, вдруг согнулась в колене и ушла вверх, к подушке — и твердое, грубо настойчивое резко прошло непрочную преграду, вырвав из Норы стон. Нора задохнулась, дернулась, и сквозь грохот обрывков картинок, полубреда и вспышек неверного зрения, на грани реального мира понеслось, понеслось… — то ли вслух, то ли в мыслях — куда понеслось? куда, куда, да, да!.. это небо? небо кусками… деревья в клочья, как в парке на карусели… лечу-у-у-у-у… мама!.. так еще! …это по… пол?.. подожди… где был пол, потолок?.. где мы были?. куда я несусь, куда-а-а… это мой затылок бьется — бьется куда? да! — да! — да! — дам-ба-дам-ба-дам-ба… дамба! …я несусь к дамбе! что про дамбу?.. прорвет! Щас прорвет, все порвется, рвется, держите! Общагу зальет — на каком этаже?.. этаже?.. уже рвется, прорвется, щас, прямо щас, удержи!.. рука! рука там откуда… куда? — нет, не надо… — что ты делаешь? …не надо! — так не надо — мне больно! — о нет! — о да! — дда-аа-а-а!!! — дамммм-ба-а-а!!!.. ДАМБАААААААААААААААААааа…
В километрах отсюда, на других берегах всех морей, на краю всех дорог, за горами, Нора услышала страшный взорвавшийся крик. «Кто так кричит?» — удивленно подумала она и через секунду, обмякая и проясняясь, поняла, что это ее голос и что это ее ногти впились в ладони до крови и стерлись коленки и локти, и над ней, открывая глаза, оседает на простынь Борис.
Возвращаясь в свои горизонты, Нора заснула, все еще чувствуя, как внутри нее резко и нежно первый раз в жизни сокращается изумленная матка.
Через пару часов она проснулась от того, что Борис щекотал ей шею.
— Что-то случилось? — сказала Нора, морщась.
— Я хотел у тебя спросить кое-что.
— Ты меня для этого разбудил? Утром не мог спросить?
— Уже утро. А вопрос важный.
— Ну?
— У тебя свои ногти?
От удивления Нора села в кровати.
— Ты что, псих?
— Я псих? — засмеялся Борис. — Это ты псих! Никогда в жизни не слышал, чтобы женщина так кричала. И так брыкалась. Ты мне чуть палец не прокусила.
Нору резануло слово «женщина». Она не привыкла так о себе думать. Девушка — и девушка, а женщиной будет потом, в старости — после тридцати.
— Палец? Когда?
— Когда я рот тебе зажал, чтоб соседи милицию не вызвали.
— Серьезно? — засмеялась Нора. — А я не помню. Если ты все помнишь, значит, тебе было не так хорошо, как мне.
— Ничего не значит.
Нора встала, чтобы взять сигареты, сверкнув оставшимися от купальника белыми треугольниками вокруг сосков.
— Я думала, я умру.
— Не ври.
— Честно. Первый раз кончила с мужчиной.
— Просто я твой первый мужчина.
— Это тебе показалось. У меня были мужчины.
— Это тебе показалось, что у тебя были мужчины.
Помолчали. Через штору протиснулся луч, и в нем кувыркались пылинки. За окном истерили птицы. Нора неуверенно засобиралась. Борис не останавливал.
— Ну, я пошла, — нарочно бодрым голосом сказала Нора, застегнув джинсы. — Пусть тебе приснятся голые телки.
— Что?
— Да ничего. Присказка такая у нас в общаге.
— А-а. Там Майдрэс у входа, отвезет тебя, куда скажешь. Созвонимся.
У двери Нора посмотрела в зеркало и себе не понравилась. Выходя, она услышала:
— Так насчет ногтей ты не ответила — свои или нет?
— Да свои, свои!
— Я так и думал. А волосы?
— Офф. Фак офф, — весело крикнула Нора.
Выйдя на улицу, она поймала такси. Меньше всего сейчас ей хотелось видеть лицо Майдрэса, насмешливое и сочувствующее.
Седьмая глава
Жили-были, жрали-пили, все нормально!
Абхазская народная сказка*Какую же глупость сказала Лиана, когда сказала: «Ну, вот мы и в заднице мира». Она просто не знала, что Абхазия — это кусочек земли, который Бог, когда раздавал людям земли, оставил себе под дачу.
Абхазская народная легенда гласит, что абхаз к Богу за землей опоздал. И Бог его спросил: «Ты чего пришел? Я уже все раздал». А абхаз ему говорит: «Извини, брат, я не мог прийти вовремя, у меня были гости». Тогда Бог оценил гостеприимство абхаза и отдал ему тот самый красивый кусок, что оставил себе под дачу. Теперь там страна Абхазия.
В этой прекрасной теперь уже целой стране, а тогда — территории, осененной пихтами и платанами, Алина несколько дней пряталась от Бориса. Она бы пряталась и дольше, но ей пришлось неожиданно вернуться в Россию из-за таких обстоятельств, которых никто — ни Борис, ни Алина, ни даже абхазские президент и парламент — не мог ожидать.
