Николай Нароков - Могу!
— Так! Да! Так! Вот именно так!
Солнце поднималось все выше, воздух нагревался, и росинки начали высыхать: то один огонек потухнет, то другая искра скроется. Виктор не сразу заметил их умирание, а когда заметил, то слегка улыбнулся своей хорошей улыбкой. «Кончается!» — прошептал он. И ему ничуть не было жалко, что «оно кончается», потому что не сожаление, а благодарность была в нем. И когда почти все огоньки потухли, он повернулся и посмотрел на солнце.
Но тут же вспомнил и спохватился: «А автобус?» Быстро глянул на часы: было пять минут восьмого, автобус уже ушел. Но ни досады, ни сожаления он не почувствовал, а продолжал стоять и улыбаться.
Ехать в Ларсонвилль ему, конечно, было надо, и он знал, что ехать надо, но к тому, что он опоздал и не поедет, он отнесся легко: «Опоздал и — опоздал! Вот и все!» — беззаботно подумал он, как будто прелесть сияния росы благосклонно оправдывает его, как будто поездки в Ларсонвилль даже не должно быть, если роса блестит на утреннем солнце, а он смотрит, как блестит она. Он легко махнул рукой и зашагал назад, к дому. И думал не о том, что ему скажет начальник и что он скажет начальнику, а о том, как блестели росинки. «Ну что, алмазы? Сдаетесь? Не можете так? И за что только за вас деньги платят?» — весело поддразнил он.
А когда вошел к себе, то вспомнил про сегодняшние именины, и ему стало обидно за Юлию Сергеевну: «Ради ее именин не хотел остаться, а ради росы остался!» Но тут же обрадовался: «Остался! Остался! И, значит, буду у нее!» И от радости дрыгнул ногой вправо и влево.
Глава 14
Днем были гости. Приходили, поздравляли, подносили подарок, выпивали чашку кофе или глоток вина и уезжали. Некоторые поздравляли по телефону или присылали нарядные карточки. От Веры Сергеевны и ее мужа прислали телеграмму из Канзас-Сити.
Табурин не пришел, а поздравил по телефону: ему никак нельзя было отлучиться с работы. Но он утешил:
— А вечером я заеду, обязательно заеду! Вы не думайте, будто так легко отделались от меня.
Елизавета Николаевна осталась этим недовольна:
— Ну вот… «Вечером заеду»!.. Хотелось, чтобы вечером никого не было, а он…
— Все равно, мама! Кто-нибудь вечером обязательно придет, этого не избежишь! — мирно ответила Юлия Сергеевна и посмотрела грустно. «Кто-нибудь придет, а кто-нибудь не придет!» — подумала она.
Она принимала гостей, разговаривала с ними и все время чувствовала не то пустоту, не то досаду. Оттого, что Виктора не было, и она знала, что он не придет, гости казались ей неинтересными, а день казался нудным. Хотелось, чтобы он скорее кончился, этот обманувший день.
Она ждала этого дня с непонятной и неопределенной надеждой, сама не зная, на что надеется она. Ничего определенного не было, но ей все время казалось, что в «ее день» что-то будет, не может не быть. Что? Оно (так казалось ей) подскажется не решением, потому что никакого решения в ней нет, а придет само, неожиданное, но жданное. А может быть, оно не придет? И может быть, она его не пустит? «Ничего, ничего не знаю! — шептала она. — И пусть будет так, как будет!»
Но когда она узнала, что Виктор уезжает, и она его не увидит, все потемнело: ждать стало нечего. И тогда ей начало казаться, что и нельзя было ждать чего-нибудь: «Ведь ничего нет! И слава Богу, что нет!» — попробовала она успокоить и даже утешить себя.
Она сидела в гостиной с двумя дамами, как вдруг услышала голос Елизаветы Николаевны, которая с кем-то говорила на патио. Юлия Сергеевна не слышала, с кем она говорит и что говорит, но непонятное чувство подсказало ей все. Сердце вдруг забилось. И тотчас дверь с патио раскрылась и вошел Виктор: чем-то смущенный, улыбающийся, с громадным ворохом цветов. Юлия Сергеевна так обрадовалась, что даже не догадалась скрыть свою радость, и вся засияла. Гостьи многозначительно переглянулись.
— А я думала, что вы уехали! — глядя прямо на него, сказала она.
— Извините: я уже приехал! — неловко пошутил Виктор и поздоровался.
— Кофе? Чаю? Вина?
— Спасибо! Но если можно, то не заставляйте меня ни есть, ни пить. А если этого нельзя, то я съем и выпью все, что прикажете.
— Ну, и не ешьте, если не хотите! — весело и счастливо рассмеялась Юлия Сергеевна.
Гостьи скоро уехали. Юлия Сергеевна, проводив их, вернулась в гостиную и села, стараясь не смотреть на Виктора. И вдруг вспомнила, как она ждала сегодняшнего дня и как ей казалось, что в этот день «что-то будет» и как потом, узнав, что Виктор уедет, стала чувствовать другое: ничего не могло быть, потому что ничего нет. А сейчас, не глядя на Виктора, но чувствуя его присутствие, наполнилась другим: «Да, оно будет! Конечно, будет!» И еле заметно улыбнулась, не замечая своей улыбки. Не удержалась и посмотрела на Виктора. И ей очень требовательно захотелось рассказать все, но не для чего-нибудь, не с целью, а только для того, чтобы он знал. Но не сказала ничего, молчала и улыбалась. А потом повторила то, что уже сказала при встрече:
— А я думала, что вы уехали…
Виктор неопределенно пояснил неудачной выдумкой, почему он остался, но о росе умолчал. Он еще дома решил, что не скажет о ней: «Нельзя же, никак нельзя! — сообразил он. — Ведь это же ей будет обидно и даже оскорбительно: я совсем не из-за ваших именин, а из-за росы не поехал!» Но то, что он ответил неопределенно и уклончиво, Юлия Сергеевна истолковала по-своему, как ей хотелось: он не уехал именно для того, чтобы в этот день быть у нее.
— Нет, вы в самом деле не хотите ни чаю, ни кофе?
— В самом деле!
— В самом-самом деле?
— В самом-самом деле!
Потом в комнату вошла Елизавета Николаевна и, широко раскрыв дверь, вкатила Георгия Васильевича в его кресле. Виктор сразу вскочил и подбежал помочь, но Георгий Васильевич весело запротестовал:
— Не беспокойтесь, не беспокойтесь! Не такой уж я беспомощный, как вы думаете. Дверь открыть мне, действительно, трудно, а с колесами я сам чудесно справляюсь. Привык! Наловчился!
— Кати свои колеса ко мне! Поближе! — позвала его Юлия Сергеевна.
Георгий Васильевич весь день был в благодушном настроении: «Юлечкины именины!» И ему стало радостно оттого, что она, чуть он появился в комнате, позвала его: «Иди ко мне! Поближе!» Он взял ее руку и стал поглаживать. И Юлия Сергеевна легким движением пальцев отвечала на его поглаживанье, прислушивалась к себе и удивлялась: все то, что появилось в ней в ту минуту, когда она неожиданно увидела Виктора, вдруг ушло, словно ничего в ней и не было. И она безо всякого смущения смотрела на Виктора и слушала, что он говорит. Ей стало очень мирно и покойно. Она обняла Георгия Васильевича за плечи и потянулась к нему щекой. Было неудобно так сидеть, кресло с колесами мешало, но она не замечала, что ей неудобно.
Виктор все же не утерпел и начал рассказывать про росу. Но не говорил, что рассказывает о сегодняшнем дне, а заменял «сегодня» неопределенным — «на днях». Рассказывал с увлечением и очень хотел, чтобы все пришли в восторг от того, как блестела роса. Но найти нужных слов не мог и досадовал на себя за то, что не умеет передать ни блеска росы, ни своего восхищения. И часто повторял только одно: «Нет, алмазы так не блестят! Куда им!»
— А замерзшее стекло в окне! — поддержал его Георгий Васильевич. — Видали вы замерзшее стекло, когда на него светит зимнее солнце? Такая игра, такой блеск, что все алмазы, действительно, должны сгореть со стыда и поскорее спрятаться. Уверяю вас.
— А вот я возьму как-нибудь зимой замерзшее стекло и надену его на себя! — весело рассмеялась Юлия Сергеевна.
И оттого, что Георгий Васильевич и Виктор говорят одно и понимают одинаково, ей стало радостно. «Они оба, оба!» — повторяла она про себя. Что именно — «оба»? Значило ли это, что они оба равно одинаковы для нее, равно близки ей, и она их равно чувствует? Слово «оба» радовало ее и что-то не только объясняло ей, но даже что-то доказывало. В этом слове был для нее определенный смысл, благосклонный и решающий. И она несколько раз повторяла про себя: «Они оба! Оба! Как мне хорошо сейчас!»
Виктор посидел недолго, встал и начал прощаться. «Уходит? — с легкой болью подумала Юлия Сергеевна. — А разве… разве…» Конечно, ничего не могло быть сейчас, и она сама ничего сейчас не ждала, но посмотрела растерянно и немного жалостливо.
— Спешите? Некогда? — ласково поднял на Виктора глаза Георгий Васильевич. — Начальство только на часок отпустило? А вы вот приходите вечерком… Мы гостей не ждем, а если кто-нибудь придет, рады будем. И Борис Михайлович обещал вечером зайти.
Юлия Сергеевна пошла проводить Виктора и остановилась на патио. Виктор тоже остановился. Оба посмотрели друг на друга. Но не сказали ни одного того слова, которое оба хотели сказать. Только чувствовали, что такое слово в каждом из них есть.
— А разве на самом деле можно? — нерешительно спросил Виктор.
